Андрей Савельев - Как убивали СССР. Кто стал миллиардером.

На протяжении длительного времени Б. Ельцин и его команда демонстрировали циничное пренебрежение к закону. Видимость правомерности действий правительства оформлялась юридической казуистикой, агитпроповскими лозунгами о благе народа и тотальной ложью. Общество сносило все это только потому, что было дезорганизовано сначала коммунистическим режимом, а потом радикальным произволом либерал-большевиков.

Вместо помощи замордованному и потерявшему ориентиры народу ельцинисты воспользовались ситуацией, чтобы организовать безнаказанное разграбление страны. Сфабриковав в избирательную кампанию фальшивый образ мученика за идеи Свободы и Здравого Смысла, захватив парламент России, навязав большинству мифологические представления о важнейших нравственных и политических ценностях, номенклатура второго эшелона подняла мятеж и завоевала абсолютную власть в стране.

Одряхлевшие конкуренты ельцинистов из партхозэлиты КПСС попытались противостоять распаду государства, но испугались решительных мер и человеческих жертв. Испугались не только нравственной ответственности за кровь, но и ответственности за страну, которой управлять были уже не в состоянии. В конечном итоге эта недееспособность обернулась распадом СССР, экономической катастрофой, постыдной нищетой народа, тотальным произволом и криминализацией власти.

Особый вклад в разложение общества и государства и в подготовке прихода к власти уголовников сделал россий ский парламент, павший в конечном итоге жертвой собственной интеллектуальной заносчивости. Как и больше вики, депутаты решили разрушить «весь мир насилья до основанья», но только путем законотворческой деятельное ти. И разрушили заодно с государством, выпустив на волю самые отвратительные и низкие человеческие инстинкты и качества.

Главным увечьем, которое нанесли российские парламентарии российскому обществу, — это внедрение принципа разделения властей. Реализовав на практике рожденный воспаленным мозгом миф, российские депутаты добровольно отдали власть в руки Гайдара, Чубайса, Черномырдина… По инерции они продолжали сражаться в правовом поле, не замечая, что это поле уже давно стало заповедником для замечтавшихся политиков. Романтики обкладывались законами, отгораживаясь от реальной жизни, аргументировали статьями из Конституции, стыдили «неверных»… А в жизни утверждались те, кто презирал закон, честь, совесть, справедливость. Депутаты не замечали, как легко разрушалось доверие народа к его собственным избранникам, полагали, что низкий уровень доверия к ним — это такое же нормальное явление, как и в любой «цивилизованной» стране. Только на пороге катастрофы тотальная ложь телевидения и радио начала разбавляться контрпрограммами парламента.

Депутаты создали Ельцина, фактически одобрив переворот еще в 1991 году. В 1993-м они получили только несколько отложенный последний шаг номенклатурного мятежа. Именно депутаты дали Ельцину чрезвычайные полномочия, которые забрать обратно было уже невозможно. Именно депутаты дали жизнь законам, разрушающим экономику. Именно они пустили государственное строительство на самотек, не заботясь о системе представительной власти на местах, не обращая внимания на плачевный опыт применения наштампованных ими законов, отдав «в виде эксперимента» столицу России на разграбление…

Обе противоборствующие команды — номенклатурная уголовщина и парламентская оппозиция — пытались навязать обществу свою монополию на легитимность, свою роль «спасителей Отечества»…

В целом взгляд на 90-е годы говорит о том, что в тот период мы не встретим во власти ни одного светлого персонажа, ни одного признака оздоровления страны. Сохранение прежних тенденций распространилось и на последующее десятилетие. Это ужас без конца и края — толкотня и сговор между «левыми» и «правыми», между «красными» и «голубыми», между кремлевскими «комбинаторами» и уличными вождями, между олигархией и оппозицией. Все это стоило бы одним усилием выплеснуть за ворота — в выгребную яму истории. Кто знает, хватит ли у народа сил на такое усилие…

Салтыков-Щедрин писал: «Мы переживаем время суровых, но бесплодных поучений. Все как будто проснулись от пьяного сна и впервые встретились лицом к лицу с какою- то безнадежностью, почти фантастическою действительностью. Отсюда — всеобщее изумление и страх, потому что бросившийся в глаза хаос не вызвал в нас решимости разобраться в нем, не указал на необходимость отделить следствия от причин, согласовать накопившиеся жизненные противоречия и установить отправные пункты для будущего жизнестроительства, а только пробудил какое-то спутанное чувство, которое овладело умами с неудержимою силой».

