Д Урнов - Сам Вальтер Скотт, или Волшебный вымысел

Выдающиеся личности в романах Скотта почти никогда не развиваются у читателя на глазах. Рост "всемирно-исторических индивидов" происходит в народе. Как показывает Скотт, вожди появляются там, где объективная необходимость, созданная народным движением, требует их появления, и тогда они выступают вперед как сложившиеся личности, как обобщение и высшее выражение тех сил, которые их вызвали. Если гомеровские герои превосходили окружающих телесной мощью, то вожди кланов у Вальтера Скотта превосходят своих соплеменников духовной мощью. Но историческое значение этих вождей состоит именно в том, что они возвышаются над народом в той мере, какая необходима для тесной связи с ним, и для того, чтобы дать ответы на конкретные запросы самого народа. "Таким образом, подлинному величию чужда безграничность, непомерность. Вих Иан Вор и Роб Рой у Скотта умственно возвысились над клановыми предрассудками своих товарищей; но если бы у них не было общего с ними жизненного чувства и вместе с тем известной ограниченности, они бы не могли быть вождями кланов"16. Вот еще один пример художественной объективности "шотландского барда".

"Многое на свете слишком дурно, чтоб его хвалить, и слишком хорошо, чтоб хулить, - как Роб Рой", - слова эти, произнесенные в самом конце романа, можно отнести не только к отважно-диковатому горцу, "шотландскому Робину Гуду", как его постоянно называет Вальтер Скотт. Это, собственно, основной, вальтерскоттовский принцип подхода ко всем явлениям. Вальтер Скотт давал понять современникам, что их категории справедливости и несправедливости чересчур узки по сравнению со сложностью реальных явлений.

Следом за серией "шотландских" романов Вальтер Скотт приступил к романам из английской истории, среди которых наиболее выдающимся является "Айвенго". Действие этого романа отнесено почти к самому началу английской истории. Англичане тогда только еще формировались как единый народ, как нация, различие между коренным англосаксонским населением и пришельцами-завоевателями, норманнами, чувствовалось сильно. На других рубежах Вальтер Скотт продолжал разработку все той же проблемы - столкновение местного и общегосударственного, патриархальности и современности. Народ, угнетаемый корыстолюбивыми феодалами, - таков стержневой образ романа, складывающийся из многих лиц, в том числе народного заступника Робина Гуда, выведенного под именем Локсли. Сам сюжет условен и как бы сковывает живой материал, который все же с мощной силой пробивается в эпизодах рыцарских турниров, баронского самоуправства, народных волнений17.

Переиздавая "Айвенго" в 1830 году, Вальтер Скотт писал в предисловии: "Ради многочисленных читателей, которые, надеюсь, будут жадно поглощать это произведение, я объяснил на современном языке наши старые нравы и разработал характеры и чувства персонажей с такой полнотой, что современный читатель не почувствует сухости чистой археологии. В этом я, осмелюсь утверждать, нисколько не переступил за пределы свободы, предоставляемой автору".

Это может быть отнесено не только к "Айвенго". В своих романах Скотт изобразил множество разных эпох - от средневековой Англии до современной Шотландии, причем материальная и духовная культура каждой эпохи показана им не как бутафорский фон, а как живой мир. Вальтер Скотт создал более двух а половиной тысяч персонажей. Каждый из них определен в историческом времени и связан нитями человеческих взаимоотношений и со своим непосредственным и с далеким окружением. Сохранив элементы романа приключенческого и готического ("ужасного"), свободно вводя фольклорные мотивы и документально точные сведения, Вальтер Скотт подчинял все центральной задаче: созданию убедительной истории человеческих судеб в пределах определенного "времени".

"Силой своего разумения, - писал Скотт, - автор отделяет черты индивидуально-характерные от общих, видовых, а его воображение воссоздает эпоху и ее героев, показывая, как они мыслили и говорили". Иными словами, цель состоит в том, что бы показать, почему "люди прошедших веков поступали так, а не иначе под давлением обстоятельств и политических страстей".

Открытый и освоенный Вальтером Скоттом повествовательный способ создания атмосферы и обстановки отдаленных эпох, совершенствуясь, использовался и последующим романом XIX века. В известном смысле роман XIX столетия по способу воссоздания "времени" какого бы то ни было, прошлого, текущего пли будущего, оставался "историческим". Дистанция могла сокращаться до нескольких лет, дней, минут и даже вовсе отсутствовать, и все же это была "история" по рецепту Вальтера Скотта. Если позднее казавшееся в книгах Вальтера Скотта чудом стало выглядеть, по выражению Стивенсона, "героической бутафорией", и "отец романа" перешел в "детскую", то, учитывая этот факт, мы не имеем оснований задним числом переоценивать достигнутое.

