Эдуард Филатьев - Бомба для дядюшки Джо

Прибаутка такая у него была».

Физик Юрий Соколов в одной из своих статей передал слова ближайшего сотрудника Курчатова:

«Он никогда не делал предметом обсуждения свои эмоции. Но весной 1956 года его всё-таки прорвало и, когда-то производивший впечатление пышущего здоровьем человека, он пожаловался своему заместителю Игорю Николаевичу Головину:

— Самочувствие отвратительное! Давление не снижается ниже 180. Дела меня замучат до смерти. Я ничего не хочу, ничего не вижу!

Через 10 дней у Игоря Васильевича случился первый инсульт».

Анатолий Александров:

«Вскоре после возвращения, в мае 1956 года, у него случился инсульт. Он долго тяжело болел, постоянно пытался включиться в работу. Через четыре месяца он, как говорил, с клюкой уже работал в полную силу».

Физику Евгению Рязанцеву запомнилась встреча с Курчатовым в начале осени 1956-ого:

«Игорь Васильевич к этому времени уже поправился после первого инсульта. Настроение у него было хорошее, правда, ходил он с клюшкой…

Накануне я сильно вывихнул ногу и не мог передвигаться без клюшки, сделанной в деревне из ёлки…

Когда я входил в кабинет Курчатова, он с удивлением посмотрел на меня, спросил, что случилось, и сразу стал предлагать поменяться клюшками, причём на полном серьёзе. Я стал отказываться, лепетал какие-то слова, что его клюшка дорогая, моя самодельная, что она ему не подойдёт по размеру, что это неравный обмен и т. п. А он наседал, подошёл, взял мою клюшку, примерил и говорит, что она ему в самый раз, и что он давно мечтал о такой, а я всё сопротивлялся.

— Третий раз спрашиваю: будешь меняться? — спросил Курчатов.

Не помню, как я устоял и окончательно отказался, после чего последовали слова приблизительно такого содержания:

— Оказывается, ты упрямый! Смотри, потом жалеть будешь, но будет уже поздно!».

Игорь Головин:

«После первого инсульта в 1956 году Игорь Васильевич очень просил врачей разрешить ему читать. Вскоре А.П. Александров подарил ему толстый том в прекрасном сером переплёте „Д. Неру. Автобиография“. Игорь Васильевич обрадовался, увидев желанную книгу. Но, раскрыв её, понял, что и друг его заодно с врачами: все 400 страниц книги — чистая белая бумага… Этот многозначительный подарок он тотчас превратил в своего неотступного спутника. В „Биографию“ он записывал все свои мысли, всё, что надо запомнить из рассказов собеседников, всё, что надо осуществить…».

Осенью 1956 года произошло событие, весьма знаменательное для физиков-ядерщиков. Андрей Сахаров рассказал о нём следующее:

«Примерно через год после испытания 1955 года, точнее, в сентябре-октябре, вышло Постановление Совета Министров о награждении участников разработки, изготовления и испытания «третьей идеи», Зельдович и Харитон были награждены третьей медалью Героя Социалистического труда (Курчатов, кажется, тоже, если он не был награждён ранее), я был награждён второй медалью, ордена получили очень многие теоретики объекта; одновременно нескольким участникам (мне в том числе) была присуждена Ленинская премия…».

Так в атомной отрасли Советского Союза появились трижды герои: Игорь Курчатов, Юлий Харитон, Яков Зельдович, Кирилл Щёлкин и Николай Духов.

На волне достигнутого успеха физики-ядерщики стали усовершенствовать свои «изделия», и Курчатов снова включился в рабочую круговерть, вновь превратившись в прежнего Курчатова — того самого, о котором Анатолий Александров говорил:

«Конечно, было чрезвычайно важно чувство ответственности Курчатова за результат работы. Редко у кого даже намёк на такое чувство ответственности случается. Причём и сам он выкладывался, как только мог, и в то же время требовал ото всех нас, чтобы мы действительно полностью гарантировали то, что у нас получается».

Евгению Забабахину (тогда ещё молодому физику) запомнился случай, произошедший в Арзамасе-16, куда наведался Курчатов:

«В его присутствии считалось естественным работать, не считаясь со временем. То же считал и он сам. Однажды ночью он громким голосом и стуком своей трости-дубины поднял нас всех на ноги и велел срочно разобраться в некоторых неблагоприятных результатах измерений. Приказ был выполнен, ошибка исправлена, неблагополучие устранено».

