Песах Амнуэль - Полдень XXI век, 2010, № 09

— Приходит в себя… понемногу. Евгений Константинович, я все больше убеждаюсь — эта передача…

— Ну-ну… — пробормотал Папа. — Новая идея?

— …результат квантовой переброски космического аппарата из вселенной-клона в нашу.

— Извини, Леня, в квантовой космологии я не специалист, доверяю Линде, Старобинскому…

— Мне — нет?

Бредихин помолчал.

— Тебе — нет. Вообще-то, мне и хаотическая инфляция по Линде кажется… м-м… притянутой за уши.

— У вас есть другое объяснение?

— Согласись, — миролюбиво отозвался Бредихин, — передача, во-первых, не совсем обычная, не похожая на сцену из блокбастера, слишком… э-э… непрофессионально для Голливуда. Во-вторых, простота декодирования. Согласись, будь это действительно… Леня, ну, право! Неужели ты думаешь, что реальный сигнал, отправленный якобы со звездолета, удалось бы декодировать за несколько часов?

— Витя говорил, и вы тоже…

— Все находились под впечатлением! Если не считать вспышки, природу которой мы пока не знаем…

— Как же не знаем?

— Не знаем, — повторил Бредихин. — Если не считать вспышки, у нас хорошие сеты наблюдений верхних пределов, верно? Мы на порядок уменьшили ожидаемые величины излучений ореолов. С этим ты не споришь? А с передачей дома разберемся.

— Величина поглощений…

— Послушай, Леня, — раздраженно сказал Папа, — это прикидочные оценки. Сигнал, скорее всего, не коммерческого телеканала. Закрытая линия, случайно отраженная…

— Секретная передача ЦРУ, — насмешливо сказал Леонид. — Тренировка космических шпионов. Криптотелевидение, криптоастронавтика, теория заговора…

— Твоя интерпретация менее фантастична? — рассердился Папа. — Сто парсек! Земной корабль из вселенной-клона! Мало того! Мисс Тинсли, оказывается, знакома с астронавтом! Может, она — участник проекта, о котором мы понятия не имеем?

— Вы серьезно?

— Как нельзя более, — буркнул Папа. — Теория заговора? Против нас? Кому мы сдались с нашей маниакальной аппаратурой?

— А Лайма каким образом оказалась замешана? Ее специально подослали, чтобы…

— Не специально! Я говорю: кому мы сдались! Зафиксировать всплеск можно было только на телескопах Кека. Откуда бы передача не велась, именно здесь ее должны были принять.

— На Кеке нет аппаратуры с нашей разрешающей способностью.

— Ты уверен? Точно знаешь, какие программы здесь ведутся?

— Лист наблюдений есть на сайте обсерватории.

— Написать можно что угодно!

— И Лайма…

— Мисс Тинсли участвует в программе, что тут странного?

— И ломает перед нами комедию?

— Играет свою роль. Я волновался — не пойдет ли она к начальству, не выдаст ли нашу… кхм… тайну. Скорее всего, по указанию начальства она и действовала.

— Не забывайте, — вставил Леонид, — это я нашел ее, когда нам понадобился чтец по губам. Я ее нашел, а не она меня.

— Естественно, ты ее нашел. Здесь есть другой специалист подобного рода?

— Вы твердо убеждены…

— Черт побери! — взвился Бредихин. — Ни в чем я не убежден! Анализом вариантов займемся дома.

— В том числе и вариант вселенных-клонов?

— Если хочешь. Иди, отдохни. Сбор в пять часов. Здесь. Собери вещи, за ними заедем по дороге. И не обижайся. Придешь в себя, поймешь, что я прав.

Машина Лаймы стояла перед домом. Женщины, сидевшей утром на скамейке, не было. Двое садовников подравнивали кусты, создавали английский газон — судя по состоянию растительности, в запасе у них было лет двести.

Леонид ходил взад-вперед, а потом, решившись, поднялся на второй этаж и остановился у знакомой двери. Тишина удручала.

«Уходи, — повторял себе Леонид. — Тебя все прогнали. Прогнал Папа. Прогнала Лайза. Уходи».

Леонид нажал на ручку двери. Заперто. Впрочем… Он вспомнил: дверь открывалась наружу. Потянув ручку на себя, Леонид не ощутил сопротивления. В прихожей было темно, дверь в гостиную полуоткрыта — он ее так и оставил два часа назад. Господи, что могло…

В гостиной Лаймы не было, на кухне тоже. И в коридорчике, который вел в спальню.

Лайма стояла у шкафа и смотрела на себя в зеркало. Руки опущены, взгляд пристальный, неподвижный. На Лайме было короткое цветастое платье, подпоясанное ремешком. Волосы рассыпаны по плечам. Она увидела в зеркале Леонида, но не отреагировала на его появление.

