Матвей Любавский - Русская колонизация

Про Самару Боплан говорит, что эта река с ее окрестностями замечательна не только обилием рыбы, но также и воском, медом и строевым лесом, которым она богата, как никакая другая. Подтверждение этому находим в статейном списке московского посла Василия Тяпкина, ездившего в Крым в 1681 г. Сказавши, что леса кончаются только на р. Самаре, он далее продолжает: «да не токмо на тех Овечьих водах (приток верхней Самары), но и на всех помянутых вершинах Конских и Самарских и Орельских вод можно городы земляные, крепкие поделать… для того, что около тех рек и на степях дубровы великие, и леса, и терны, и тальники, и камыши, и зверь в лесах и рыба в водах, и кормов конских всюду множество и пашни можно завести великие»[30]. Обратившись опять к почвенной карте, мы по р. Самаре и Орели найдем песчаные полосы, а по р. Самаре даже остатки лесов.

На берегах Ворсклы, Псела и Сулы и их притоков на песчаной почве растут леса и в настоящее время. Известия, идущие от XVI–XVII вв., тоже упоминают о лесах по берегам означенных рек и их притоков.

У Перекопского перешейка также существовал лесной остров на песчано-иловатой почве, которая находится там в настоящее время. По свидетельству Константина Багрянородного, на Перекопе был когда-то ров, в его время уже засыпанный; на нем рос густой лес, через который печенеги только двумя путями добирались до Херсонеса и Боспора (Пантикапея). К северу отсюда в прошлом столетии густые купы деревьев встречались еще по берегам Волчьих вод, Кальмуса и Миуса.

Переходя в область правых притоков Дона, мы, по книге «Большого Чертежа» (конца XVI в.), встречаем Пузацкий лес, в верховьях Семи, Донца и Оскола. Здесь же, поблизости, были Погорельский лес, Юшковы боераки, Разумный лес, Болховы боераки и т. д. И в настоящее время правый, высокий, берег верхнего Оскола покрыт лесом. Леса в XVII и XVIII вв. были и ниже по Донцу и его притокам, с Айдаром и Белой включительно. Остатки этих лесов сохраняются около нынешнего Святогорского монастыря. Тут по правому берегу Донца идут высокие горы, покрытые вековыми дубами, изредка соснами, кленами и ясенями.

Лес находится и на низовье Дона. Венецианец Иосафат Барбаро, проживавший в городе Тане (Азове) в 1436–1455 гг. сообщает, что в трех милях от города находился лес, где скрывались разбойники. Кроме того, в 60 милях от города находилось великое множество ивовых лесов, которые он видел, разрывая один курган. Значит, на низовьях Дона, как и на низовьях Днепра, находились леса. Воскресенская летопись в рассказе о Липецком князе Святославе и баскаке Ахмате под 1283 г. упоминает о Воронежских лесах[31]. В настоящее время значительные леса сохраняются по левому берегу р. Воронежа, в Липецком и Задонском уездах. Уцелели леса и по реке Битюгу, по низовьям и верховьям рр. Хопра и Медведицы. Аналогия с другими лесными полосами степного пространства заставляет предполагать, что и перечисленные леса в бассейне Дона существовали уже в начальные времена русской колонизации. Некоторое подтверждение этому находим и в известном описании путешествия Пимена в Царьград в XVI в., из которого узнаем о распространении лесных животных в бассейне Дона: «В неделю же св. Мироносиц, – читаем здесь, – поплыхом рекою Доном на низ. Бысть же сие путное шествие печально и уныливо, бяше бо пустыня зело всюду… нигде бо видети человека, точию пустыни велия и зверие множество: козы, лоси, волци, лисицы, выдры, медведи, бобры; птицы: орлы, гуси, лебеди, журавли и прочая и бяше вся пустыни великия».

Итак, в старину, как и теперь, степное пространство прерывалось лесными полосами, которые приблизительно соответствуют песчаным иловатым полосам, прорезывающим чернозем по берегам рек. Зная, как люди относились к лесной растительности, можно с полной уверенностью сказать, что в старину на юге России было больше лесов, чем теперь, что существующие теперь лесные полосы были богаче лесом, чем теперь, и что были леса и там, где их теперь нет. Весьма возможно, что эти исчезнувшие леса были не только на нечерноземных полосах степного края, но и там, где в настоящее время залегает чернозем. Дело в том, что во многих низинах около рек, по балкам и оврагам чернозем не местного образования, а наносного, принесен водой с высших мест. На таких местах ранее, конечно, могли расти леса.

