Евгений Савченко - Очерк и публицистика

Стремление это уже на старте движения было подчёркнуто настойчивым указыванием на особый не только социальный, но и материальный статус «болотников», которым они будто бы обязаны исключительно собственным заслугам — высокому уровню образованности, творческим способностям и энергии и т. д и т. п. Я вовсе не хочу сказать, что все участники многотысячных демонстраций обладали таким материальным статусом, но такой оказалась их доминирующая идеология, чему имеется множество свидетельств.

Из статьи А. Самариной «70 % митингующих — либералы по убеждениям»: «Это элита общества по образованию и роду занятий, — сказал Владимир Рыжков. — Это люди, которые определяют будущее страны. И очень приятно, что 70 % — граждане демократических, либеральных взглядов».

…Борис Немцов рассказал, что… на проспекте Сахарова выделялись две группы: «Одна состояла из активистов широкого спектра — от правых и националистов до либералов и демократов…» — процентов до 10. «Остальные 90 тысяч — просто обманутые, неравнодушные граждане, относящиеся к среднему классу. Это не были обездоленные, безработные, гастарбайтеры, нищие… это были белые воротнички, менеджеры, интернет-активисты, деятели литературы и искусства. Это была креативная Москва. Вполне образованная и интеллигентная» («Независимая газета». 27.12.2011. — Курсив мой. — К. М.)

Из статьи Игната Калинина «Кто протестует в Москве»: «…Результаты опроса (проведенного Левада-центром) подтверждают, что на улицы выходит образованный, креативный класс столицы… У 70 % есть хотя бы одно высшее образование, 89 % процентов пришедших зарабатывают себе на достойную жизнь…» («Московский комсомолец», 28 декабря 2011 год). Последнее особенно впечатляет: сказано так, как если бы уже само по себе наличие высшего образования являлось в нашей стране гарантией получения заработка, способного обеспечить «достойную жизнь»! Хотя, несомненно, даже иные иностранцы, которым это интересно и для которых не составляет никакого труда ознакомиться в интернете с данными Росстата и открытой печати, знают, как мало соотносится одно с другим в нынешней России. А ещё лучше знают об этом многие и многие отечественные обладатели высшего образования, чьих заработков едва хватает, чтобы не очутиться за чертой бедности. Зачем же было так настойчиво подчёркивать то, что имеет очень мало общего с действительностью, если не затем, чтобы ещё и ещё раз переживать сладостное ощущение своей элитарности, обособленности от погружённых в социальное убожество масс «обездоленных и нищих»?

Вот, например, телевизионная программа EuroNews (4 марта 2012 года, 23.00), вообще не мудрствуя лукаво, сообщила, что на улицу вышли «горожане с высоким уровнем дохода»; и если подобная картина не вполне соответствовала реальному составу участников митингов, остаётся бесспорным, что такое, с этической точки зрения более чем сомнительное, подчёркивание их социально-экономического превосходства по отношению к огромному количеству остальных граждан России, не вызывало у них отторжения. А стало быть, отвечало внутреннему стремлению к превосходству именно такого рода, и, в принципе, они соглашались отождествить социальное и даже гражданское достоинство человека с его материальным достатком. Стало быть, принимая идеал элитарной демократии, эту химеру, обретшую стольких поклонников в новой России. С предельной ясностью дух такой специфической демократии выразил А. Ермолин, в статье «О неизбежности креативной революции в России» (The New Times, 19.12.2011) прямо назвавший главной задачей такой революции «создание новых элит и нового российского народа». «Старому» же, логично заключить, предстоит отправиться на очередную «переплавку» — под руководством нового «гегемона», конечно, на роль которого «белая ленточка» уже попыталась выдвинуть так называемый креативный класс. Понятие это тотчас же пошло кочевать по всем страницам, не говоря уже о Сети, однако мало кто задумался над тем, насколько оно, как то уже не раз бывало в нашей стране, будучи позаимствовано из совсем другой реальности, соответствует собственно российской действительности. А потому не лишними будут, думается, некоторые уточнения и пояснения.

