Анна Гейфман - Революционный террор в России, 1894— 1917

Многие из этих актов, включая чисто символические (такие, как подкладывание бомб в церкви и под памятники русским солдатам, погибшим во время польского восстания в 1863 году(85)), вполне соответствовали общей политике партии. Это относится и к печально известной «кровавой среде» 2 (15) августа 1906 года, когда террористы ППС совершили нападения на полицейские и военные патрули одновременно в разных частях Варшавы, убив 50 солдат и полицейских и ранив вдвое болыше(86). Тем не менее, хотя за 1905–1906 годы боевые действия польских социалистов заметно ослабили российский контроль в Царстве Польском, террористы все чаще подвергались критике со стороны более умеренных членов партии, недовольных их неразборчивостью в выборе жертв и их личным поведением. Эти нападки усугубили внутрипартийные конфликты и приблизили намечавшийся раскол партии(87).

Официальный разрыв произошел на X партийном съезде в начале 1907 года, когда ППС раскололась на две фракции. Большая из них и более умеренная, «девица» (Lew ca, левая), переместила фокус с борьбы за независимость Польши на установление социалистического строя, приблизившись таким образом к польским социал-демократам. Вторая, более радикальная группа, парадоксально называвшаяся «правица» (Praw ca, правая), была известна как революционная фракция. Не отказываясь от социалистических идей, эта группа отодвигала их на второй план, стремясь к главной первоначальной цели партии — независимости Польши. На съезде обсуждались также и различия в тактике. Умеренные члены партии решили не применять никаких террористических методов, в то время как радикальные националисты, в число которых входили члены «Боювки» во главе с Юзефом Пилсудским (будущим главой польского государства), пропагандировали широкий террор и экспроприацию как средство дезорганизации и ослабления российских властей в Польше. Это экстремистское меньшинство считало себя единственным законным наследником Польской социалистической партии и немедленно приступило к осуществлению новой кампании террора(88).

Вакханалия убийств и революционных грабежей свирепствовала по всей Польше(89). ППС была самой крупной и наиболее активной террористической организацией в регионе, но были и другие группы, использовавшие в своих политических целях убийства и экспроприации. Одной из них была Польская социалистическая рабочая партия, члены которой покинули революционную фракцию ППС в ноябре 1907 года в знак протеста против деспотического контроля лидеров-интеллигентов над деятельностью членов из среды рабочих. Утверждая, что пролетарии должны взять дело освобождения в собственные руки, эта маленькая группа, чья программа почти ничем не отличалась от программы ППС, давала своим боевикам полную свободу инициативы.

Еще в 1900 году от ППС откололась ППС-«Пролетариат», главным образом из-за принятия тактики систематического террора, чему тогда ППС не сочувствовала. Члены «Пролетариата» настаивали на том, что польское восстание обречено, если оно не станет составной частью всероссийской революции, которая должна привести к федеративному государству, где Польша будет отдельной республикой. В конечном итоге эта партия надеялась объединить все польские территории в единую республику в составе воображаемых Соединенных Штатов Европы. В духе своих смутно-социалистических целей, «Пролетариат» являлся сторонником не только убийств российских официальных лиц, но и экономического террора, призванного защитить трудящихся от капиталистов, директоров фабрик, управляющих и других «эксплуататоров». В 1905–1906 годах партия использовала террористические методы в поддержку забастовок и время от времени организовывала политические убийства. Несмотря на свои радикальные лозунги, «Пролетариат» не смог соперничать в широте террора с Польской социалистической партией, и многие ее члены вернулись к 1907 году в ряды ППС(90).

Свою лепту в разгул насилия в Польше внесли и различные несоциалистические группировки, наиболее радикальной из которых была националистическая организация «Национальный рабочий союз» (Zw azek robotn czy narodowy). Союз стоял на воинствующих антирусских позициях, что привело к решению проливать кровь не только предателей, но всех, кто препятствует счастью родины. Хотя своевременные действия полиции предотвратили приведение в исполнение смертных приговоров, вынесенных союзом некоторым российским официальным лицам, группа все же совершила несколько удачных терактов против русских школьных инспекторов, протестуя таким образом против имперской политики насильственной русификации польской молодежи(91).

Другие польские организации, практиковавшие террор в те годы, включали в себя различные анархические и полуанархические группы, такие, как Варшавская группа интернационала анархистов-коммунистов. Их действия, как и действия их единомышленников в России и на Кавказе, сводились главным образом к совершению налетов и метанию бомб в окна богатых граждан в целях вымогательства; подобные деяния продолжались и после спада революционной волны в 1907 году(92).

Дашнакцутюн и Польская социалистическая партия были самыми внушительными террористическими организациями на окраинах. Тем не менее и в Прибалтике число насильственных действий в это время неожиданно выросло, хотя, в отличие от Польши и Кавказа, в этих регионах ранее не наблюдалось открытых выступлений против имперских властей. За два года (к январю 1906) городская полиция только в одной Риге потеряла 110 человек — больше четверти своего состава — в результате нападения экстремистов(93). И в этом случае статистика показывает всплеск террористической деятельности после опубликования Октябрьского манифеста: в то время как в сентябре 1905 года в Риге было совершено 69 актов политического террора, в октябре — 64 (включая акты экспроприации), в ноябре число их увеличилось более чем вдвое и составило 143(94). В 1907 году директор имперского Департамента полиции сообщил в Государственной думе, что в двух прибалтийских губерниях — Лифляндской и Курляндской — было совершено 1 148 терактов, в результате чего погибли 324 человека, главным образом полицейские и солдаты(95). Согласно официальным данным канцелярии генерал-губернатора, в Прибалтике в 1905–1906 годах было зафиксировано 1 700 террористических актов и 3 076 вооруженных нападений(96).

Эта внезапная эскалация терроризма в Прибалтике напоминала порочный круг. Даже оппоненты правительства не отрицали того факта, что в ответ на спровоцированные революционерами многочисленные забастовки, демонстрации и насильственные действия власти были вынуждены применять особо жесткие репрессии — такие, как объявление военного положения в некоторых областях и широкое использование армии для подавления мятежников(97). В свою очередь радикалы все с большим рвением и жестокостью совершали нападения на государственных чиновников. Это опять же вело к усилению репрессивных мер со стороны Петербурга и местных представителей власти, многие из которых были потомками немецкой знати, издавна игравшей главную роль в этом регионе. Таким образом, взаимная вражда в Прибалтике не прекращалась, и в то время, как усиливавшаяся кровавая борьба между революционерами и властями несла смерть и разорение местному населению, многие стали видеть в представителях царского режима чужеземных захватчиков, против которых все средства, включая террор, казались хороши. Тяжесть внутреннего кризиса отразило выдуманное анекдотическое объявление в газете: «В скором времени здесь открывается выставка революционного движения в Прибалтийских губерниях. В числе экспонатов будут, между прочим, находиться: настоящий живой латыш, неразрушенный немецкий замок и неподстреленный городовой»(98).

В Прибалтике революционное насилие более всего было распространено в Латвии, где радикалы-социалисты и анархисты ежедневно совершали акты террора и экспроприации в Риге и других городах(99); некоторые районы почти полностью контролировались экстремистами. Как и дашнаки на Кавказе, члены различных радикальных организаций, объединившихся в латвийской столице в Федеративный рижский комитет, не только руководили забастовками фабричных, железнодорожных, почтовых и телеграфных рабочих, но и брали на себя функции городской администрации, которая почти перестала действовать в результате революционного хаоса. Комитет произвольно назначал свои собственные налоги, запрещал торговлю и проводил наспех подготовленные, но жестко контролировавшиеся судебные процессы, на которые даже адвокаты назначались без согласия обвиняемого. Революционеры выносили смертные приговоры и немедленно приводили их в исполнение, иногда даже еще до решения революционного трибунала. Более того, агенты Комитета присвоили себе право врываться в частные дома, проводить обыски, конфисковывать деньги и личные вещи, решать, какие представители или сторонники старой администрации должны быть казнены; при этом они часто использовали сложившуюся ситуацию для сведения личных счетов. Интересно, что Комитет организовал не только собственную полицию для патрулирования улиц, но и собственную тайную полицию, чьи шпионы должны были выявлять случаи нелояльности по отношению к новой власти. Виновных арестовывали и иногда казнили по обвинениям вроде «оскорбление революционного строя»(100).