Ноам Хомский - Будет так, как скажем мы!

Вообще-то крайне интересно, что именно Соединенные Штаты склонны называть недемократичным. Например, когда Эво Моралес в Боливии предпринял попытку национализировать природные ресурсы страны, он подвергся осуждению как не терпящий возражений диктатор и душитель демократии. Никого не интересовало то обстоятельство, что его поддержало 95 процентов населения Боливии. И это называют диктатурой?! У нас специфическое представление о демократии: «Делайте то, что скажем мы», — и тогда страна будет считаться демократической или идущей по пути к демократии. А вот если страна делает то, чего хочет ее население, это недемократично. Поразительно, как люди умудряются не замечать таких противоречий.

Томас Фридман пишет, что Чавес «использует нефтяные богатства Венесуэлы, чтобы попытаться повлиять на демократические выборы в Латинской Америке и продвигать экономический популизм, который, в конечном счете, заведет его страну в тупик…»

Разумеется, Чавес пытается влиять на выборы. Что в этом удивительного? А разве мы не делаем то же самое? Правительство США не только изо всех сил пытается повлиять на выборы в других странах, но в случае их «неправильного» исхода наказывает жителей этих стран. Разве Чавес поступает таким образом?

Если вы считаете, что непозволительно влиять на выборы в других странах, то закройте Национальный фонд поддержки демократии, а заодно и Госдепартамент США, которые, скажем прямо, сейчас непосредственно вмешиваются в выборы в Никарагуа. Наш посол (полагаю, по распоряжению Кондолизы Райс) фактически говорит избирателям: «Если вы не проголосуете так, как скажем мы, мы вас удавим».

Что касается политики, которая заведет Венесуэлу в тупик, то Томаса Фридмана вряд ли можно считать авторитетом в этих вопросах. В странах, принявших те принципы экономической политики, которые он пропагандирует, за последние двадцать пять лет темпы экономического роста резко снизились. Страны, добившиеся успехов — такие как Китай, Южная Корея и Тайвань, достигли их как раз вопреки рекомендациям Фридмана. Эти страны самым решительным образом отвергли правила Международного валютного фонда и Всемирного банка, этот хваленый «Вашингтонский консенсус», — и их экономика на подъеме. В то же время в странах, строго придерживающихся неолиберальных правил, наблюдается резкое торможение экономического роста и ухудшение почти всех макроэкономических показателей.

Да и сами США не придерживаются правил, которые навязывают другим странам. Последние двадцать пять лет, когда у нас ограниченно применялись методы неолиберализма, — это, пожалуй, худшее время в истории американской экономики. В этот период не было войн и серьезных экономических кризисов, но реальные доходы большинства населения страны застыли на мертвой точке. Когда такое случалось? О да, для Томаса Фридмана и его друзей экономика выглядела прекрасно, чего нельзя сказать о людях с таким уровнем доходов, как у меня. Для самых богатых — это полпроцента населения — перемены в экономике оказались благотворными. Можете даже назвать этот период золотым веком, если хотите. Увы, это золотой век отнюдь не для большинства.

Возьмем Индию — излюбленный пример Фридмана, который он с готовностью приводит. Он не устает расхваливать замечательные лаборатории в Хайдарабаде. Они и впрямь хороши (я сам их видел) и не уступают лабораториям Массачусетского технологического института. Но среди местных крестьян в радиусе всего нескольких миль от Хайдарабада резко возросло число самоубийств. И это — следствие той же пропагандируемой Фридманом политики. Когда львиная доля бюджетного финансирования направляется на компьютерные технологии в ущерб развитию аграрного сектора — поддержке крестьян, ирригации, сельскохозяйственным кредитам, — то крестьяне вынуждены производить продукцию на экспорт.

Вместо того чтобы производить продовольствие для себя и для внутреннего рынка, они выращивают, например, хлопок, требующий огромных начальных затрат, удобрений и много воды, то есть труднодоступных ресурсов. А цены на сельхозпродукты скачут очень сильно. И в один год крестьянин может заработать кучу денег, а на следующий год — остаться ни с чем. Для агропромышленного комплекса в целом колебания цен не так страшны, поскольку убытки от продуктов, на которые нет спроса, можно перекрыть прибылью от других. Но ведь бедняк, который не смог в этом году продать свой урожай, не скажет детям: «В этом году нам нечего есть, но не огорчайтесь — может, в будущем году нам повезет больше». Ему остается только залезть в долги. А поскольку — в соответствии с политикой, восхваляемой Фридманом, — правительство не предоставляет сельскохозяйственных кредитов, он берет кредит у ростовщика под 40 процентов. Ну, а в следующем году он не в состоянии выплатить этот кредит — и ему приходится продать свою землю. Вскоре его дети начинают голодать, а он не в силах ничего поделать… Вот почему наряду с теми чудесами, которыми так восхищается Фридман, резко растет число самоубийств среди крестьян.

