Расширение прав и возможностей женщин в России - Джули Хеммент

Я обнаружила, что к 1997 году былое очарование импортными товарами исчезло. Многие подозрительно относились к заграничным продуктам, особенно к мясным, потому что из-за содержания добавок их качество считалось существенно ниже, чем у отечественных товаров. При этом люди часто были вынуждены покупать именно импортное, так как местные ритейлеры постоянно взвинчивали цены на российские товары. В статье Мелиссы Колдуэлл обсуждаются связанные с этим явления [Caldwell 2002].

В советские времена здравоохранение и уход за детьми были бесплатными. Ресурсов, выделенных на эти сферы, не хватало, качество услуг не было удовлетворительным, но они являлись важной частью общественного договора [Cook 1993].

В своей книге О. П. Алексеева говорит о том, что много времени провела в Англии и десять лет проработала волонтером в разных «благотворительных» проектах в России. Я воспринимаю О. П. Алексееву как одну из сторонниц и пропагандистов третьего сектора. При этом ее взгляды со временем изменились. При всех похвалах третьему сектору в более поздней статье, опубликованной в Surviving Together, О. П. Алексеева скорее предостерегает, говоря о разных подходах к благотворительности и социальной ответственности в США и России [Alekseeva 1996].

Первый абзац цитаты в русском источнике (книга О. П. Алексеевой) отсутствует, остальная часть цитаты приводится по книге Алексеевой. – Примеч. пер.

«Чайниками», как объясняет О. П. Алексеева, ласково называют тех, у кого руки растут немного не оттуда. Здесь используется для перевода популярной англоязычной серии «Для чайников».

Исследования «третьего», или «волонтерского», сектора появились только в начале 1980-х годов. Но в качестве перспективы развития эти представления стали в некотором смысле доминирующими для международных спонсорских организаций, которые работали в постсоциалистических условиях [Foley, Edwards 1997]. Важными центрами, занимающимися исследованиями третьего сектора, являются Йельская программа правительски-организованных неправительственных организаций (PONPO), проект сравнительного изучения некоммерческого сектора Университета Джона Хопкинса, Международное общество исследований третьего сектора при Университете Джона Хопкинса и ARNOVA (Ассоциация исследований некоммерческих организаций и волонтерства).

Вслед за Гартоном-Эшем в качестве иллюстрации дебатов о гражданском обществе я ссылаюсь здесь на работы Вацлава Гавела, Адама Михника и Дьёрдя Конрада. Нельзя сказать, чтобы взгляды авторов совпадали, но они во многом согласны и ведут диалог друг с другом. См. обсуждение в [Garton-Ash 1990; Gellner 1994; Ost 1990].

Как говорит Гартон-Эш, такая позиция характеризуется убеждением, что «нравственные изменения могут привести к кажущемуся несоизмеримым политическому результату, что сознание к конечном счете определяет бытие и что ключи к будущему лежат не во внешних, объективных условиях государств – политических, военных, экономических или технологических, – а во внутренних условиях субъективного мира отдельных людей» [Garton-Ash 1990: 193].

Это явление описано в [Foley, Edwards 1996, 1998]. Обсуждению работы де Токвиля и ее сохраняющейся актуальности был посвящен специальный выпуск «U.S. Journal of Democracy». Этот журнал посвящен анализу и документальным свидетельствам прогресса демократизации и развития гражданского общества. Редакционное введение заканчивается следующим утверждением: «На пороге нового тысячелетия можно с небольшим преувеличением сказать, что мы все теперь токвилианцы!» [Foley, Edwards 1998: 9].

Название романа Н. Г. Чернышевского. Написанный в XIX веке, роман «Что делать?» вдохновлял поколения русских революционеров. Статья с таким названием есть также у Ленина.

Ответом на это приглашение был поток эмпирических исследований, приводящих в основном данные опросов [Foley, Edwards 1997].

Интересно, что и в модели Патнэма, и в «Новой программе» государство экзогенно. Таким образом, формулировка гражданского общества 1990-х странным образом перекликается с оппозиционной идеей гражданского общества 1980-х, которая тоже отрицала важность государства. Однако, как мы увидим, реальная ситуация запутаннее, чем предполагают эти модели.

Если в начале 1990-х годов Всемирный банк не интересовался НПО и развитием, то в конце 1990-х в нем был создан целый отдел, посвященный этому направлению [James 1997]. В середине и конце 1990-х годов Всемирный банк стал основным спонсором исследований отношений либеральной экономики и демократии [Blair 1997].

В недавнем исследовании Сары Хендерсон о помощи Запада гражданскому обществу в России показаны направления финансирования: в 2000 году Институт «Открытое общество» Джорджа Сороса (Россия) направил более 56 миллионов долларов в НПО, университеты и другие общественные организации; с 1993 по 2001 год Фонд «Евразия» выделил некоммерческому сектору почти 38 миллионов долларов; с 1991 по 1998 год Фонд Макартура утвердил гранты на сумму более 17 миллионов долларов для поддержки гражданских инициатив в бывшем Советском Союзе [Henderson 2003: 7].

Недавние исследования подтверждают, что женщины преобладают не в официальной политике или на выборах, а в неправительственной сфере. См., например, [Ishkanian 2003; Phillips 2000; Sperling 2000; Zelikova 1996].

Сам Патнэм, обсуждая объединения, создающие социальный капитал, исключил некоммерческие организации из третьего сектора [Putnam 1995]. Я предполагаю, что на его работу ссылались те, кто занимался продвижением третьего сектора.

Поразительно похожая точка зрения приводится в статье Ольги Пицуновой, эколога-активистки из Саратова. В интервью о состоянии современного экологического движения в России она уничижительно отзывается о третьем секторе. Ольга Пицунова считает, что зарождающийся третий сектор резко отличается от «общественного движения». Вот как она его описывает: «Эти группы не являются общественными по своей сути: эти “революционеры” представляют собой слишком узкие кружки, они слишком далеки от народа» [Пицунова 1998: 24].

Вот как написал один пропагандист в Journal of Democracy: «Создание гражданского общества похоже на возделывание сада. Этот проект не выполнить за одну ночь, высаживая институты на чужой почве, делая заграничные прививки или на бумаге создавая множество организаций, которые реальны не более, чем растения из пластика. Этот процесс можно осуществить, только терпеливо взращивая институты на почве, которую на протяжении поколений коммунизм засеивал недоверием» [Rose 1994: 29]. По мысли исследователя, деятельность объединений порождает социальный капитал и привычку к сотрудничеству, доверию и участию. В то время как социальный капитал принадлежит отдельным людям, его и связанное с ним доверие можно экстраполировать на правительство. Это можно сделать потому, что все формы социального капитала взаимосвязаны. «Члены объединений гораздо чаще, чем нечлены, участвуют в политике, проводят время с соседями, доверяют обществу и т. д.» [Putnam 1995: 73].

Мишель Ривкин-Фиш исследует эту динамику. В книге о российских больницах середины 1990-х говорится о том, что либеральный дискурс глубоко повлиял на субъективное восприятие врачей и пациентов. В контексте острого кризиса общественной системы здравоохранения и обостренного чувства дезинтеграции общества врачи были сосредоточены на индивидуальных изменениях, а не на структурных проблемах общества, видя свою роль в нравственном воспитании мужчин и женщин для развития у них чувства собственного достоинства [Rivkin-Fish 2005].