Владимир Квачков - Спецназ России

Теория партизанской войны Ф. К. Гершельмана, таким образом, являлась логическим продолжением теории партизанских действий Д. В. Давыдова и Н. С. Голицына применительно к условиям военных действий второй половины XIX века. Она указывала на стратегическое значение партизанских действий войск в тылу противника. Ф. К. Гершельман впервые использует термин «операция» применительно к партизанским действиям и подчеркивает их роль в военных действиях:

«Партизанская война, оставаясь сама по себе всегда вспомогательным, второстепенным средством стратегии, может дать решительные результаты и проявить все то значение, которое может принадлежать известному средству стратегии, только, понятно, при условии решительно, энергично веденных главных операций и при непременном условии постоянного и строгого согласования партизанских операций с главными, при полной гармонии тех и других.

По решительности результатов партизанская война иногда является настолько самостоятельным средством, что на партизанов возлагается главная роль, и притом не по нужде (неготовность армии к решительным действиям), а прямо-таки по характеру задачи и по самостоятельности партизанской войны как средства в известных случаях; причем армия принимает на себя временно как бы второстепенную роль и известными маневрами содействует достижению успеха партизанских действий, которым, стало быть, в этом случае временно переходит роль как бы главной операции».

Однако выводы из теории партизанской войны не были реализованы военным руководством России в практике военного искусства и подготовке войск. Поэтому русско-японская война 1904–1905 гг. среди прочих недостатков в военном строительстве выявила полную утрату российской армией практики организации и ведения специальных действий в тылу противника. Несмотря на благоприятные условия театра военных действий, трудности японцев с обеспечением армии по единственной железной дороге, значительное превосходство в численности конницы, кавалерийские и казачьи бригады использовались в основном для решения задач боевого и непосредственного охранения. Более того, с началом боевых действий Командующий Маньчжурской армией генерал-адъютант А. Н. Куропаткин, тревожась чрезмерно выдвинутым, по его мнению, вперед конным казачьим отрядом, прямо предписал ему отойти назад.

19 февраля 1904 года в Мукдене состоялось совещание под председательством Главнокомандующего сухопутными и морскими силами России на Дальнем Востоке генерал-адъютанта Е. И. Алексеева, на котором было принято решение широко развить партизанские действия в Корее и действия в тыл и на сообщения противника. Однако отсутствие каких бы то ни было навыков в организации подобных действий привели вначале к недопустимому затягиванию специальных действий, а затем и к провалу набега на Инкоу, проведенного только в конце 1904 года. Отдельные удачные вылазки в тыл японцев оперативного значения не имели.

После окончания войны развернулась широкая полемика относительно характера и форм партизанских действий в тылу противника. Вот как в конечном итоге определяла различные формы вооруженной борьбы в тылу противника «Военная энциклопедия» в 1914 году: «Партизанская война – представляет самостоятельные действия выделенных армией отрядов, прервавших с нею связь, хотя бы временно, и наносящих вред противнику преимущественно в тылу. Между партизанской войной и малой войной есть существенная разница: хотя каждое отдельное действие партизана принадлежит к области малой войны, но он прерывает связь со своей армией, тогда как войска, предназначенные для малой войны, всегда эту связь сохраняют. Точно так же и народная война, хотя бы и веденная в тылу неприятеля, отличается от партизанской войны, поскольку шайки восставшего народа привязаны к своим родным местам, ведут войну на свой страх и риск. Партизанская война по самому ее существу могла возникнуть только тогда, когда тыл противника уязвим, и чем более он уязвим, тем благоприятнее условия для развития этой войны».

