Игорь Шафаревич - Русофобия - десять лет спустя

Или еще: по поводу фразы Солженицына

«аппарат ЧК изобиловал латышами, поляками, евреями, мадьярами, китайцами».

Померанц уличает автора, что он

«засунул опасное слово посредине, чтобы его нельзя было выдернуть для цитирования».

В «Русофобии» я высказываю свое недоумение, почему «опасно» именно это слово, стоящее посредине, а не все остальные? Но тщетна была надежда получить ответ: Померанц много раз высказывался о «Русофобии», но говорил о чем угодно, только не об этой своей фразе, смысл которой он мог бы нам открыть. Как жаль!

Когда стало ясно, что на работу будут появляться отзывы, я с большим интересом стал их читать, надеясь встретить обсуждение по существу, пусть бы авторы и были со мной полностью несогласны. Но в результате — полное разочарование. Часто я так и не мог понять, каково же отношение авторов к основным положениям статьи (например, как они сформулированы в начале этой работы). Если даже принять все возражения — и про Природу, и про Бабеля, и о Священном Писании и т. д. — все же остается, например, непонятным: считает ли автор русофобию реальным, весомым фактором нашей жизни? Существует ли такой исторический феномен — «Малый народ»? Впечатление от этих критик было другое: они стремятся внушить, что работу читать не следует, если же кто прочел — тому лучше ее скорее забыть. А сверх того видна в ряде случаев неприязнь к окружающему народу, уверенность в его неполноценности и в призвании «умных людей» решать судьбу «народа-дебила».

Особый оттенок всей дискуссии придают применяемые в ней полемические приемы. Например, Померанц пишет:

«Теперь несколько слов о полемических хитростях. Это тоже, кстати, черта несвободного сознания. И. Шафаревич (…) заявляет себя человеком, далеким от „Памяти“ (бедной, оклеветанной „Памяти“) — и кончает статью трегубой аллилуйей в ее честь».

Прочитав, я так и ахнул — откуда же это? Но автор приводит точную цитату:

«Верю в громадную силу памяти, в то, что каждый народ… и даже все живые организмы… все они хранят в себе память…»

А вот это:

«Все в жертву памяти твоей…»

Так и Пушкин, оказывается, тайно сочувствовал «Памяти»! Ах, неосторожные это были слова о

«полемических хитростях»

и

«несвободном сознании».

Еще пример. Получаю письмо за подписью Алексея Шмелева с рядом вопросов по поводу «Русофобии». В том числе — откуда взяты цитаты из Талмуда. Ответил, указав мои источники (включая недавнюю книгу профессора университета в Тель-Авиве Я. Каца), даже посоветовав, в какой библиотеке эти книги можно найти. Получаю письмо с благодарностью за «ясный и точный ответ». Вдруг в журнале «Знамя» встречаю статью того же Алексея Шмелева

«По законам пародии? (И. Шафаревич и его „Русофобия“)».

Автор приводит слова М. Агурского по поводу совсем другой статьи другого человека (псевдонима), что там

«цитаты, исполненные искажений, (…) заимствованы из антисемитской литературы дореволюционного периода, как книги А. Шмакова, И. Лютостанского и др.».

И дальше:

«Не пользовался ли Шафаревич этим же оригиналом? Или он обнаружил какие-то новые данные?..»

Увы, эти данные известны не только мне, но и Шмелеву. (А после, ссылаясь на Шмелева, казанская газета «Наука» печатает статью:

«Как Шафаревич источники извратил».)

Что уж тут апеллировать к Священному Писанию и христианским ценностям: на такие проделки не пойдет и средний готтентот!

И еще пример. Был у меня вечер в МГУ в октябре 1989 года, и через несколько дней станция «Свобода» передала сообщение о нем:

«от нашего московского корреспондента Марка Дейча».

Всем, пришедшим на вечер, не удалось поместиться в зале, и устроители радиофицировали холл. Марк Дейч рассказал, что было совсем немного народу, да и неудивительно, так как уважающие себя люди не пошли бы на встречу с автором «Русофобии» (как любезно по отношению к сотням присутствовавших!). Вечер продолжался три с половиной часа, пока я не ответил на все вопросы. Марк Дейч сообщил, что, ответив на несколько записок, я сказал, что устал и хотел бы закончить вечер, и т. д. Остается недоумение: что это — моральный и профессиональный уровень самого Марка Дейча или стиль радио «Свобода»? Чему можно и можно ли чему-либо верить в передачах этой радиостанции?

