Александр Солженицын - Двести лет вместе. Часть первая

На первых порах Екатерина остерегалась как враждебной реакции польской знати, упускающей властвование, так и неблагоприятного впечатления на православных подданных. Но, сочувственно относясь к евреям и ожидая от них экономической пользы для страны, Екатерина готовила им большие права. Уже в 1778 на Белорусский край было простёрто недавнее российское всеобщее постановление: владеющие капиталом до 500 руб. составляют отныне сословие мещан, а большею суммой – сословие купцов, трёх гильдий, по своему достоянию, и освобождаются от поголовной подати, а платят 1% с капитала, ими «объявленного по совести»[105].

Это постановление имело особенное, большое значение: оно разрушало еврейскую до сей поры национальную изолированность (Екатерина и хотела нарушить её). Оно подрывало и традиционный польский взгляд на евреев как на элемент внегосударственный. Подрывало и кагальный строй, принудительную силу кагала. «С указанного момента начинается процесс внедрения евреев в русский государственный организм… Евреи широко воспользовались правом записываться в купечество» – так что, например, по Могилёвской губернии купцами объявилось 10% от еврейского населения (а от христианского – только 5, 5%)[106]. Евреи-купцы освобождались теперь от податного отношения к кагалу и уже не должны были, в частности, обращаться к кагалу за разрешением на всякую отлучку, как раньше: они имели теперь дело лишь с общим магистратом, на общих основаниях. (В 1780 приехавшую Екатерину евреи могилёвские и шкловские встречали одами.)

С отходом евреев-купцов переставала существовать и государственная рубрика «евреи». Остальные все евреи теперь тоже должны были быть отнесены в какое-то сословие и, очевидно, только в мещан. Но желающих переходить сперва было мало – из-за того что годичный поголовный сбор с мещан в то время был 60 коп., а с евреев – 50 коп. Однако и другого пути не оставалось. А с 1783 и евреи-мещане, как и евреи-купцы, должны были вносить сборы не в кагал, а в магистрат, на общих основаниях, и паспорт на выезд получать от него же.

Это движение закрепилось всеобщим новым Городовым положением 1785, которое рассматривало лишь сословия, а никак не нации. По этому положению все мещане (а стало быть – и все евреи) получали право участия в местном сословном управлении и занятия общественных должностей. «По условиям того времени, это означало, что евреи стали равноправными гражданами… Вступление в купечество и мещанство в качестве равноправных членов явилось событием крупного социального значения», должно было превратить евреев в «общественную силу, с которой нельзя было не считаться, а тем самым поднять их нравственное самочувствие»[107]. Это облегчало и практическую защиту их жизненных интересов. «В то время торгово-промышленный класс, равно как и городские общества пользовались широким самоуправлением… Таким образом, в руки евреев, наравне с христианами, была передана известная административная и судебная власть, благодаря чему еврейское население приобрело силу и значение в общественно-государственной жизни»[108]. Из евреев бывали теперь и бургомистры, и ратманы, и судьи. Сперва в крупных городах применялось ограничение: чтобы евреев на выборных должностях не было больше, чем христиан. Однако в 1786 «Екатерина послала белорусскому генерал-губернатору собственноручно подписанный приказ»: чтобы равенство прав евреев «в сословно-городском самоуправлении… „непременно и без всякого отлагательства приведено было в действие“, а с неисполнителей его „учинено было[бы] законное взыскание“[109].

