Павел Щёголев - Падение царского режима. Том 3

Председатель. — Но ведь просьбу Распутина опасно было не исполнить?

Спиридович. — У меня, относительно Распутина была своя линия поведения; может быть она и являлась отчасти причиною того, что на меня немножко косо смотрели. Я его за девять лет ни разу не видал, он первый ко мне пришел.

Председатель. — Может быть, на этом и основывалось нерасположение к вам бывшей императрицы?

Спиридович. — Это можно было как угодно понимать. Не могу сказать, однако, чтобы у нас было безусловное нерасположение к Распутину.

Председатель. — У кого?

Спиридович. — У Дедюлина, Дрентельна, Орлова; это все лица, при которых он появился.

Председатель. — Ваши охранные агенты не доносили вам о приездах Распутина в Царское к Вырубовой и во дворец?

Спиридович. — Им было сказано, что, они должны совершенно не интересоваться.

Председатель. — Почему?

Спиридович. — Однажды императрица прямо сказала министру двора, что за ней шпионят. Правда, это относилось, не к моим людям, — не в моем районе это было. Если Распутин приезжал в такие часы, когда на улице стоял мой наряд, они могли, конечно, его видеть, но специально наряд не выставляли. Мои люди могли видеть его только на вокзале.

Председатель. — А кого вы еще знаете из лиц, бывавших в Царском? Например, князя Андроникова?

Спиридович. — Князя Андроникова я знал. Я у него был раз, и он у меня был.

Председатель. — Вам известно, что он был в хороших отношениях с Воейковым?

Спиридович. — Я знал, что отношения у них были какие-то странные; в разговорах с третьими лицами, Воейков говорил, что он Андроникова терпеть не может, а, между тем, Андроников говорил, как я слышал стороной, что Воейков с ним в отличных отношениях. Их отношения всегда являлись большой загадкой. С Андрониковым я у Воейкова никогда не встречался.

Председатель. — А как вы представляли себе общественное положение Андроникова?

Спиридович. — Я, в сущности говоря, узнал Андроникова только тогда, когда Хвостов сделался министром. Тогда о нем стали много говорить.

Председатель. — Почему?

Спиридович. — Шла молва, что он принимал участие в получении Хвостовым поста, хотя, в чем это участие выразилось, я не знаю. Андроников говорил, что он в очень хороших отношениях с Хвостовым. В Царском Селе я никогда Андроникова не видел. Мне думалось, что, может быть, Андроников нарочно устраивает так, чтобы говорили о его близких, хороших отношениях к Воейкову. А, может быть, Воейков скрывал что-нибудь касательно своих отношений с ним, имея свои основания для этого.

Председатель. — Скажите, у вас было несколько сот человек агентов. Состояние агента освобождало от воинской повинности?

Спиридович. — Да, освобождало. Об этом была официальная переписка, и был указ.

Председатель. — Вы помните некоего Церингера?

Спиридович. — Нет, не помню.

Председатель. — А он был принят вами на службу, этот Церингер?

Спиридович. — Не помню совершенно.

Председатель (показывает ему бумагу). — Вот будьте добры прочесть. Кто же этот Церингер?

Спиридович. — Должно быть, это один из нескольких человек, которые были переданы в распоряжение дворцового коменданта. Вероятно, там есть список.

Председатель. — Для какой надобности эти лица были переданы дворцовому коменданту?

Спиридович. — Не могу знать.

Председатель. — Но ведь это ваши подчиненные?

Спиридович. — Нет, это подчиненные высшего начальства и принятые по его приказанию. У меня только документы были.

Председатель. — Но этот Церингер, ваш подчиненный, не значится в списках. Вот передо мною список нижних чинов, состоящих на службе в охранной агентуре, подведомственной дворцовому коменданту. В этом списке значится 197 лиц. Потом еще список.

Спиридович. — Значит, была дополнительная бумага.

Председатель. — Но вы помните Церингера или нет?

Спиридович. — Нет, безусловно не помню. Вероятно, это один из категории тех, которые были приняты по приказанию дворцового коменданта.