Назревавшая угроза мировой войны заставляла вероятных противников России внимательно следить за развитием русской армии, в том числе за развитием теории и практики применения казачьих войск в тылу противника. Вот какие опасения высказывались в немецкой военной прессе того времени: «Производство набегов многочисленными отрядами русской иррегулярной конницы вполне возможно, т. к. территория Восточной Пруссии представляет обширную равнину… Немецкие войска не будут в состоянии уничтожить подобного противника; в частности же немецкая кавалерия, которой придется иметь дело с наступающею русскою регулярною конницей, не будет в силах угоняться за 40–50 тысячами русской иррегулярной конницы, которая, разделившись на массу мелких отрядов на фронте до 600 верст, ворвется в пределы Германии. Местный ландштурм не успеет еще собраться, как тысячи пожаров покажутся в одну ночь, а железные дороги будут испорчены во многих местах. С рассветом эти партии попрячутся в лесах, а в следующую ночь повторят то же разрушение в других местах. Местное население не окажет сколько-нибудь серьезного сопротивления, а потому русская иррегулярная конница будет свободно хозяйничать на прусской территории».

Реальные боевые действия в начальном периоде войны в 1914 году в Восточной Пруссии, как и на других участках фронта, показали совершенно другую картину. Анализ партизанских действий русской армии в первой мировой войне наиболее полно отражен в исследовании «Партизанские действия», проведенном бывшим генерал-лейтенантом царской армии В. Н. Клембовским, перешедшем на службу в Генеральный штаб Красной Армии. Он отмечал: «Хотя в мирное время достаточно говорилось и писалось, официально и неофициально, о пользе развития в широком масштабе партизанских действий против Германии с целью замедлить и затруднить ее мобилизацию, а затем и вторжение в наши пределы… наш Генеральный штаб ничего не подготовил для этого и, по-видимому, даже забыл о таком вспомогательном средстве борьбы с противником».

Естественная потребность в воздействии на тыл противника выразилась в большом количестве предложений в штабы фронтов и в Ставку по организации партизанских действий в тылу немецких войск. Однако только в августе 1915 года Ставкой был рассмотрен проект А. Кучинского, который предусматривал широкое развитие партизанских действий «летучими сотнями» в составе 200 всадников, 100 пехотинцев, 2 орудий, 2 пулеметов и 4 патронных двуколок. Сформированные сотни должны были сводиться в отряды, получающие номер и наименование по губерниям. Таких отрядов предлагалось создать около 100 с последующим увеличением их числа. Проект остался неосуществленным.

В Ставку поступали и другие предложения по организации специальных действий в тылу противника, которые если и не отвергались, то не могли быть реализованы практически, поскольку в ней не оказалось лиц, хотя бы теоретически подготовленных к принятию соответствующих решений.

В итоге только 30 октября 1915 года приказом № 2 Походного атамана казачьих войск при государе предписывалось сформировать армейские партизанские отряды согласно специальному Наставлению, прилагаемому к приказу, и безотлагательно начать партизанские действия в тылу противника. К этому времени в инициативном порядке уже были сформированы: на Северном фронте – шесть отрядов (три по 57 человек и три по 130 человек с 2 пулеметами); на Западном фронте – шесть отрядов (два по 70–80 и четыре по 10–25 человек); на Юго-Западном фронте – одиннадцать отрядов различной численности. Однако наиболее благоприятные периоды были уже упущены. И в начале мая 1916 года после анализа деятельности армейских партизанских отрядов с сентября 1915 года Походный Атаман признал, что в условиях сплошной линии фронта действия конных партизанских отрядов становятся невозможными. Он приказал отправить личный состав партизанских отрядов по частям.

Вот к какому выводу пришел генерал В. Н. Клембовский, ставший в мае 1917 года Главнокомандующим армиями Северного фронта: «Обширные болотисто-лесистые пространства, бездорожье; полное сочувствие населения; богатство в коннице; длинные коммуникационные линии противника; наше отступление, содействовавшее оставлению партизанских отрядов в тылу противника; первоначальное сочувствие всех к открытию партизанских действий, – все способствовало партизанской войне не в меньшей степени, чем в 1812 г. А результаты получились нулевые. В чем причина? Не ошибаясь, можно ответить: в том, что благоприятная минута для ее организации была безвозвратно пропущена; что можно и должно было сделать до осени 1915 года, того не сделали; а затем началась позиционная война, в период которой можно было пожинать плоды, но не засевать, не приниматься за дело, не существовавшее даже в зародыше».