В 90-е годы гражданину трудно было найти единомышленников и выбрать достойную поддержки силу. Невозможно было быть ни с теми, кто под видом законодательной деятельности разрушал страну и способствовал диктатуре, ни, тем более, с теми, кто это разрушение и эту диктатуру осуществлял, штурмуя Белый Дом. Единственно верная позиция была между этими силами, на стороне пусть даже самой нелепой Конституции, все-таки сохранявшей элементы законности в стране и обещавшей постепенное формирование сил, которые могли бы остановить разрушение и разграбление страны и начать формирование разумных правил жизни и возвращение того, что было утеряно в прежние годы.

Несчастье для России XX века — это либеральная бюрократия, для которой родины просто не существует. Придавленная коммунистическим режимом, она пребывала преимущественно на вторых-третьих ролях. После крушения этого режима либеральная публика на некоторое время вошла в силу, готова была рушить все, что не соответствовало её убогим представлениям о жизни. За волной разрушителей пошла волна приватизаторов — прежней коммунистической номенклатуры, разбавленной новыми сверхавантюрными натурами, которым в прежние времена уготована была разве что роль шулеров и тюремная камера. За авантюристами и приватизаторами пришли олигархи — выделившаяся из этой мутной среды самая отпетая когорта мошенников, получившая опору в местном криминале и зарубежном «мировом правительстве». Защитой олигархического режима стала либеральная бюрократия — многочисленный слой посредников. Она образовалась из бесхребетных, безродных и бессовестных «специалистов», которым все равно, какой режим обслуживать. Постепенно номенклатура прежней формации, переродившаяся в олигархию, перестала мыслить себя без этих незаметных пронырливых помощников. Перестройка дала шанс номенклатуре посредников перейти из второго эшелона власти в первый, отодвинув в сторону своих менее поворотливых благодетелей.

Взяв власть, либеральная бюрократия быстро усвоила принцип пресечения всякой оппозиции. Она, в отличие от красных директоров, дошла до понимания того, что грубое подавление — зряшное расходование власти. Для того чтобы экономить этот бесценный ресурс, разумнее было тонкой игрой добиваться дезорганизации в стане противника. На первых порах можно даже поддержать амбиции лидеров разрешенной многопартийности. Потом без финансов и своих изданий они быстро выдохнутся и сделаются всеобщим посмешищем. На выжженном народной иронией месте еще долго не сможет вырасти действительно серьезной организации.

Бюрократия всегда будет утверждать, что она — от народа. И будет нанимать политиков, говорящих языком кухни, приводить доводы из застольных бесед, взывать к справедливости. У бюрократии давно отработан двойной стандарт. Либеральный чиновник всегда сочетает в себе черты поборника законности и самого человечного человека. Меняя свои обличья, он может без труда оправдывать как энергичные действия вне закона, так и бездействие в рамках закона. Чиновник всегда готов сам рыдать в жилетку обиженного государством гражданина: а что мы можем, когда нет ресурсов, начальство такое неповоротливое, законодательство так запутано, инфляцию никак не остановят…

Либеральная бюрократия не способна строить общественные отношения на основе права, поскольку это противоречит ее интересам. Несмотря на свои политические заверения, она всегда переходит от правового регулирования к регулированию неписаными правилами бандитской шайки. Все общество раскалывается на зоны влияния с самостоятельной системой отношений: каждому — свое!

Что касается экономики, то здесь либералы вместо цивилизованной конкуренции обеспечивали доминирование того или иного клана (удельного, отраслевого, политического), но в целом — олигархического режима, где могут меняться лица, но не меняются принципы. Устанавливается подобие родовых отношений со своей системой наследования и своей иерархией. На месте плановой экономики силами либеральной бюрократии возводится вовсе не рыночная среда, а новая система глобального перераспределения в пользу олигархии. В экономическую среду перенесена мафиозная структура и мафиозные методы: система запугивания и парализации работы конкурентов, протекционистские барьеры вокруг монополизированного рынка сбыта и источников снабжения, сокращение расходов на содержание рабочей силы, замена рыночной конкуренции силовыми методами (государственный и уголовный рэкет), связь с криминальным бизнесом (наркотики, контрабанда, торговля оружием, содержание притонов).