Как пишет индийский журналист П. Сайнатх, сегодня в Индии — впервые в ее истории — отмечается массовая миграция населения из сельских районов в города. Раньше миграция всегда наблюдалась в период сбора урожая. Но нынешняя миграция совсем другая. Люди бегут из разоренных деревень, где живет подавляющее большинство населения, в трущобы Мумбаи. Серьезный экономический анализ — в отличие от дифирамбов, которые поет New York Times — показывает, что процентов восемьдесят населения занято в теневой экономике (точные цифры даже невозможно подсчитать). В таких штатах, как Уттар-Прадеш, где живет столько же людей, сколько в Пакистане, положение женщин, судя по всему, даже хуже, чем при «Талибане». Поездите по Индии — и вы обнаружите много интересного. Да, экономический рост налицо. Индийцы улучшают дороги, создают серьезные компьютерные программы, оборудуют замечательные лаборатории. Но для подавляющего большинства населения жизнь там отнюдь не райская. При этом Индия — еще один из лучших вариантов, поскольку она не придерживалась неолиберальных правил. Индийское правительство контролирует движение капиталов и финансовые потоки, обходя разными способами правила, которые диктует МВФ.

А вот в странах Латинской Америки и юга Африки, придерживающихся этих правил, ситуация тяжелейшая. Экономические показатели этих стран, публикуемые в официальных отчетах Всемирного банка, и оценки экономистов призваны доказать, что темпы экономического роста там действительно сильно выросли, а уровень бедности снизился благодаря неолиберальному курсу. Но нас лишь сбивают с толку, смешивая две совершенно разные вещи — ориентацию на экспорт и следование неолиберальным правилам, лежащим в основе «Вашингтонского консенсуса».

Посмотрите, Китай с его миллиардным населением стабильно ориентирован на экспорт — и в то же время он действует вопреки неолиберальным правилам. Конечно, можно свалить все в кучу и сказать, что неолиберальные правила замечательно работают, поскольку у миллиарда китайцев высокие темпы экономического роста. Но на деле китайцы добились таких темпов роста, нарушая эти правила! И такая подмена понятий происходит постоянно.

Чтобы обеспечить неукоснительное соблюдение неолиберальных правил, нужна диктатура: народу такие правила не нравятся. Наиболее жестко эти правила проводились в жизнь в Чили после переворота, совершенного Пиночетом в 1973 году. В страну были приглашены экономисты из Чикагского университета. Им было позволено делать все, что они захотят. И Чили превратилась в полицейское государство, управляемое военной кликой так, что никто пикнуть не мог. В результате деятельности «чикагских мальчиков» страна к началу 1982 года пережила, может быть, худший экономический кризис в своей истории. Правительству пришлось срочно вмешаться и спасать от банкротства практически весь частный сектор промышленности и банки. Чилийцы называли этот процесс «чикагской дорогой к социализму»… Кончилось тем, что при Пиночете государственный сектор экономики вырос куда сильнее, чем при правительстве Сальвадора Альенде. В Чили был попросту проведен грандиозный неолиберальный эксперимент. В конце концов, военная хунта, которая была уже не в состоянии удерживать ситуацию под контролем, вернула власть гражданским. И в Чили постепенно наступило оздоровление благодаря комплексной смешанной экономике. Это оздоровление было названо «чудом свободного рынка», но фактически экономика выжила благодаря, в первую очередь, национализированной медной компании Codelco (Чилийская национальная корпорация по добыче меди). Компания эта была национализирована Сальвадором Альенде, но Пиночет не рискнул передать ее в частные руки. Ведь Codelco — высокорентабельная компания, очевидно, крупнейший в мире производитель меди. Она приносит государству намного больше дохода, чем частные компании, да еще субсидирует социальные программы и другие затратные мероприятия. Поэтому чем выше мировые цены на медь, тем лучше для Чили. И в других отношениях чилийская экономика частично освобождается от навязанных ей ортодоксальных рекомендаций, которые едва не привели ее к краху.