Публицист Б. Сарнов пишет:

«Я не способен в джентльменском парламентском стиле полемизировать, скажем, с Шафаревичем».

К сожалению, далеко не он один. Вот некоторые характеристики, данные мне и моей работе: фашист, законченный нацист, сравнение с Гитлером-Розенбергом-Штрейхером (в назидание упоминается, что последние повешены), публикация работы в ФРГ уголовно наказуемое действие, мания преследования, инсинуации, параноидальный бред, инквизитор, слился в одну кучу с Ниной Андреевой и идет с ней разными дорогами к одному обрыву, «фанатическая книга», «националистическая опухоль». «Книга полемики не заслуживает», «говорить не о чем», Синявский предлагает по поводу работы «не браниться, не сердиться, не читать нравоучения, а смеяться» — но ни он сам, ни другие авторы явно совету не последовали. Зато в «Новый мир» пришло письмо, в котором автор возмущается, что журнал напечатал мою статью (совсем другую):

«Дело здесь не в содержании статьи, а в имени автора».

Развивая эту линию плюрализма, Б. Сарнов потребовал, чтобы КГБ занялось моей работой. В газете «Советский цирк» эссе профессионального эстета о «Русофобии» иллюстрируется каким-то лицом с выпученными глазами и высунутым языком. В газете «Смена» публикация статей с критикой моего интервью той же газете сопровождается редакционным введением, содержащим ругательства, которые я раньше слышал только от пьяных, не полагал их возможными в прессе… Парамонов — философ опубликовал эссе с нецензурным (или неоцензурным?) названием, обозначающим вещество, ранее относившееся исключительно к ведению ассенизаторов. На протяжении всего своего философски-ассенизационного исследования он весело купается, барахтается и ныряет в «веществе».

К сожалению, то, что обсуждалось выше, — лишь незначительная часть написанного о «Русофобии». Доминирует же — и объемом, и силой страсти переживание суждений о еврейском течении в современном «Малом народе». Остальное отодвигается на задний план как незначительная мелочь: судьба России, трагедия народа, стоящего между бытием и небытием под тяжестью непрестанного давления на его национальное сознание. Даже само название работы должно было бы указать, что посвящена она русской теме, но это почти полностью игнорируется.

Как и следовало ожидать, господствует, заглушая робкий голос разума, один клич: «антисемитизм!». Уже в «Русофобии» я высказал свое мнение об этом термине: он нарочно оставляется нерасшифрованным, аморфным. Это сигнал, который, идя помимо логики, должен действовать на эмоции, возбуждать агрессивность. Таков испытанный прием управления массовым сознанием. Поразительно, что заданный в старой работе вопрос — что же это такое, «антисемитизм»? — ВСЕМИ БЕЗ ИСКЛЮЧЕНИЯ известными мне критиками не замечается. Никто из них не попытался объяснить, что он имеет в виду: действия, наносящие ущерб людям лишь потому, что они евреи? Пропаганду дискриминации евреев или насилия над ними? Выражение презрения к евреям как нации: типичным чертам внешности или поведения? Да и еще масса возможных толкований. Даже автор, сообщающий, что

«Сам Бог наложил абсолютный запрет на антисемитизм»,

оставляет нас в неведении о содержании этой «одиннадцатой заповеди» (вот «не убий», «не укради» — разъяснений не требуют!).

Уж нашему-то поколению, казалось бы, можно было почувствовать нечистоплотность таких пропагандистских приемов. Каждый сталкивался с совершенно тождественным по духу, логической структуре и социальной функции штампом: «антисоветизм». Оба эти клише-двойника являются, я думаю, продуктами одного типа сознания. Казалось бы, теперь пора устыдиться, как чего-то грязного и постыдного, подобных приемов, пахнущих 70-й и 58-й статьей, да и «законом» 1918 г. против

«антисемитской и погромной агитации»:

ведущих подобную агитацию