Данил Корецкий - Время невиноватых

Продолжать анализ подобных несуразностей можно практически до бесконечности. Ограничимся только тем, что с введением нового УПК почти вдвое снизилось число возбужденных уголовных дел и арестов. Его создатели убеждают всех, что это хорошо и соответствует европейским стандартам. Но беда в том, что наша преступность «ихним» стандартам не соответствует. Она качественно обостряется и угрожает основам общества и государства. К тому же она растет.

Сложившееся положение вызывает обоснованную тревогу криминологов, которые отмечают, что истинное положение дел в сфере противостояния преступности и государства обстоит гораздо хуже, чем даже в не очень оптимистических официальных оценках. Так, констатируется практически полная победа преступности над обществом[7], а коррупция признается не просто неотъемлемым, но даже необходимым элементом нашей жизни, вследствие чего ее одномоментная ликвидация вызовет крайне негативные последствия для общества, государства и всех граждан: например, рухнет вся система управления[8].

Столь критическая обстановка требует радикального пересмотра концепции борьбы с преступностью в сторону ужесточения ее форм и методов, повышения бескомпромиссности, создания обстановки непримиримости и осуждения криминала. Прямо противоположные тенденции в законотворчестве и правоприменительной практике свидетельствуют об отсутствии научно обоснованной системы взглядов, знаний и идей, выражающих криминологическую концепцию государства, то есть об отсутствии идеологии борьбы с преступностью. Именно эта криминологическая идеология должна сопрягать меры противодействия с состоянием, тенденциями и качественными характеристиками преступности, добиваясь адекватности первых вторым.

При этом необходимо определиться с концептуальными подходами к проблеме, которые должны опираться на криминологические знания о реальном состоянии преступности в целом и отдельных ее видов, причинах и условиях преступности, личности преступника и тому подобных категориях. В настоящее время такие знания подменяются догадками, примитивно-обывательскими представлениями, умозрительными предположениями, которые неверны по сути и ненаучны по существу.

В основу идеологии противодействия преступности необходимо положить принцип: «Риск совершения преступления должен превышать возможную выгоду от него». Развитие этого принципа логически приводит к совершенно иным подходам в противодействии преступности. Становится ясно, что отмена конфискации имущества у экономических преступников, вкладывающих похищенные деньги в многомиллионные квартиры, особняки, виллы за рубежом, — никакого отношения к борьбе с преступностью не имеет: это форма поощрения к миллиардным хищениям!

В последние годы произошел перекос в определении приоритетов в борьбе с преступностью. Центр тяжести приходится на борьбу с терроризмом. Недавнее повышение санкций на несколько лет и введение пожизненного заключения — это только видимость принятия мер по следам кровавых событий в московском метро. Мер конъюнктурных и совершенно бесполезных. Отступление от привычных стереотипов и работа на опережение требуют усиления борьбы с малозначительными правонарушениями.

Парадоксально, но факт: если существует реальная ответственность за брошенный на асфальт окурок, плевок мимо урны и брань в общественном месте, то террористы вряд ли успеют стать террористами. Они окажутся в местах лишения свободы гораздо раньше. В шестидесятые годы, когда за нецензурную брань стригли голову и арестовывали на пятнадцать суток, а за повторное в течение года ругательство давали год лишения свободы, после чего любое хулиганское проявление могло потянуть уже на пять лет тюрьмы, немыслимо было даже представить, что возможно где-нибудь купить тротиловую шашку, не говоря о ста килограммах гексогена!

Необходима выработка новой идеологии борьбы с преступностью, принятие новых Уголовного и Уголовно-процессуального кодексов на основе европейских стандартов, на которые мы так любим ориентироваться. Во главу угла должны быть поставлены интересы честного и порядочного человека, добросовестного члена общества. Именно его права, так же как и права жертвы преступления, должны превалировать над правами преступников, наркоманов и гомосексуалистов.

— Данил Аркадьевич, что нужно, чтобы «антикиллеры» шагнули со страниц книг в реальную жизнь и обеспечили нашу безопасность? Или они — лишь плод вашего писательского воображения?