Он осторожно обнял Лайму за плечи. Не отрывая взгляда от отражения, Лайма положила ладонь на руку Леонида и произнесла несколько слов на языке, которого он не знал. Гавайский? Недавно он понимал гавайский.

Невозможно приказать себе вспомнить. Память не подчиняется сознанию. Почему? Он хотел вспомнить, как подошел к Лайме в библиотеке, и воспоминание явилось немедленно: светлый зал, столы, девушка смотрит на него удивленным взглядом и спрашивает: «Нужно подняться к телескопам?». Он может вспомнить себя в этой Вселенной, он может вспомнить себя в любой из вселенных-клонов. В той, где сейчас Лайма. Тогда они…

— Лео, — сказала Лайма, переведя, наконец, взгляд с собственного отражения на отражение Леонида, — ты молодец, Лео. Тебе это удалось.

Лайма говорила по-русски.

Она вернулась или все еще… там? С кем она разговаривала? С ним или с его отражением в другой вселенной?

Лайма закрыла глаза, и он поцеловал ее в губы. Если она не здесь, то…

Лайма была здесь. Она была здесь настолько, что от поцелуя у Леонида захватило дух. Он чувствовал под ладонями ее напряженные лопатки, бретельку лифчика, провел ладонью по ее спине, а другой — по волосам. Глаза были закрыты, но он видел. Разноцветные пятна сливались и расползались, рисуя то хаотические фигуры, то неожиданно вспыхивавшие изображения — дом, окно, улица, небо, женщина… Лайма.

— Да, — вспомнил он, — я это сделал.

— Ты молодец, Леня. Ты сумел.

Что сумел? Он должен вспомнить, не перебирая в памяти миллиарды, сотни миллиардов, бесконечное число миров.

Идея была его, да, но работали сотни человек на Лунной базе, тысячи на Ганимеде и десятки тысяч на Земле, в обсерваториях и на генераторах Освальда. Нужно было сконструировать длинную серию перепутанных состояний, сотни компьютеров, соединенных в квантовую цепочку. Никакой гарантии. Скорее наоборот, он был почти уверен, что не получится, никогда еще квантовые компьютеры не работали в таком сложном режиме. Он испытывал на прочность свою теорию, аналог антропного принципа. При нештатной ситуации сеть выпадет во вселенную-клон, где терпел бедствие «Коринф». Пришлось рискнуть — машинами, не людьми. Если эксперимент не удастся, звездолет не вернется, экипаж погибнет в чужой вселенной, а компьютеры… Можно представить удивление археологов, которые найдут странные артефакты на раскопках древнего захоронения. Изумление палеонтологов, откопавших в кладбище динозавров приборы, которых десятки миллионов лет назад быть не могло…

«Коринф» вернулся — из-за квантовой неопределенности (слишком много компьютеров, слишком много вселенных-клонов, задействованных в расчетах) корабль проявился в поясе Оорта втрое дальше Плутона. Обнаружить его и доставить на лунную базу — задача, решаемая обычными методами планетарной астронавтики. Четверо суток эскадра спасателей летела к «Коринфу». Успели. До полного отказа систем жизнеобеспечения оставалось несколько часов — кинематографическая ситуация, когда помощь главным героям приходит в последний момент на глазах у взволнованных зрителей.

Он вспомнил это? Или всегда знал? Перед глазами плыли радужные круги, разболелась голова, в затылке вспыхнул огненный шар.

Взгляд Лаймы…

Только взгляд, будто улыбка Чеширского кота.

«Куда ты идешь?»

«Куда-нибудь».

«Ты не придешь никуда, если не знаешь куда идти».

«К тебе».

«Ты со мной».

Шар рассыпался на искры…

Леонид открыл глаза. Комната показалась ему незнакомой. Он никогда здесь не был. Лежать было жестко. Лайма сидела у него в ногах.

— Где… мы? — спросил он.

— Дома, — улыбнулась Лайма одними губами, глаза смотрели тревожно и о чем-то спрашивали. Он понял бы вопрос, но не мог сосредоточиться. Мешала чужая обстановка — потолок без лампового покрытия, просто беленый, будто не в цивилизованном доме, а на островах Полинезии, где аборигены до сих пор сохраняли уклад чуть ли не середины двадцать первого века. Стены тоже беленые, ни одного экрана-просвета, только два старинных окна, он видел такие в Историческом центре Нью-Йорка, где осталась сотня зданий классической постройки. И настоящие деревянные шкафы, прозрачные дверцы, материал с отблесками… стекло?

Лежал он, впрочем, на обычном диване. Под старину, да, у него был такой диван на «Эдмее». Не вормекс, но тоже удобно.

— Дома? — переспросил он, взглядом показывая, что их домом эта комната быть не могла.