У Шекспира была аудитория, мыслившая еще мифологически - веками как одним днем. "Уже четырнадцать веков прошло, как тяготеет над нами этот долг", говорит один из шекспировских королей, упоминая тут же решение, принятое "вчера". В отличие от шекспировской Англии Шотландия, о которой писал Скотт, была, как правило, полностью в прошлом: все миновало, прошлое завершилось и сделалось историей без очевидной непосредственной связи со злобой дня. Вальтер Скотт ввел я литературу время на новых, реально исторических основаниях.

Отдаленные времена интересны новым поколениям постольку, поскольку между далеким и близким связь обнаруживается: становится видно, как прошлое привело к нынешнему, оказывается, что современность - это следствие давних причин. Вот это было и осталось самым интересным в романах Вальтера Скотта. Разумеется, приметы давних веков, дамы и рыцари могут привлекать сами по себе, как яркое и необычное зрелище, но для зрелого восприятия исторические романы интересны именно тем, что позволяют уяснить, как давно началось совершающееся сегодня, как все запутывалось, обрастая, усложняясь на протяжении веков все новыми конфликтами. Художественно цельное воспроизведение того или иного давнего конфликта дает возможность, нет, не разрешить конфликт, но хотя бы понять его причины и суть.

Воздействие Вальтера Скотта оказалось чрезвычайно разносторонним. Как уже отмечалось, он повлиял и на вкусы широкой читающей публики, и на исследовательские методы историков, и на повествовательные приемы писателей на весь литературный процесс, включая организацию издательского дела. Даже в области далекой от литературы сказалось его влияний. Например, началось усиленное строительство гостиниц и прокладка шоссейных дорог: ведь несметное число людей, прочитай произведения "шотландского барда", пожелало своими глазами увидеть те самые места, что он благодаря своим поэмам и романам сделал столь привлекательными.

Любознательность - вот что с необычайной силой возбудил Вальтер Скотт. Говорят, и Карамзин, прежде чем приняться за свой великий исторический труд, прочитывал ради отдыха и вдохновения главу из романа Вальтера Скотта. Что принесло с собой вторжение вальтерскоттовского духа, мы особенно отчетливо можем увидеть действительно на примере Карамзина: для этого надо сравнить его ранние, небогатые описательными подробностями исторические повести с его же необычайно картинными главами из "Истории государства Российского", которая была начата почти одновременно с появлением первых романов Скотта (до этого Карамзин только собирал материалы).

Пушкин отметил возникновение новой школы историков (в первую очередь даже не английских, а французских), которая "образовалась под влиянием шотландского романиста"18. Белинский, в свою очередь, указывал на зависимость французских историков - Гизо, Тьерри, де Баранта - от Вальтера Скотта (и тут же отмечал: "Это имело прямое и сильное влияние на нашу литературу")19. Де Барант, который был послом в России, собеседник Пушкина, ссылаясь на Вальтера Скотта, сформулировал мысль о единстве "истории" и "поэзии" на почве творческого "воображения". Развивая ту же мысль, Белинский говорил, что в истории наука и искусство соединяются вместе для достижения одной и той же цели, потому что история есть столь же ученое, по внутреннему содержанию, сколь и художественное по изложению произведение20. Какая же цель? Предоставим слово одному из названных историков, а именно Тьерри, который писал: "Чтение романов Вальтера Скотта повернуло воображение многих людей к средним векам, от которых только недавно открещивались с презрением; и если в наши дай происходит переворот в манере читать и писать историю, то внешне легкомысленные сочинения необычайно этому содействовали". "Легкомысленные сочинения" - так, заметьте, историк называет исторические романы, называет и тем не менее читает, и еще как читает, не без пользы для себя. Тьерри, имея в виду романы Скотта, продолжал: "Они внушили всем категориям читателей такое чувство интереса к векам и людям, заклейменным именем варварских, что и более серьезные работы благодаря этому стали пользоваться неожиданным успехом". Уточним: не только пользовались успехом, но и появились на свет многие серьезные исторические труды (как указывает сам Тьерри) благодаря тем же романам. Труды историков как бы ожили, наполнились человеческой плотью и, как мы уже говорили, стали живописными, даже подчас не уступая в этом историческим романам; исторические труды, как исторические романы, стали передавать картины и лица - местный колорит и местные нравы.