Журнал Наш Современник - Журнал Наш Современник №11 (2003)

В. Б.: Вы сами, Сергей Юрьевич, никогда не писали ничего, не рисовали, не играли на сцене? Не было никаких творческих увлечений в молодости?

С. Г.: Я писал в старших классах не стихи, правда, а такие песни в прозе, как “Буревестник” у Максима Горького, кстати, тоже долгое время мой любимый писатель. Некоторые из этих песен в прозе были опубликованы в Запорожье в наших многотиражных газетах. Писал ещё и фельетоны для школьной стенгазеты. Позже продолжал их писать и для студенческой газеты МГУ. Слухом Бог меня обделил. Поэтому не пел и на гитаре не играл. Даже учился в музыкальной школе, но, увы, не судьба. Отсутствие музыкального слуха невозможно компенсировать тренировками. Научная проза — вот моя главная авторская деятельность.

В. Б.: Мы родились и воспитывались в советское атеистическое время. Многие из нас уже сами взрослыми пришли к вере, к принятию крещения. Каким был ваш путь к вере? Когда вас крестили? К примеру, я сам крестился после армии, в Оптиной пустыни. Я там служил в Козельске. Там же потом и крестился. Валентин Распутин крестился тоже уже взрослым, большинство известных мне писателей православного направления, у которых родители были коммунисты, принимали крещение уже самостоятельно, придя к православной вере.

С. Г.: Мне повезло, меня крестили в младенчестве. Крестила мама вместе с бабушкой и няней. В те годы крещение считалось чем-то предосуди­тельным, могло повлиять на карьеру родителей. Но мои родители никогда не состояли в партии, они не боялись этого, проблема была лишь в том, как найти время. У нас в городе с почти миллионным населением было лишь две церкви, надо было дождаться очереди. Меня крестили, с тех пор я рос как христианин, хотя собственно к православной вере пришел уже в сознательном возрасте, после тяжелых и мучительных переживаний, осмысленно после расстрела Дома Советов в октябре 1993 года, когда стало понятно, что без истинной веры, без духовного смысла государство существовать не может. Мне, находившемуся тогда на высоком министерском посту, нужно было ответить на вопрос: почему я не сумел, будучи членом правительства, оста­новить это безумие, не допустить беззакония и антиконституционного перево­рота, узурпации власти группой хищников и безнравственных, коррум­пиро­ванных людей, почему армия им подчинилась? Почему расстреляли Верховный Совет и общество промолчало? Когда начинаешь думать о причинах этих бед, становится ясно — народ потерял веру. Для возрождения необходима прежде всего вера. И эта вера должна быть настоящей. Просто ходить в церковь и стоять со свечкой на Пасху или Рождество — этот ритуал никогда не заменит истинную веру. Осмысляя ту ответственность, которой я обладал в разные годы и на разных постах, я пришел к своей вере уже осознанно. До этого, как и у многих из нас, моя вера была интуитивной, основанной скорее на нашей общей культуре, чем на знании Евангелия.

В. Б.: В нынешнем октябре 2003 года мы будем отмечать десятилетие трагического расстрела Дома Советов. Уже накопилась целая библиотека повестей и романов, поэм и стихотворений, посвященных тем кровавым событиям: “Красно-коричневый” Проханова, “Бермудский треугольник” Бондарева, “Семейные праздники” Белова, “Без политики” Маканина, стихи Т. Глушковой, Ю. Кузнецова, Ю. Кублановского. И все это написано с точки зрения защитников Дома Советов. Не нашлось ни одного либерала, воспевшего этот расстрел, поддержавшего кровавые действия властей. Либеральные художники постеснялись оправдать тот режим, которому они служат. Кроме расстрельного письма 42 писателей “Раздавите гадину”, ни одной художественной строчки. Что за немощь поразила известных либе­ральных мастеров пера?

С. Г.: Я надеюсь, что на либеральных художников повлияла их остаточная совесть. Нельзя обелить преступников и палачей... Даже те опозорившие себя надолго деятели нашей культуры, которые подписали это, как вы его назвали, расстрельное письмо 42-х, они, я думаю, понимают, что пере­черкнули всё доброе и светлое, что создано было ими раньше. Совестью управ­лять до конца не удаётся, даже если очень хочешь. Люди с художест­венным талантом не могут заставить свой талант служить злу. Или это очень ущербный талант.

