Йозеф Геббельс - Так говорил Геббельс

Движение имело здесь только одного учителя — марксизм. Марксизм перед войной воспитал свою прессу как раз в том смысле, в каком я указал выше. Марксистская пресса никогда не была информационной, а всегда имела только тенденциозный характер. Марксистские передовые статьи — это записанная речь. Всё оформление красной прессы осознанно имеет установки на массовое воздействие. Здесь лежит одна из больших тайн марксистского подъёма. Руководители социал-демократии, которые за сорок лет борьбы привели свою партию к власти и уважению, были агитаторами в главном деле и также оставались ими, когда хватались за перо. Они никогда не выполняли только работу для письменного стола. Они были одержимы честолюбием действовать среди массы для массы.

Тогда уже эти методы не были чужды нам. Мы не пришли внезапно к нашей сложной задаче. Нововведение в нашей работе заключалось лишь в том, чтобы перевести теоретические принципы в практику.

Однако даже и об этом пока можно было говорить лишь в очень скромном объеме. Поскольку прежде чем мы могли подойти к осуществлению нашей настоящей агитаторской задачи, необходимо было убрать с дороги большое количество препятствий. И в тот момент это отнимало всё наше время и энергию.

Не сложно основать газету, когда наслаждаешься неограниченными денежными средствами. В этом случае можно принимать на работу лучших авторов и издательских специалистов. При таком старте едва ли что-то может не удастся. Сложнее начинать газетную работу без каких-либо денег, только с опорой на организацию. В этом случае отсутствие финансов должно заменяться качеством и внутренней сплочённостью организации. Сложнее всего, однако, основывать газету и без денег, и без организации, так как в этом случае всё будет зависеть от эффективности самого печатного органа, а предпосылками к достижению успеха будет интеллект авторов.

В нашем распоряжении не было никаких денежных средств для основания нового органа печати. Кому могла прийти в голову безумная мысль давать нам деньги — смешной карликовой партии, которая к тому же была запрещена и не имела ни связей в органах власти, ни симпатий в обществе! [речь идёт о берлинской организации НСДАП. — Д.Р.].

Те мизерные деньги, которыми нас ссужали, тут же улетучивались. К тому же за нами не стояла дисциплинированная, состоящая из людей с одинаковым образом мыслей организация. В результате строгого запрета организация рассыпалась. Как могли мы решиться основать газету без денег и твёрдых приверженцев! Сегодня я осознаю, что тогда мы не видели всех трудностей затеянного предприятия. Наш план был скорее плодом дерзкого отчаяния; но мы исходили из того, что нам терять, собственно, нечего.

Но уже название стреляло. Наступательная пропаганда газеты заставляла по крайней мере в оформлении показать многообещающее будущее молодого предприятия. В последнюю неделю июня на столбах для афиш и объявлений появились таинственные плакаты, над смыслом которых прохожие ломали голову. Мы готовили наш план тайно и нам удалось осуществить его полностью скрытно от общественности. Берлин был весьма удивлён, когда однажды утром на афишных тумбах появились плакаты, на которых кроваво красным было написано всего одно слово: «Атака!». Все были заинтригованы, когда несколько дней спустя появился второй плакат, не менее таинственный, но правда дававший намёк для тех, кто видел предыдущий, но не вносивший ясность полностью: «Атака произойдёт 4 июля!».

Благодаря счастливой случайности, в тот же день Красная Помощь разместила [по всему городу] плакаты, на которых угрожающими красными литерами было напечатано объявление о том, что при несчастных случаях необходимо обращаться в специальные пункты помощи коммунистических организаций.

Таким образом общественностью наши намёки были поняты в том смысле, что под атакой подразумевается коммунистический путч. Якобы этот путч должен состояться 4 июля и коммунистическая партия заранее заботилась о помощи раненым!

Это известие словно молния разнеслось по столице рейха. Слух был подхвачен прессой, которая тут же занялась разгадкой нашей загадки. Провинциальная пресса была в большом смущении; в ландтаге партии центра направили запрос правительству о том, готово ли оно противодействовать готовящемуся коммунистическому путчу. Одним словом, повсюду царило полное замешательство, пока наконец ещё через два дня не появился наш последний плакат с сообщением, что «Атака» — это «Немецкий еженедельник, выходящий в Берлине» и что он выходит по понедельникам, его почтовая пересылка стоит столько-то и он издаётся под лозунгом «За угнетённых и против эксплуататоров!».