Почему курчатовская палка названа «тростью-дубиной», разъяснил сын Кирилла Щёлкина (в книге «Апостолы атомного века»):

«Отец сделал себе палку, внутри залитую свинцом, весом 3 кг, и всегда гулял с ней. Игорь Васильевич заинтересовался, зачем ему такая тяжёлая палка. Отец объяснил: ходить приходится мало, поэтому, чтобы повысить эффективность прогулок, он таким образом увеличивает на. грузку. Игорю Васильевичу идея понравилась, он попросил отца сделать ему такую палку и постоянно гулял с ней».

Во время встречи, когда только-только оправившийся от инсульта Курчатов предлагал Евгению Рязанцеву поменяться палками, из уст академика прозвучала ещё одна просьба:

«Курчатов спросил, есть ли у меня сигареты, и попросил одну дать ему. Я стал возражать, ссылаясь на то, что врачи запрещают ему курить. Он сказал:

— А ты что врач? Давай закурим, я очень давно не курил.

Здесь я сдался, достал пачку болгарских сигарет «Джебел» (Игорь Васильевич до болезни курил такие же), он взял одну сигаретку…».

Владимир Комельков:

«После Харуэлла Игорь Васильевич решил, что термоядерный синтез прошёл свою первую стадию, и настала пора подготовки обширной программы, но начинать её нужно с осмысливания имеющихся заделов…

Были рассмотрены новые идеи. Предложение Г.И. Будкера по открытым ловушкам было включено в программу, и вскоре появился проект «Огра»…

В Харьковском физико-техническом институте начались работы по исследованию резонансных свойств плазмы. Академик П.Л. Капица предложил вариант нагрева дейтерия мощным высокочастотным излучением и выступил с этим предложением на семинаре. Помню, открывая семинар, Курчатов сказал:

— Надо заставить звёзды служить коммунизму».

Таким образом, вместо того, чтобы беречься, ни на секунду не забывая о том грозном предупреждении, которое подал инсульт, Курчатов жил и работал в том же режиме, что и раньше, до болезни. Борис Дубовский писал:

«Игорь Васильевич, к сожалению, особенно не оберегался. Когда ему товарищи говорили о том, чтобы он был осторожней, то отвечал:

— Не за такую работу взялся, чтоб мне беречься».

Дмитрий Переверзев:

«Один из маршалов советской армии как-то сказал ему:

— Слишком пережимаете, Игорь Васильевич, поберегите здоровье!

И услышал в ответ:

— Не та задача, чтобы беречь себя! Если бы жил второй раз, то постарался бы действовать ещё быстрее!».

К этому периоду относится и эпизод, который запомнился физику Георгию Гладкову:

«Идёт Игорь Васильевич Курчатов по третьему этажу главного здания в свой кабинет. Немного торопится на совещание. К нему подбегает экспериментатор:

— Можно по научному вопросу?

Курчатов слегка замедлил шаг:

— Я тебе уже говорил, что наукой не занимаюсь. А проталкиваю ваши заявки в промышленности!

И вошёл в кабинет..…».

В 1956 году скоропостижно скончался Авраамий Завенягин. Его торжественно похоронили на Красной площади, замуровав прах в кремлёвскую стену. Новым атомным министром назначили Михаила Первухина. Впоследствии он вспоминал:

«Вслед за пуском 27 июня 1954 года Обнинской промышленной атомной электростанции был спроектирован, построен и в 1957 году спущен на воду первый в мире атомный ледокол „Ленин“. Затем на Урале в городе Белоярске была построена вторая атомная электростанция».

Вслед за Белоярской АЭС внимание директора Института атомной энергии (ИАЭ) Курчатова переключилось на станцию в Воронеже, на атомные подводные лодки, которые тоже проектировались в тот момент. Анатолий Александров рассказывал:

«Его увлекала Воронежская атомная, ледокол, лодки. Он успел съездить и ознакомиться с наземным прототипом морской установки. В ИАЭ был создан реактор МР для решения материаловедческих вопросов энергетики, началось создание экспериментальных реакторов во многих регионах у нас и за рубежом.

Но наибольшим увлечением его в это время была многогранная и сложнейшая работа по получению термоядерной реакции. Термояд, как он называл его, представлялся ему работой, которая обеспечит частье человечества, неограниченную энергобазу…