— Нет, почему же? Опытные и мужественные спецы-профессионалы в российских силовых структурах были и есть. Вспомним офицера службы безопасности, ценой своей жизни обезвредившего взрывное устройство в центре Москвы на Тверской, или бойцов «Альфы», закрывавших собой детей в Беслане. Но такие люди не должны гибнуть! Они должны уничтожать бандитов и террористов! А для этого должна существовать новая идеология борьбы с преступностью, компетентные и смелые отцы-командиры, на разных уровнях уверенно берущие на себя ответственность за принимаемые решения.

Сейчас, как ни включишь телевизор, «прозревшие» политики и представители власти в один голос говорят о необходимости давать террористам адекватный отпор. А что, до Беслана такая мысль им в голову не приходила, не было Буденновска и Кизляра, взрывов в Москве и Волгодонске, недавнего налета на Ингушетию? Я еще в конце 90-х поднимал этот вопрос, полтора года назад опубликовал в центральном журнале «Законность» статью «Адекватны ли меры борьбы с преступностью ее современному состоянию», в апреле этого года в журнале Федерального собрания «Российская Федерация сегодня» выступил с публикацией «Концепция борьбы с преступностью должна быть пересмотрена». Если люди не думали о том, о чем надо думать, пусть хоть прессу читают!

— Почему бы в таком случае не начать с реабилитации полковника Буданова? Ведь то, как с ним обошлось правосудие, вряд ли прибавило решимости и боевого духа всем, кто действует в «чеченском котле».

— Полагаю, никаких оснований для этого нет. Я достаточно расследовал уголовных дел, а еще больше изучил. Когда чеченская девушка в раздетом виде оказывается задушенной в вагончике, где живет офицер, то это не похоже на борьбу со снайперами, на внезапно нахлынувший праведный гнев, вообще ни на что приличное не похоже. Суд, кстати, дал оценку — общеуголовное убийство.

Другое дело — группа капитана Ульмана, которая находилась на специальном задании. Открыв огонь по подозрительной, не остановившейся для досмотра машине, они действовали в соответствии с обстановкой и полученным приказом. Вспомним, в Беслан боевики тоже не на танках, а на обычном транспорте въехали. Недаром спецназовцев несколько раз оправдывал суд присяжных. Но… Когда оправдывают скинхедов, обвиненных в убийстве таджикской девочки или иностранного студента, то считается, что это и есть правосудие. А в случае с группой Ульмана оправдательные приговоры отменяются и военнослужащих вновь отдают под суд. Причем рядом с ними на скамье подсудимых (а может не рядом, а вместо них) нет старшего офицера, отдавшего преступный (если он не преступный, то и судов никаких быть не может) приказ! Какой урок вынесут из дела Ульмана сотни спецназовцев и тысячи военнослужащих? Только тот, что они защищают власть, но в критическую минуту власть не защищает их!

Вообще, власть должна быть твердой и называть вещи своими именами, без эвфемизмов. В Чечне идут боевые действия, давно надо было закрепить это в законе, ввести там чрезвычайное положение. В романе «Акция прикрытия», написанном вскоре после пораженческого «Хасавюртовского мира», я предупреждал, что нас ждет вторая война. Когда она началась, у меня стали брать интервью одно за другим: как вы это предугадали? Приятно, конечно, слыть этаким Нострадамусом, но если следовать правде, то ума и прозорливости тут не надо, вопрос-то был очевиден для всех. Кроме некомпетентных и крикливых «правозащитников» да тех, кто делал вид, что не понимает очевидного.

— А идет ли в Чечне война? Сейчас все чаще говорят, что террористы объявили нам войну…

— Если следовать строгим определениям, то нет. Война — это разрешение политических конфликтов между государствами вооруженными методами. Но миром то, что происходит на российской территории, тоже не назовешь. И надо извлекать уроки на будущее, разобраться, почему федеральная группировка в Чечне, достигавшая 90 тысяч человек, не смогла справиться с 5 или даже 15 тысячами боевиков. А если, не дай Бог, на нас пойдут войной армии НАТО, да выставят 150-тысячную армию, с тылами, танками, артиллерией, космической разведкой. А если пошлют 300 тысяч? Или 500? Неужели надо ждать этого, чтобы посмотреть, что будет?