Председатель. — Вы утверждаете, что этот Церингер был принят вами по приказанию дворцового коменданта?

Спиридович. — Из списка можно усмотреть, в чьем распоряжении он состоял.

Председатель. — Замечательно то, что в списке значатся все младшие чины, — матросы и т. п., а Церингер коллежский регистратор, так что он как бы не по чину здесь и выделяется из общего списка.

Спиридович. — Раз я его не помню, то там безусловно должно быть написано, в чьем распоряжении он состоит. Разрешите посмотреть, он безусловно там должен быть.

Председатель. — Пропущенный в списках ваших агентов, Церингер получает удостоверение из агентуры о том, что он был зачислен по мобилизационному отделу, то-есть мобилизационный отдел был уведомлен о том, что этот человек не подлежит призыву на военную службу. А затем этот Церингер, в тот день, к которому относится ваш рапорт мобилизационному отделу, выбыл зачем-то в г. Александровск.

Спиридович. — Это могло быть только при одном условии: что он принят по распоряжению дворцового коменданта.

Председатель (показывает бумагу). — Это чья рука, ваша?

Спиридович. — Да, моя.

Председатель. — Здесь написано, что он выбыл и что самому Церингеру нужно сообщить через полицию. О чем сообщить?

Спиридович. — Отобрать у него удостоверение.

Председатель. — Почему вы говорите, что это было сделано, по всей вероятности, по предписанию Воейкова? Тут имеется справка: «следует ли посылать этот рапорт, так как при зачислении в агентуру рапорта дворцовому коменданту не представляется». Церингер был зачислен только по мобилизационному отделу, а, между тем, ему было выдано удостоверение из агентуры.

Спиридович. — Разрешите посмотреть бумагу, так трудно разобрать. (Смотрит бумагу.)

Председатель (получая бумагу обратно). — Прошу занести в протокол, что рассматривался документ № 176, дело канцелярии начальника охранной агентуры, подведомственной дворцовому коменданту, за № 1, 1916 года. Дело о Церингере мы пока оставим, в настоящих условиях его невозможно разъяснить. А вот случай зачисления Калугина, который, согласно высочайшего повеления, подлежит призыву в войска 4 сего апреля и который является телефонным мастером дворцовой телефонной станции при императорском Зимнем дворце, как это видно из документов на листе 79 или 127 (79 черными чернилами, а 127 — красными). Герарди пишет, что его нужно освободить, оставить в Петрограде и откомандировать оттуда в распоряжение вашего превосходительства, то-есть дворцового коменданта, для работы на телефонной станции в Зимнем дворце. А вы говорите, что Калугина нужно зачислить в агентуру.

Спиридович. — Церингер тоже должен значиться находящимся в распоряжении Герарди. Вообще, у меня есть целые списки лиц, служивших в агентуре без содержания и только зачисленных мною по приказанию дворцового коменданта.

Председатель. — Итак, позвольте считать, что они не служили, а только числились служившими у вас: на войне они не были и на службе в агентуре тоже не находились.

Спиридович. — Несколько человек из них находилось в распоряжении дворцового коменданта, несколько человек, в распоряжении министра двора и начальника дворцовой полиции…

Председатель. — Но как же вы могли зачислять их? Ведь таким образом вы являетесь участником в этой операции, которую нужно назвать, по меньшей мере, неправильной.

Спиридович.— Мой начальник говорит: зачислите на службу такого-то и отдайте в мое распоряжение. Я говорю: слушаюсь.

Председатель. — А если бы он заставил вас убить человека?

Спиридович. — Ведь это преступление.

Председатель. — А это вы не считаете преступлением?

Спиридович. — Дворцовый комендант пользовался правом иметь людей в своем распоряжении.

Председатель. — Скажите, а Церингер значился у вас на службе с содержанием?

Спиридавич. — Да. Мне так дворцовый комендант приказал.

Председатель. — Значит, вы полагаете, что всякое приказание вы должны исполнять?

Спиридович. — Если оно не противно закону.

Председатель. — А это, по вашему, не противно закону?