Этой эффективной рекламой мы достигли того, что название газеты стало известным повсюду ещё прежде, чем сама газета появилась. [Этот приём, впервые применённый Геббельсом, до сих пор весьма успешно используется в коммерческой рекламе, причём многие мэтры рекламного бизнеса даже не подозревают о том, кто является автором. — Д.Р.] Причём за это мы не заплатили ни геллера. Однако, увы, никто нам ни одного геллера кредита так и не предложил. А нам были необходимы хотя бы самые скромные денежные средства. Поэтому я решился взять кредит на своё имя в размере 2000 марок, за который я нёс ответственность. Эта сумма была необходима для старта молодого предприятия. Сегодня кажется смешным вообще упоминать такие незначительные суммы. Но в те дни эти деньги значили для нас всё; я должен был бегать целыми днями, чтобы убеждать словом и заклинаниями у друзей партии одолжить мне эти деньги.

Первоначальную основу подписчиков составили оставшиеся члены партии. Сами члены партии с неутомимым усердием приступили к рекламированию газеты. Каждый партиец был убеждён в том, что речь шла о самом важном задании того периода, что быть или не быть нашему движению в столице рейха всецело зависело от успеха или неудачи задуманного.

Уличная продажа осуществлялась безработными штурмовиками. Самая большая трудность состояла в том, чтобы найти нужный коллектив сотрудников. Движение не имело никакого публицистического прошлого. Оно имело хороших организаторов и лучших ораторов, но писателей и дипломированных журналистов явно не хватало. В силу отчаянного положения с авторами мы были вынуждены привлечь для этого простых членов партии. Они имели много доброй воли и усердия, но никакого журналистского таланта в наличии обнаружено не было. Я, правда, когда обдумывал впервые идею с газетой, изучал работу главного редактора. Мне даже удалось найти подходящую кандидатуру, но как раз тогда, когда план стал осуществляться, его арестовали на два месяца за нарушение закона о печати.

Мы оказались в весьма незавидном положении. Никто из нас практически не разбирался ни в одной из профессий, используемых в прессе, никто не мог осуществить вёрстку. Всё что было связано с оформлением газеты, предпечатной подготовкой каждого номера, даже чтение корректуры было для нас тайной за семью печатями. Мы взялись за дело даже без какого бы то ни было малейшего намёка на специальные знания в этой области. Нужно признать за очевидное счастье, что наш эксперимент удался и не повлёк за собой тяжелейшего позора.

Но что касается стиля нашего нового печатного органа, то тут никаких дискуссий не возникало, в этом мы были едины. То что газета должна была иметь новое лицо, что это должно быть лицо молодой пробуждающейся Германии, это было нашей базовой установкой с самого начала. Газета должна была быть боевой и нести агрессию, а её стиль, её методы должны были приспосабливаться к существу и духу движения.

Газета издавалась для народа. Поэтому все материалы должны были писаться тем языком, на котором говорит народ. У нас не было намерения создавать орган для «образованной публики». «Атака» должна была читаться массами, а массы читают лишь то, что они понимают.

Всезнайки подчас порицали нас, чаще всего абсолютно бездарно. Они воротили свой нос, презрительно высказываясь о недостатке нашего интеллекта, что якобы отличало наши публицистические статьи, и рекомендовали как образец остроумия и цивилизованной гражданственности еврейские газеты. Эти упрёки не сбивали нас с толку. Нас не охватывало желание подражать ложной мании цивилизованности. Мы хотели завоевать массы, мы хотели донести свою правду до сердца каждого маленького человека. Мы хотели поставить себя на его место, понять его мышление и его чувства, с тем чтобы завоевать его для нашей политической идеи. Как показал последующий успех, это вполне нам удалось.

Когда в июле 1927 года мы начали с тиража 2–3 тысячи экземпляров, в Берлине выходили большие еврейские органы печати стотысячными и даже миллионными тиражами. Они не считали нас заслуживающими внимания. Сегодня, когда наша газета является авторитетным изданием, эти органы печати принадлежат давнему прошлому [Книга Й. Геббельса «Битва за Берлин» вышла в 1934 году. — Д.Р.]. Эти еврейские газеты были написаны настолько остроумно, что читателей тошнило при чтении. Их живодёры пера тщеславно и самодовольно упражнялись в трудно определяемом «интеллектуализме», они стали настолько цивилизованными, что их язык больше не воспринимался массами.