Отметим, что таким образом евреи получали гражданское равноправие не только в отличие от Польши, но раньше, чем во Франции и в германских землях. (При Фридрихе II были и сильнейшие стеснения евреев.) И, что ещё существенней: евреи в России от начала имели ту личную свободу, которой предстояло ещё 80 лет не иметь российским крестьянам. И, парадоксально: евреи получили даже большую свободу, чем русские купцы и мещане: те – жили непременно в городах, а еврейское население, не в пример им, «могло проживать в уездных селениях, занимаясь, в частности, винными промыслами»[110]. «Хотя евреи массами проживали не только в городах, но также в сёлах и деревнях, они были приписаны к городским обществам… включены в сословия мещан и купцов»[111]. «По роду своей деятельности, окружённые несвободным крестьянством, они играли важную экономическую роль – в их руках сосредоточивалась[сельская] торговля, они брали в аренду различные статьи помещичьих доходов, продажу водки в шинках» – и тем «способствовали распространению пьянства». Белорусская администрация указывала, что «присутствие евреев в деревнях вредно отражается на экономическом и нравственном состоянии крестьянского населения, так как евреи… развивают пьянство среди местного населения». «В отзывах администрации было, между прочим, отмечено, что евреи дачею крестьянам водки в долг и проч.[приём вещей в заклад за водку] приводят их к пьянству, безделию и нищете»[112]. Но «винные промыслы являлись заманчивой статьёй доходов»[113] – и для польских помещиков, и для еврейских посредников.

Естественно, что полученный евреями гражданский дар не мог не понести в себе и обратную угрозу: очевидно, что и евреи должны бы были подчиниться общему правилу, прекратить винный промысел в деревнях и уйти оттуда. В 1783 было опубликовано, что «прямое правило предлежит каждому гражданину определить себя к торговле и ремеслу, состоянию его приличному, а не курению вина, яко промыслу совсем для него не свойственному», и если помещик сдаст… в деревне курение водки «купцу, мещанину или Жиду», то он сочтён будет нарушителем закона»[114]. И вот – «евреев стали подвергать выселению из деревень и сёл в города, дабы отвлечь их от вековых занятий… аренды винокуренных заводов и шинков»[115].

Разумеется, для евреев угроза поголовного выселения из деревень выглядела не как мера государственного единообразия – а как специальная мера против их национально-вероисповедной группы. Явно лишаясь столь выгодного промысла в сельской местности, переселяемые в город евреи-мещане попадали там в густое стеснение внутригородской и внутриеврейской конкуренции. Среди евреев возникло сильное возбуждение, – и в 1784 поехала в Петербург депутация от кагалов – хлопотать об отмене сей меры. (Одновременно кагалы рассчитывали: при помощи правительства вернуть полноту своей теряемой над еврейским населением власти.) Но ответ от имени императрицы был: «Когда означенные еврейского закона люди вошли уже… в состояние, равное с другими, то и надлежит при всяком случае наблюдать правило, Ея Величеством установленное, что всяк по званию и состоянию своему долженствует пользоваться выгодами и правами без различия закона и народа»[116].

Однако пришлось посчитаться со сплочённой силой весьма заинтересованных польских помещиков. Хотя в 1783 администрация Белорусского края запретила им отдавать винокурение на откуп или в аренду «лицам не имеющим на то права, «особливо Жидам»… помещики продолжали отдавать евреям на откуп винные промыслы. Это было их право»[117], устойчивое наследие вековых польских порядков.

И Сенат – помещиков не посмел принудить. И в 1786 отменил выселение евреев в города. Для этого изыскан был такой компромисс: евреи пусть считаются переселёнными в города, но сохраняют право на временную отлучку в деревни. То есть и остаются жить в деревнях, кто где жил. Сенатский указ 1786 разрешал евреям жить в деревнях, и «евреям было позволено брать на откуп у помещиков производство и продажу спиртных напитков, в то время как купцы и мещане-христиане не получали этих прав»[118].

Да и хлопоты кагальной делегации в Петербурге остались тоже не вовсе без успеха. Она не добилась, как просила, учреждения отдельных еврейских судов для всех тяжб между евреями, но (1786) кагалам была возвращена значительная часть административных прав и надзора за еврейским мещанством, то есть большинством еврейского населения: раскладка не только общественных повинностей, но и сбор подушной подати, и снова – усмотрение о праве отлучки из общины. Значит, правительство увидело свой практический интерес в том, чтобы не ослаблять власти кагала.

Вообще по России всё торгово-промышленное сословие (купцы и мещане) не пользовалось свободой передвижения, было прикреплено к месту приписки (чтобы отъездом своим не понижать платежеспособность своих городских обществ). Но для Белоруссии в 1782 Сенат сделал исключение: купцы могут переходить из города в город «смотря по удобности их коммерции». Этот порядок опять дал преимущество еврейским купцам.