В. Б.: Да и талант пропадает от излишней злобы мастера — давно замечено.

С. Г.: Поэтому, если власть их не принуждала воспевать этот расстрел (а власти это тоже не надо было, они быстрее хотели всё захоронить), они добровольно служить палачам не желали. Спасибо и на этом. Хотя я не исключаю, что если бы администрация президента объявила конкурс с большими деньгами на написание художественных произведений, воспеваю­щих этот расстрел, появились бы упитанные мастера культуры, умеющие творить всё что угодно. К счастью, этого не произошло. Русская культура осталась чистой и не замаранной в таких грехах.

В. Б.: Такой конкурс не был нужен ни мэру Лужкову, срочно забывшему, что это он отключал воду и свет в Доме Советов, ни министру обороны Грачеву и его продажным генералам, понимающим, что славы этот расстрел ни Таманской дивизии, ни Кантемировской не принесет, орденами и званиями хвастать неохота, ни самому Борису Ельцину. А тем более его преемнику. Денег не дали, вот и спасли русскую культуру от позора. Интересно, как нынешний президент и окружающая его свора придворных художников будут отмечать этот печальный юбилей? Не замаравшись в одном злодеянии, нынче либеральная отрицательная культура спешит замараться в другом: спешно устраиваются выставки типа “Осторожно, религия” в музее Сахарова, пишутся откровенно сатанинские стихи и рассказы, оккультные романы, снимаются богоборческие кинофильмы. Сейчас либеральная культура уже не с комму­нистами воюет, те уже не страшны, они как бы вписываются в нынешнюю политику, главный удар наносится по Православию. Как вы думаете, откуда столько воплей вокруг вполне безобидного учебника по “Основам право­славной культуры”? “Кружат бесы...” — как сказал наш классик Александр Пушкин.

С. Г.: Мне кажется, в либеральных художниках инстинктивно говорит тот, кому они продали свою душу. Они своим разумом понимают, что если душа народная вновь станет православной, у них исчезнет потребитель рыночной культуры. Они потеряют читателей и зрителей. Они потеряют и деньги, которым они служат. Восстановление “Основ православной культуры” в школе означает, что мы открываем плотину, которой сдерживались основы нашего духовного потенциала, нашего национального бытия. Как только эта плотина будет разбита, половодье народного русского самосознания запо­лонит всё культурное пространство, эрзац-культура будет смыта. Как чёрт шарахается от ладана, так наши либералы пугаются основ православной культуры.

В. Б.: Рыночное искусство способно существовать и без поддержки государства, но вся серьезная культура, национальная культура во всех странах мира нуждается в государственных дотациях. Как, в каких формах государство обязано помогать своей национальной культуре?

С. Г.: Оно обязано помогать культуре. Мы добились принятия закона о культуре, согласно которому 2 процента федерального и 6 процентов регио­нальных бюджетов должны направляться на поддержку народной культуры. Речь идет и о Домах культуры, и о финансировании нашего отечественного кинематографа, и об организации выставок, о поддержке издательских программ. Нынешняя власть игнорирует этот закон. Это одна из причин наших требований по вотуму недоверия правительству. Это правительство игно­рирует не только закон о культуре, оно игнорирует и закон об образо­вании, закон о здравоохранении, потому что якобы нет денег. Денег нет потому, что они уходят за границу, мы теряем половину бюджета из-за тех доходов, которые должны идти на нужды общества, в том числе на нужды культуры. Наша концепция альтернативного бюджета предполагает увели­чение ассигнований на культуру в четыре раза. Это можно было бы сделать уже в текущем году, если бы мы вернули государству доходы от сверхприбыли, которые идут за границу.

В. Б.: Может ли быть культура вне политики? Сегодня многие политики и художники начинают проповедовать аполитичное искусство, право худож­ника жить лишь своей частной жизнью и не интересоваться обществом и политикой. Я считаю, нет ни одного аполитичного мирового шедевра. Все великие творе­ния так или иначе связаны с той или иной идеологией, с реальной политикой страны, с политической жизнью народа. Ваше отношение к аполитичности искусства?

С. Г.: Есть известное высказывание, приписываемое Бисмарку: “Если вы не занимаетесь политикой, то политика займётся вами”. Нынешняя власть ведет сегодня такую культурную политику, которая как бы признает её беспомощность, безразличие, её коррумпированность.