Владимир Белоусов - Всемирный следопыт, 1929 № 07

Все трое уселись на корточки. Накамура вытащил из-за пазухи кимоно пачку папирос. Рыбаки прошипели в благодарность и закурили.

— О-Таки-сан получила твое письмо из Петропавловска, — сказал Судзуки. — Она рассказывала, что ты работаешь у русских на промыслах. Ну, как там? Холодно, говорят.

— Холодно и темно. Солнце светит только в летние месяцы.

— А работа, поди, тоже тяжелая? — допытывался рыбак.

— У наших плохо. У русских лучше. Я служил у частного рыбопромышленника.

— Ну, тогда понятно, что тебе хорошо жилось.

— Плохо ты понимаешь, Судзуки-сан, — рассмеялся Накамура. — Не будь краевого совета большевиков, шкуру бы с меня снял русский арендатор, как с доброго тюленя.

— Что же сделал этот совет для рыбаков?

— А вот что: теперь на русских промыслах все рыбаки работают по коллективным договорам. Рабочий день — восемь часов. Кроме праздников, установлен еженедельный день отдыха. Заработная плата выдается по расчетным книжкам, а продукты закупает выборный артельщик.

— А как же работают у подрядчиков?

— Никаких синдо между хозяином и рыбаками нет.

Старики недоумевающе покачивали головой. Судзуки пробормотал:

— Вот так так! А у нас говорят, что большевики хуже диких зверей.

— Кто это говорит? — Накамура нахмурился. — Наши газеты, которым за это платит Ре-Сун-Сан-Куликай[17]. Но не долго им осталось морочить вас. В Хаккайдо уже образовалась федерация рыбаков. Еще в прошлом году их насчитывалось больше пятидесяти тысяч. Нам в Овари тоже надо сорганизоваться. — Накамура встал. — Идем, а то уже поздно. Я хочу застать Иовато Маццуро. — Он не сказал, что считал минуты, когда наконец увидит любимую девушку.

Судзуки засмеялся:

— Опоздал ты, Накамура-сан. О-Таки-сан вот уже с неделю как переехала в Ямадо.

Кровь бросилась в голову молодого японца.

— В Ямадо. К кому? Вышла замуж?

— Не знаю. Только за ней приезжал в автомобиле хозяина синдо Такеда-сан и увез ее. Маццуро-сан тоже ушел в Ямадо. Говорят, он устроился на службу к Микимото-сану. Дома осталась одна О-Мацу-сан.

Накамура прибавил шагу. Он больше не проронил ни слова.

Вот и Тобо. Новенькие домики сверкали белизной. Вдоль широкой улицы горели электрические фонари. Пахло водорослями и рыбой.

Возле игрушечного домика-коробочки, приютившегося под развесистой сосной, рыбаки простились с Накамурой. Сквозь бумагу задвинутых сиодзи просвечивала лампа. Накамура постучал. Сиодзи раздвинулись. У порога на коленях стояла О-Мацу — мать подруги его детства О-Таки. Накамура почтительно ее приветствовал.

— Накамура-сан! Ирашай гозаримас! — радостно воскликнула она и уткнула голову в татами.

Дом Иовато Маццуро состоял из двух комнат, разделенных подвижными фусума. В нише висела картинка, изображавшая красного морского таи (карпа). Это был один из рисунков, сделанных Накамурой, когда он еще учился в местной школе. Скромный чугунный хибати стоял посреди комнаты. В соседнем помещении на полу был постлан матрац с зеленым одеялом. В головах стоял низенький деревянный шкафик с валиком, обмотанным тонкой бумагой[18]. О-Мацу, видимо, собиралась ложиться спать.

На сердце у молодого рыбака скребли кошки, но, верный японскому обычаю, он улыбался:

— Маццура-сан здоров?

— Аригото гозаримас[19]. Он наконец устроился. Микимото-сан сделал его сторожем лаборатории.

— А О-Таки-сан как поживает? — Улыбка не сходила с губ молодого японца.

— О-Таки-сан уже два года работает на промыслах.

Тень беспокойства пробежала по лицу молодого человека, но он овладел собой и улыбнулся. О-Мацу закашляла, прижимая к груди ладони.

— Я уже не могу работать, Накамура-сан, грудь болит. Жить стало нечем, пришлось послать О-Таки-сан в море… Ей посчастливилось, Накамура-сан. Дней десять назад она случайно напала на место с устрицами, в которых оказались большие жемчужины. Я учила ее, как по наружному виду узнать раковину с крупным жемчугом. Секрет этот достался мне от матери. Теперь О-Таки-сан очень хорошо зарабатывает.

Накамура нахмурился. Карие зрачки его загорелись. На выдающихся, сожженных солнцем скулах вспыхнули красные пятна.