Теория креативного класса была создана американским экономистом и социологом Ричардом Флоридой, чья книга «Креативный класс: люди, которые меняют будущее» вышла в свет в 2002 году (русский перевод появился в 2005) и привлекла очень большое внимание предпринятой в ней попыткой обрисовать главные черты социальной структуры «общества знаний». В соответствии с резко возросшей ролью знаний, в том числе и сугубо экономической, в таком обществе на первое место выдвигаются люди, занятые решением сложных задач, для которых требуется независимость мышления и высокий уровень образования. Они и образуют креативный класс, к которому Флорида причисляет, прежде всего, людей, занятые в научной и технической областях, в искусстве и образовании; затем следуют бизнес и финансы, здравоохранение, право и смежные со всем этим сферы. Нетрудно заметить, что приоритет отдаётся, в основном, деятельности широкого социального значения, достойное вознаграждение которой позволяет людям, занятым в ней, твёрдо стоять на ногах и максимум своей энергии отдавать творчеству. Но кто решится утверждать, что так же обстоит дело сегодня и в России? Не утверждают ничего подобного и сами наши отечественные «промоутеры» этого понятия, под чьими перьями и на чьих компьютерах оно, напротив, стремительно стало превращаться в ещё один инструмент социальной селекции, теперь уже и среди носителей знания и обладателей не только дипломов о высшем образовании, но даже и учёных степеней. Так, например, в редакционной статье «Независимой газеты» за 28 декабря 2011 года читаем: «И тут главный вопрос, который должны понять власти, — кто же именно сегодня выходит на улицы? Раньше власть мало интересовалась этим. Предполагалось, что людей интересуют только зарплаты, а не политика. А так как на площади выходят, как правило, не бюджетники, а те, кто зарплату получает не от властей, то и претензий к властям они как бы не должны иметь» (курсив мой. — К. М.).

Как видим, под гребень селекции здесь попадают уже не только «обездоленные и нищие», но и бюджетники, то есть — врачи, учителя и даже университетские преподаватели, немалая часть инженеров и научных сотрудников. Словом, все те, кто, по мысли самого автора понятия «креативный класс», как раз должны были бы составлять ядро этого класса, но у нас оказались потеснены офисными работниками. Понятие же «бюджетник» вообще превращается у нас на глазах в клеймо, свидетельствующее о некой гражданской неполноценности, не говоря уже о полной неспособности к креативной деятельности тех, кто им помечен. Что уж тут говорить о таких бюджетниках, как военнослужащие, а тем более пенсионеры, этот объект почти зоологической ненависти некоторых «креативных» интернет-активистов. Так, некто, представившийся как musin damir, даже назвал их «самым большим электоральным злом», «паразитарным электоратом» и, как следствие, предложил приравнять предоставление пенсии «к отказу от права голоса».

Что ж, дело, по крайней мере, многое объясняет — то, например, почему иные люди, интуитивно ощущающие дыхание этой ненависти, готовы поддержать даже и существующую власть, относительно которой не имеют никаких иллюзий. Примечательно, что мысли о «паразитарном электорате» и прочем были записаны сразу же после того, как в полночь истёк день 10 марта — тот самый, в который многим стало окончательно ясно, что в прежнем виде движение исчерпало себя. Но показательно, на кого оказалась обрушена ярость!

Конечно, более респектабельная печать не позволяет себе высказываться с такой прямотой. Однако далеко ли, по сути, ушло от подобного строя мыслей, а особенно чувств, прозвучавшее на страницах всё той же «Независимой газеты» (2 марта 2012) предложение запретить (!) работникам бюджетной сферы становиться членами избирательных комиссий? Именно с такой законодательной инициативой выступили депутаты петербургского парламента от фракции «Яблоко», в глазах многих — едва ли не олицетворения самых высоких и чистых демократических принципов. Предложение обосновывается тем, что такая мера «осложнит применение административного ресурса на выборах». Иными словами, без каких бы то ни было колебаний предлагается ввести своего рода презумпцию виновности по признаку социального положения. Но следующим шагом может стать предложение лишить бюджетников права голоса всё по тому же признаку — а почему бы нет? Разве не давит «административный ресурс» на избирателей-бюджетников? И разве их убогие зарплаты не делают их особо зависимыми от администрации? Что ж, голоса, предлагающие введение имущественного избирательного ценза, тоже уже звучали, и если творческая мысль «креативного класса» намерена работать и дальше в этом направлении, то от души хочется пожелать ему неудачи.