К северу от черноземной полосы теперь преобладает почва глинистая, суглинистая, песок и супесь. Какая же растительность была здесь? Послушаем, что говорит относительно этого Герберштейн, посетивший западную и восточную Русь в первой половине XVI в. По его словам, все области к северу и востоку от р. Волги – области Двинская, Вятская, область Ногайских татар, за исключением степи около Сарайчика, далее, – земли, лежащие на правом берегу Волги от Углича до Нижнего, – все это великое пространство было покрыто лесами. Город Владимир с трех сторон был окружен обширными лесами, которые отсюда тянулись до г. Мурома. Относительно Московской области, в тесном смысле, Герберштейн замечает, что по пням больших деревьев, которые существуют даже и ныне, можно заключить, что вся эта область не так давно была очень лесиста. Леса, по словам, Герберштейна, тянулись и по обоим берегам Оки, что подтверждается как остатками лесов в настоящее время, так и существованием суглинистой и супесчаной почвы по берегам Оки. Известия Герберштейна о приокских лесах подтверждаются и прочими историческими свидетельствами.

В конце XV в. в Каширском уезде был лес, от века не паханный: этот лес был пожалован Магмет-Аминем Троицко-Сергиевому монастырю. В 1543 г. Касимовский царь Шиг-Алей позволил приказчикам этого монастыря ездить в Гусевский лес и в большой лес городских людей, с тем чтобы в этих лесах сечь лес «на судовое дело, на монастырское, на ковши и на блюда, и на ендовы, и на всякое дело, на монастырский расход».

По росписи сторож г. Новосиля при р. Зуше, впадающей в Оку, упоминаются леса: Княжий, Новосильский.

Важно также свидетельство Олеария, совершившего путешествие по р. Оке: в области, лежащей выше р. Москвы, он видел такое множество дубов и лесов, «какого, – замечает он, – мы нигде не встречали в целой России».

Герберштейн констатирует существование леса в местности, откуда берет начало Дон. Этот лес одни называют Оконицким, а другие – Епифановым. Равнина, по которой Дон течет в верховьях своих в Епифановском уезде Тульской губернии, и в настоящее время покрыта лесом, кустарником и моховыми болотами.

Область великого княжества Литовского Герберштейн называет страной очень лесистой и, между прочим, упоминает о том, что между Вильной и Полоцком находится весьма много озер, болот и необъятно огромных лесов, тянущихся на пространстве почти 50 германских миль.

Область Днепровского бассейна, входившая в состав Московской Руси, по описанию Герберштейна, тоже изобиловала лесами. Смоленск, по его словам, был опоясан обширными лесами, в которых добывали много различных мехов. К северу от Брянска был огромный лес, простиравшийся в ширину на 24 мили.

В летописях, рассказах иностранцев о нашей стране и в актах можно подыскать в большом количестве и другие, более частные и мелкие, указания на распространение в древнее время лесной растительности в той полосе России, которая имеет нечерноземную почву.

Уже на первых страницах Начальной летописи мы находим известия о лесах в пределах Древней Руси. Рассказав об основании Киева тремя братьями на правом берегу Днепра, летопись прибавляет: «бяше около града лес и бор великы, и бяхуловяща зверь»[32]. Несколько ниже это известие еще дополняется следующим: «по смерти братье сея… найде я (Полян) козаре седящья на горах в лесах»[33].

Предание, занесенное в летопись, о существовании леса около Киева, подтверждается и названием урочища Борок на пути от Киева к Треполью, о котором находим указания в летописи.

Если некогда были леса даже в окрестностях главного города полян, то относительно существования лесов в областях тех племен славянских, о которых и сама летопись говорит, что они «живяху в лесе», уже не может быть никаких сомнений. Такими были на правом берегу Днепра древляне, самое название которых, по мнению летописца, происходит от лесов их родины. Действительно, известия летописей XII и XIII вв. помещают в их области Чертов лес, который, по определению Н. П. Барсова, «тянулся на восток от Случи до р. Уши». Здесь, на песчаных северо-восточных склонах Авратынской возвышенности до сих пор находится сплошной, едва проходимый лес. Еще менее проходим он был, вероятно, в древности, и поэтому летопись под 1234 г. отмечает как редкий случай намерение князя галицкого Даниила Романовича «изыти домови (из Киева) лес тою страною»[34]. Такой путь был возможен здесь только по р. Уше, тогда как обыкновенный путь из Киева на Волынь и Галич шел южнее, вне лесного пространства.