— Я хорошо заработал на Камчатке, О-Мацу-сан, — сказал он. — Приехал я сюда, чтобы просить Маццура-сана и вас отдать мне в жены О-Таки-сан. Я не хочу, чтобы она оставалась ныряльщицей. Мы найдем с ней другую работу. Скажите пожалуйста, где О-Таки-сан?

— Она живет с отцом в лаборатории в Ямадо, — отвечала О-Мацу.

Накамура почувствовал облегчение. Он мысленно решил на рассвете отправиться на промысловую пристань.

— Вы, наверное, голодны, Накамура-сан? — О-Мацу поднялась. — У меня есть жареная каракатица и рис. Покушайте и отдохните. Я приготовлю вам постель. Вам ведь негде остановиться кроме гостиницы.

Верная японскому этикету, она не вспомнила о родителях рыбака, погибших во время рокового наводнения. С матерью Накамуры она была очень дружна.

Снаружи доносился шум морского прибоя и заунывное гудение выброшенных на берег больших раковин. Под налетавшими порывами ветра сиодзи выстукивали дробь.

Надвигалась буря.

— Пожалуйте сюда, мистер Говард. В этих зданиях помещаются мои лаборатории.

При каждой имеется склад для устриц, предназначенных для операции.

Долговязый американец в сером дорожном костюме с кодаком, перекинутым через плечо, вошел вслед за Микимото в длинный деревянный барак. В прихожей две служанки в светлых кимоно бросились снимать с посетителей обувь. Полы помещения были выложены татами. С гримасой неудовольствия американец заменил ботинки соломенными сандалиями. Микимото повел посетителя вдоль барака. По обе стороны огромных окон тянулись сосновые столы. За ними, склонясь над маленькими токарными станками, сидели женщины. Перед каждой возвышалась куча раковин. За работницами зорко следили надзиратели. При приближении посетителя ни одна из них не оторвала глаз от станка.

Микимото взял из корзиночки, стоявшей возле одной из работниц, крошечный перламутровый шарик:

— Мы вытачиваем эти шарики из пресноводных раковин. Это и есть ядро будущей жемчужины.

Американец долго рассматривал шарик.

— Мне хотелось бы видеть самую операцию, Микимото-сан. Я должен дать полное описание всей этой работы моей фирме.

Они прошли в соседний барак. Он напоминал операционную. В белых халатах, какие носят хирурги, больше сотни японцев сидели за белыми полированными столами. Они работали по-трое. Один ножом вскрывал устрицу, вырезывал часть слизистой мантии, покрывающей моллюска, завертывал в нее перламутровый шарик. Второй связывал образовавшийся мешочек шелковой ниткой так, чтобы ее легко можно было выдернуть. В это время третий брал другую устрицу и привычным движением ногтя надавливал на мускул, связывающий обе половинки раковины. Она немедленно раскрывалась. Тогда он делал надрез в мантии моллюска, а второй рабочий вкладывал в ранку мешочек с шариком и выдергивал нитку, пока первый смазывал ранку дезинфицирующим составом. Через несколько секунд раковина самостоятельно захлопывалась. Шум от такого хлопанья наполнял помещение.

Американец жадно следил за движением рук операторов.

— Что же вы делаете потом с этими устрицами, Микимото-сан? — спросил он.

— Мы их отвозим на промыслы, где водолазки раскладывают их рядами по морскому дну, на глубине метров в десять. Такая глубина обеспечивает их от самых сильных бурь. Препарированные устрицы остаются под водой не менее пяти лет. За этот срок в них образуются жемчужины.

— Я не совсем понимаю, Микимито-сан. Каким образом перламутровый шарик превращается в жемчуг?

Японец снисходительно улыбнулся:

— Не превращается, а покрывается жемчужными слоями. — Его лицо сделалось серьезным, как у профессора, читающего лекцию. — Ваши ученые, мистер Говард, утверждают, что жемчуг образуется от раздражения, причиняемого моллюску мельчайшими морскими червями или микроскопическими раковидными животными. Они будто бы способствуют выделению из тела моллюска жемчужной жидкости, покрывающей его ровным слоем. Таким образом до сих пор предполагалось, что эти моллюски и являются жемчужным ядром. Однако на самом деле это не так.

И Микимото рассказал посетителю, что японские ученые сделали очень важное открытие. Они нашли действительную причину образования жемчуга. В слизистой мантии моллюска были обнаружены жемчужные мешочки, в которых путем внутренней секреции[20] образуется жемчужина, если туда попадает постороннее твердое тело. Легче и ровнее жемчужная жидкость отлагается на точеных шариках, сделанных из перламутра пресноводной раковины.