Литературка Литературная Газета - Литературная Газета 6275 ( № 20 2010)

Такого рода представления сегодня активно вторгаются и в практику преподавания творчества Шолохова в школе. Например, профессор Пермского педуниверситета Г. Ребель в своих методических рекомендациях по поводу изучения «Тихого Дона» утверждает, что у Григория Мелехова «нет будущего. Финал шолоховской эпопеи открыт в неотвратимую для Григория Мелехова гибель».

Подобные суждения противоречат не только логике развития художественного образа, но и народному восприятию его сущности. Вспомним, как читатели «Тихого Дона» обращались к его автору в 30-е годы с просьбой сохранить герою жизнь, а во время Великой Отечественной войны многие искренне интересовались, где в настоящее время находится Григорий Пантелеевич Мелехов, в каком колхозе работает или в какой части сражается с фашистами.

Известно, что и сам Шолохов, говоря о Григории, подчёркивал, что в его судьбе запечатлены обстоятельства жизни многих из донских казаков, в том числе и тех, кто принял советскую власть и наладил свою жизнь в новых условиях. Так, в 1951 году, находясь в Болгарии, в интервью местным журналистам он заявил, что «советская власть вывела людей типа Григория из тупика, в каком они оказались. Некоторые из них избрали окончательный разрыв с советской действительностью, большинство же сблизились с советской властью».

Разумеется, позиции, разделённые семью десятилетиями, имеют не только общие черты, но и различия. Если прежде считалось, что ответственность за трагический финал жизни Григория Мелехова лежит на самом герое, который якобы по своей воле стал «отщепенцем», то теперь нас убеждают в том, что судьба шолоховского героя – это исключительно трагедия раздавленного жерновами истории человека с выжженной дотла душой, а главный смысл финала эпопеи в том, как «послереволюционная жизнь выталкивала Григория Мелехова за свои пределы – на уничтожение». Как бы там ни было, но и в том и в другом случаях Григорию Мелехову, по убеждению критиков, нет места в послеоктябрьской действительности.

Думается, что и одна и другая точки зрения в одинаковой мере упрощают сущность конфликта «Тихого Дона», примитивизируют смысл судьбы Григория Мелехова. При этом сюжетная ситуация чрезвычайно жёстко привязывается к фактам реальности, что сглаживает общечеловеческий, нравственно-философский смысл эпопеи. Бессмысленными и напрасными оказываются в таких трактовках «блукания» шолоховского героя в поисках всеобщей правды, ибо они в любом случае представляются бессильными и бессмысленными в противоборстве с действительностью.

Как справедливо отметила Н.В. Кор­ниенко, «попытка интерпретировать этот грандиозный финал («Тихого Дона». – Ю.Д.) в категориях и на языке политической истории (равно просоветского и антисоветского текста), оптимистические либо пессимистические иллюзии, проведённые аналогии и документы о судьбах прототипов Мелехова – лишь обнажают неглубину неверующего/верующего интеллектуального сознания и обличают нашу неготовность принять «героический смысл человеческой жизни» (выражение С. Франка)».

История общественного восприятия «Тихого Дона» свидетельствует о том, что на всём протяжении его более чем восьмидесятилетнего существования даже в периоды жёсткого идеологического давления читателям удавалось приблизиться к осознанию глубинного смысла произведения.

Сокровенное чувство жизненной правды в самом искреннем её выражении в той или иной мере переживал читатель шолоховской эпопеи, доверившийся голосу её создателя, даже в предвоенное десятилетие. Странные лишь на первый взгляд метаморфозы происходили с теми критиками, которые не принимали «Тихий Дон» по мотивам идеологического свойства. Эстетическое и эмоциональное воздействие книги Шолохова было столь значительным, что оно способно было сглаживать самые категоричные политические убеждения. Многие испытали это на себе. Характерно, например, недоумение, с которым члены Комитета по Сталинским премиям в 1940 году столкнулись с, казалось бы, неразрешимым противоречием в оценке «Тихого Дона». Так, А. Фадеев сокрушался по поводу того, что «Шолохов поставил… нас в затруднительное положение при оценке… там не показана победа сталинского дела, и это заставляет меня колебаться в выбopе». Но для Фадеева было очевидным и другое – то, что в конечном итоге определило его решение: «Это исключительно талантливое произведение, и как будто двух мнений не может быть, любой человек прочтёт и скажет: «Это произведение, равного которому трудно найти».

