Путинизм. Россия и ее будущее с Западом - Уолтер Лакер

переоценивалась за границей. Только после крушения режима стало ясно, что марксизм-ленинизм больше не воспринимался всерьез; ему еще лицемерно клялись в верности, но он стал предметом шуток даже среди тех, кто был на самом верху. Есть ли опасность, что подобное недоразумение может преобладать и теперь, когда политические взгляды, когда-то находившиеся только на периферии политической системы, сдвинулись в ее центр? Часто утверждают, что Россия стала очень консервативной, патриотичной и религиозной. Но социологические исследования пока призывают к осторожности, потому что один тот факт, что идеология генеральной линии так сильно изменилась, еще не указывает на глубину, на которой утвердились эти новые убеждения. Согласно социологическим исследованиям, вроде проведенных Владимиром Петуховым из Российской академии наук, нет сомнений в том, что рост патриотизма действительно имел место, и что удовлетворение от того, что часть потерянной территории (такая как Крым) была возвращена, широко распространилось. Однако, как только был задан вопрос относительно жертв, которые нужно будет принести для дальнейшего восстановления старой славы, результаты оказались вовсе не такими уж поразительными. Да, значительное большинство хотело бы видеть свою страну важной державой, сверхдержавой, если возможно, но оно отказывается прилагать большие усилия, особенно финансовые усилия, чтобы достигнуть этого. Евразийство могло бы быть темой повышенного интереса среди интеллигенции, но остальную часть общества оно интересует намного меньше. Подавляющее большинство россиян не мотивированы идеологией; их психология и стремления являются, в первую очередь, психологией и стремлениями членов потребительского общества.

Современная Россия — традиционное общество, и его люди в большинстве своем не склонны к переменам. Но не консервативные ценности преимущественно формируют их взгляды и поведение. В современной России, очевидно, истинных консерваторов не больше, чем либералов. Православная церковь играет теперь намного большую роль, чем в прошлом, но не ясно, долго ли сможет она поддерживать это положение. Только малочисленное меньшинство посещает церковные службы (в большие религиозные праздники этот процент несколько выше), или следует другим религиозным обязанностям. Согласно исследованиям, религия как фактор первостепенной важности стоит на первом месте для 8 процентов населения. Патриотизм, с 14 процентами, стоит несколько выше.

Эти факты, касающиеся мотивов большинства российского общества, не обязательно являются единственными, которые будут формировать российскую политику в ближайшие годы, но они, несомненно, ограничат ее область. Отсюда следует необходимость осторожности в то время, когда идеологические декларации российских политических лидеров вызывают больший интерес, чем обычно, потому что они так сильно отличаются от заявлений, сделанных в прошлом.

Те, кто правит Россией сегодня, силовики, описывались как новое дворянство, самоотверженные патриоты, мотивированные чистым идеализмом. Это действительно благородное видение, но насколько оно правильно? В 1980-х годах возникла странная ситуация: КГБ тратило большую часть своего времени, беспокоя и преследуя диссидентов, но сами сотрудники КГБ так же мало верили в коммунизм и советскую систему, как и их жертвы. Они делали то, что они делали, потому что им сверху давали приказы. Что известно об их реальных убеждениях? В глубине души многие из них были, вероятно, циниками, готовыми, очевидно, служить любой системе, пока она сохраняла их привилегированное положение. Что можно сказать о нынешней ситуации? Насколько важна идеология, и каково соотношение веса власти и денег? Было бы неправильно отмахиваться от важности патриотизма и других компонентов новой идеологии в целом как от просто дымовой завесы; часть новой элиты может глубоко верить в это, некоторые верят только немного, а некоторые не верят совсем.

Роль российской интеллигенции — это печальная история в этом общем контексте. В прошлом столетии эта самая привлекательная и творческая часть российского общества, которая внесла такой большой вклад в нашу культуру, подверглась бесчисленным кровопролитиям. В результате эмиграции и «ликвидации» мало что от нее осталось; стандарты и уровни снизились. Российских демократов обвиняли в том, что они потерпели крах в своих попытках реформ после распада Советского Союза. Это правильно, но мог ли бы кто-то другой добиться успеха на их месте, с учетом недемократического мышления российского общества в целом, желания сильной руки, которая должна управлять страной?

Новый средний класс еще мог бы появиться, но пока есть мало признаков, которые объявили бы о появлении новой интеллигенции. Из ее остатков некоторые заключили мир с новым режимом и поддерживают его, но другие подумали, что мудрее было бы уйти из политики и из общественной жизни вообще. В своей культурной истории Россия прошла Золотой и Серебряный век, но теперь у нее есть мало перспектив даже для бронзового века. Вспоминается реакция Пушкина, после того как он выслушал Николая Гоголя, читающего свои «Мертвые души»: «Боже мой, как грустна наша Россия».

Согласно высказыванию, приписанному Вольтеру, история — это грохот тяжелых сапог на лестнице и спешащий им навстречу топот шелковых ночных туфель. Вопрос, почему страны терпят неудачу и приходят к упадку, часто обсуждался в последние годы, но вопрос, почему они вновь обретают свою силу — иногда только на короткое время, иногда на более длительный период — обсуждался значительно реже. Германии потребовалось лишь пятнадцать лет после ее поражения в Первой мировой войне, чтобы возвратить свою военную силу и политическую власть. России потребовалось для своего возвращения два десятилетия после распада Советского Союза.

Но имеет ли смысл сравнивать Россию двадцать первого века с другими великими державами и империями? Появление Советского Союза было уникальным явлением, особым случаем, основанном на идеологии, желании построить общество, полностью отличное от всех других в истории, и это должно было стать началом новой эры, справедливым и прогрессивным обществом. Это должно было стать новым началом в летописи человечества. Как это было выражено в «Интернационале», который был гимном страны до Второй мировой войны:

Революция и режим, который она создала, породили в первые годы сильную оппозицию и враждебность. Но после окончания Гражданской войны был очень сильный энтузиазм, особенно среди молодого поколения. Это был героический век, и, как это выразил поэт Анатолий Д'Актиль: