Георгий Свиридов - Охотники за алмазами

За стволами деревьев — поселок бурильщиков. Несколько старых вагончиков с подслеповатыми окнами. Полощется белье на веревке. Горы пней, вывороченных бульдозером. Вот и рукотворное темное озеро. Нефть вблизи отливала голубизной. Юрий Юрьевич присел на корточки, опустил ладони в густую маслянистую жидкость. Не верилось, что она вышла из темных глубин земли, а казалось, что ее специально привезли и вылили из цистерн. И было немного жаль, что такое богатство слили прямо в эту торопливо вырытую яму. Свежая глина у краев почернела. А за спиною слышались восторженные голоса, смех. Секретарь обкома поздравлял рабочих, геологов.

— Открывай! — скомандовал Трофимчук.

Послышался шум, и конец трубы, выступающей над озером, качнулся, задрожал, и в следующий миг из нее хлынул сильным напором густой поток светло-коричневой маслянистой жидкости, отливающей на солнце радугой. По озеру побежала рябь, а там, куда падала густым веером струя, вскипала беловато-бурая пена…

Потом осматривали скважину, зацементированную, схваченную стальной арматурой. Стрелка манометра показывала 34 атмосферы. Таков был напор разбуженной нефти. Могучий напор!..

Фотокорреспондент областной газеты, не жалея пленки, снимал и снимал кадры.

Разве мог тогда предположить Юрий Юрьевич, да и не только он, а и академик Трофимчук, и секретарь обкома, и все счастливые герои, что они сделали лишь первый шаг к подземным кладовым, что главное открытие сибирской нефти еще не произошло и что произойдет оно совсем в другом месте?

Первый фонтан, каким бы мощным он ни был, — это лишь заявка. Для промышленного освоения необходимо четко обозначить район подземных богатств, оконтурить, как говорят геологи, границы залежей. Разбурить перспективные площади. Ученые подсчитают возможные запасы. И тогда государственная комиссия примет их.

Оконтурить — значит прощупать глубокими скважинами землю. И чем скорее, тем лучше. Нефть ждут с нетерпением!.. Маленький таежный поселок прогремел на всю страну. Но чем бурить? Где бригады и оборудование? Юрий Юрьевич понимал, что ждать нельзя. Надо что-то предпринимать. Наступил перелом в его жизни. Много раз сложные обстоятельства угнетали Эревьена. Но он выдерживал удары, и дух его не истощился в безнадежности и унынии. Эревьен жил, думал и работал, словно постоянно опирался на чью-то сильную руку, которая вела его, он чувствовал ее тепло, оно проникало в сердце, и потому легко и жестко он шагал вперед, веря в свою судьбу.

Слава окрыляла, но она не сразу наполнялась материальной силой. А возможности у геологического управления невелики. Каждая буровая на учете. Из одной не сделаешь две. А надо спешить. И Юрий Юрьевич снова в заботах. В бассейн Конды перебрасываются поисковые партии, буровое оборудование. Начальники партий и бригадиры ворчат, но понимают — так надо. Идет концентрация сил для генерального наступления. Из разных концов необъятных таежных просторов по речным дорогам двинулись караваны. А с наступлением морозов мощные тракторы потащили санные поезда.

Эревьен мобилизовал все резервы. Законсервировал некоторые экспедиции, а людей и оборудование направил в шаимскую тайгу. Но и этих сил было маловато. Хотелось большего. А где взять? И взгляд Юрия Юрьевича все чаще и чаще останавливался на Усть-Югане, на Среднеобье, где находилась экспедиция Фармана Далманова.

И вот сейчас надо было решаться. Там, в Приобье, лишь одни надежды и мечты. И довольно туманные, если не сказать более — неопределенные. В меловых отложениях, в известняках еще нигде и никогда нефть не находили… А в бассейне Конды — реальность. Нефть! Юрий Юрьевич понимал, что Далманова не так-то легко оторвать от земли, в которую он пустил корни. Не для того ехал в усть-юганскую тайгу. Переубедить темпераментного кавказца навряд ли удастся. Однако интересы дела требовали от начальника управления энергичных действий.

Позади остался Ургут. Самолет взял курс на Усть-Юган. Фарман еще раз оглянулся, посмотрел на Ургут, на родной и в то же время уже ставший почти другим. Все меняется. И он сам изменился. Семь лет прошло с тех далеких первых дней. Срок вполне достаточный, за это время и человек изменяется. Только не верилось Далманову, что он стал иным. Память цепко хранит каждую деталь, каждую мелочь, словно все происходило вчера. Помнит каждую зиму и лето. И в ушах все звучит голос Катерины. Уничтожающе спокойный. Их последний разговор. Три года тому назад, в тот злополучный зимний день, когда пришла радиотелеграмма с приказом начальника управления о снятии с работы «за невыполнение приказа» и переводе на должность рядового геолога… Как она узнала о той телеграмме?

Катерина сама закрыла дверь и жестом показала на стул:

— Давай поговорим. Мое терпение лопнуло.

Далманов стянул полушубок и не стал разуваться, снимать меховые унты. Он устало опустился на стул.

Дважды зима закутывала таежные просторы в белые, зимние шубы и еще два лета плакали дети, искусанные мошкой и комарьем, и ругались жены, проклиная все на свете, а нефть все еще не давалась. Она лишь дразнила, бродила где-то рядом заманчивым призраком и разжигала надежду. Были получены даже первые скупые литры пахучей зеленоватой жидкости. Выдала их третья буровая на берегу таежной речки Пим, правого притока Оби. В весеннее половодье вода подступала к самой буровой, плескалась у дощатого настила. Проходка скважины давалась с трудом. Люди роптали. На стол Далманова ложились заявления об уходе. Никакой нефти тут нету и в помине. Надо скорее уходить от трясины, от гнуса. Во время испытания скважины снова плеснет из глубины мутная водица, пробулькает газом и — все… Так уже не раз было! И до свидания. Привет с хвостиком. А вышку разбирай, оборудование грузи и перетаскивай на новое место. Опять тайга, опять болота, дышащие смрадными испарениями… До каких же пор?..

И вдруг скважина заговорила. С яростным шумом выплюнула глинистый раствор, окатив с ног до головы бурильщиков, зашипела газом и стала выбрасывать вместе с водой темную маслянистую жидкость. Ее становилось все больше и больше. Поставили пустую железную бочку, за несколько минут она оказалась полной. Сверху на добрую треть, отделяясь от воды, плавала нефть. Густая, зеленовато-коричневая, отливающая радугой на солнце. Есть!.. Наконец-то! Радостно переглянулись. Но с радостью пришла и тревога. Бросились к задвижкам, выключили ток, остановили дизели. Нечаянная искра — и может полыхнуть огонь… А кругом тайга. Каждая потерянная секунда может обернуться бедой. Скорей, скорей! Подвели трубы, завинтили перекрытия, сделали отводы… Все, как положено. Надо обуздать фонтан!..

А из железного горла, чихнув, несколько раз пронзительно пахнущим газом, дохлой струйкой посочилась маслянистая жидкость и исчезла. Словно ничего и не было.

Бурильщики во главе с мастером, обляпанные глинистым раствором и нефтью, стояли у скважины, не решаясь удалиться. А в ушах все еще слышался недавний ошалело свистящий рев, да тошнило от газа…

Те первые литры сибирской нефти были дорогими литрами. На торжествах, посвященных юбилею края, Фарман Далманов тряс своими густыми кудрями, сверкал белками глаз и, поднимая бутылку с золотисто-коричневой жидкостью, не говорил, а, скорее, выкрикивал в зал:

— Товарищи! Это нефть высокого качества! Исключительно хорошая нефть! Двадцать процентов бензина! Двадцать четыре процента керосина! А другие важнейшие компоненты!.. Нет, товарищи, я не это хочу вам сказать! Совсем другое хочу сказать! Это только начало!.. Вы скоро услышите о других скважинах! Черное золото Сибири пойдет на службу советскому народу!

Но фортуна, словно издеваясь над нефтеразведчиками Усть-Югана, словно испытывая их долготерпение, лишь слегка осенила своим крылом и — пролетела мимо. Первую промышленную нефть нашли в другом конце необъятной Западно-Сибирской низменности, за тысячи километров от Среднеобья, намного южнее и значительно западнее, ближе к Уральским горам, в обжитой и богатой тайге на берегу задумчивой реки Конды, судоходного притока Иртыша.

Фарман в тот жаркий июньский день только вернулся, из поездки в Усть-Юган, где на высоком бугре лесистого острова, неподалеку от стойбища хантов, закладывалась новая буровая. Теперь-то, думал Фарман, наконец, доберемся до нефтеносных подземных рек! Он был уверен в успехе, как говорил, на «все двести процентов», потому что у геологов появились «глаза, которые смотрят сквозь землю». Глазами стали геофизики.

Всю зиму отряды геофизиков и сейсморазведчиков прощупывали землю там, где указывал Далманов, в тех районах, на которые он возлагал надежды. И к весне на стол легли карты, на которых были указаны контуры возможных месторождений. Наиболее заманчивой оказалась площадь Усть-Югана. Огромный подземный колокол, который наверняка может оказаться «нефтяной ловушкой», таился под этим мало чем примечательным островом, омываемым с одной стороны широкой протокой Юганской Оби, а с другой — таежной рекой Юган.