Такие чувства по отношению к «Тихому Дону» испытывал убеждённый большевик, один из «неистовых ревнителей» коммунистической идеи, в годы Гражданской войны с оружием в руках отстаивавший её в дальневосточной тайге и на кронштадтском льду. Великий парадокс состоял в том, что в то же время и с тем же душевным трепетом читалась книга Шолохова людьми, которые находились по другую сторону баррикад. Сегодня хорошо известны воспоминания одного из главных руководителей так называемого Вёшенского мятежа, столь ярко изображённого в «Тихом Доне», Павла Кудинова, который после разгрома восстания бежал за границу и проживал, как и многие его односумы, вплоть до своей смерти в Болгарии. Так вот этот человек признавался: «Читал я «Тихий Дон» взахлёб, рыдал-горевал над ним и радовался – до чего же красиво и влюблённо всё описано, и страдал-казнился – до чего же полынно-горька правда о нашем восстании. И знали бы вы, видели бы, как на чужбине казаки-батраки – подёнщики собирались по вечерам у меня в сарае и зачитывались «Тихим Доном» до слёз и пели старинные донские песни».

Шолохов рассказал о кровавой вакханалии Гражданской войны с такой степенью правды, что это приняли сердцем, нередко вопреки идеологическим убеждениям, даже те, кто представлял наиболее непримиримые силы во враждующих лагерях. И в том, что над страницами донской «Илиады» склонили головы, не в силах сдержать рыданий, и белогвардейский офицер, и правоверный большевик, проявилась великая, спасительная для духовного самостояния нации миссия Шолохова. Уже тогда, в предвоенное десятилетие, можно сказать, в самом эпицентре гибельного разлома, ощущение объединяющей силы «Тихого Дона» воспринималось наиболее прозорливыми соотечественниками как дело очевидное. Думается, что именно эту интегративную роль Шолохова имел в виду замечательный русский прозаик И.И. Катаев, когда незадолго до гибели утверждал: «Шолохов – единственный из нас, кто, по-моему, живёт так, как нужно, и иногда мне кажется, что он один работает за всех нас» (Красная новь, 1935. № 5. С. 186).

Сегодня вряд ли кто из писателей отважится на подобную искренность, но становится всё более очевидным, что если мы действительно хотим осмыслить во всей глубине истоки и сущность нашей трагической истории, понять, что с нами произошло и происходит, мы с неизбежностью, как бы ни отвлекали нас от этой центральной задачи авторы всяческих «версий», придём к необходимости постижения смысла великого создания Шолохова. Теперь уже, разумеется, с учётом целостного опыта запечатлённого и предсказанного им русского XX века.

Прокомментировать>>>

Общая оценка: Оценить: 0,0 Проголосовало: 0 чел. 12345

Комментарии:

Литература

«И в эмиграцию играю. И доиграю до конца»

ЭПОХА

22 мая – первая годовщина со дня смерти поэта Александра Межирова, личности выдающейся, неоднозначной, трагической. Со школьной скамьи, в 1941-м, он ушёл на фронт. За свою долгую жизнь издал более 50 книг. С 1992 года поэт жил в США, где в 2009-м скончался на 86-м году жизни. На вопросы «ЛГ» о жизни и творчестве поэта отвечает его дочь – Зоя Межирова-Дженкинс.

– Зоя Александровна, с творчеством Александра Петровича знакомы многие. Каким поэт был в реальной жизни?

– Одной из главных его черт была интеллигентность. Его отец и мать окончили классические гимназии. С детских лет он слышал от них строки Пушкина, Некрасова, Блока. К тому же Музей изобразительных искусств имени А.С. Пушкина, куда он часто бегал ребёнком, был за поворотом Лебяжьего переулка, где в трёхэтажном доме, похожем на старые арбатские особнячки, родился поэт. Атмосфера квартиры-коммуналки, двух небольших смежных комнат, в которых жили пять человек, вырабатывала в людях неприхотливость и взаимное уважение.

– Легко ли было с ним в быту?

– Поэт не может быть лёгким. Поэта непрестанно сжигает огонь музыки, которую он слышит. Этот высокий огонь, проецируясь на область быта, порой затрагивает окружающих и особенно близких людей. Нужно только понимание, которое у нас всегда было. Стихи являлись воздухом нашей жизни. Его бескорыстие проявлялось и в поэзии. Однажды он сказал: «У нас дома никогда не было нужных людей».