Сергей Эфрон - Переписка

71

Меблированные комнаты на Садово-Черногрязской улице в Москве. Имели репутацию пристанища богемы.

Ханго, или Гангут — город-порт на юге Финляндии, курорт. Знаменит тем, что во время Северной войны (1700–1721) русский флот в Гангутском сражении одержал крупную победу над шведским флотом.

Над. В. Крандиевская.

Ваш возлюбленный Серж (фр.).

Губернский центр в Польше

Mizerny — худой, осунувшийся (польск.).

Е. Я. Эфрон ездила в Варшаву в санитарном поезде № 187

В Варшаве Е.Я. Эфрон виделась со своим другом Ипполитом Волем

М. И. Цветаева предполагала ехать в Коктебель в обществе С. Я. Парнок и ее младшей сестры Елизаветы, А. И. Цветаевой с сыном и его няней, и своей дочери с няней, — что и было осуществлено.

Город в Варшавской губернии.

Е. Я. Эфрон уехала к своей приятельнице М. С. Урениус в ее имение Подгорье близ Луги, в Петроградской губернии.

А. Я. Трупчинская уехала с детьми на лето в Финляндию, в дачное место Нейвола.

друг Е. Я. Эфрон.

В. А. Жуковская

Процедура, в результате которой призывники либо определялись на действительную службу, либо оставлялись в резерве, зачисляясь в ополчение.

В Одесское военное училище.

А. Я. Трупчинская была проездом в Москве по дороге на летний отдых в Ессентуки.

Дочерей А. Я. и A. B. Трупчинских — Анны и Елизаветы.

С. Я. Эфрон неожиданно приехал в Коктебель 12 июня 1916 г. и пробыл там до 7 июля.

М. П. Арцыбашев с женой Еленой Ивановной, актрисой

Г. Я. Эфрона

Из-за финансовых затруднений в Камерном театре части труппы грозило увольнение.

Знакомая, у которой Е. Я. Эфрон жила в Кисловодске.

В конверт с письмом вложена справка Российского общества Красного Креста от 25 июля 1917 г. о военнопленном И. Воле.

По-видимому, Б. Г. Закс — знакомый И. Воля и Е. Я. Эфрон, социал-демократ; впоследствии работник Совнаркома.

С. Я. Эфрон ездил устраивать дочь в русскую гимназию в Моравской Тшебове.

В. А. Жуковской

Это письмо было ответом на Е.Я. Эфрон, черновик которого сохранился.

«Сережа, дорогой мой! Наконец-то получилось от тебя письмо, кот<орого> я так долго ждала и в кот<ором> была уверена.

Ты просишь написать факты. Вот они. Никакой ссоры из-за дров не было. За все годы большевизма, вплоть до этого я купила всего 1/4 саж., и до сих пор живу в комнате, в кот<орой> вода в стакане мерзнет, я совсем не топлю. Всё богатство, кот<орым> я обладала, получки Закса, я просила его отдавать Марине, как и дрова. Ты знаешь вероятно что одно лето Ирина провела у меня, первое лето коммунизма 1918 г. Я жила у Анны Григ<орьевны>, морально было ужасно, я накупила провианта на все деньги кот<орые> у меня были (мамин залог). И Анна очень скоро сказала что все запасы истощились и выживала меня. Мы расходились в политич<еских> убежд<ениях>. Я собрала все свое самообладание и молча выносила оскорбления, только чтобы не возвращать Ирину. Она стала как бы моей дочкой.

Это была умная, кроткая, нежная девочка. Привезла я ее совсем больной слабой, она все время спала, не могла стоять на ногах. За три мес. она стала неузнаваемой, говорила, бегала. Тиха она была необыкновенно, я все лето ничего не могла делать, даже читать, я упивалась ее присутствием, ее жизнью, ее развитием.

Моей мечтой было взять ее совсем и растить.

Мне предложили место сельской учительницы, я написала Марине об этом и спрашивала не даст ли она мне девочку на зиму. Уезжать в глушь одной я была не в силах. Ирина же заполнила бы всю мою жизнь.

За это время у меня произошел ужасный разрыв с Анной Григ<орьевной>, она потребовала чтобы я уехала. У меня не было ни копейки денег. Я написала обо всем Марине. Но тут меня выручил Миша, я нашла себе комнату у крестьян, и там еще мы прожили с Ириной месяц. Подошла осень. Я ждала ответа от Марины, отдаст ли она мне Ирину на зиму. Вместо ответа приехала Марина и взяла у меня Ирину. Когда я спросила отчего она ее берет она ответила что теперь в Москву привозят молоко (летом молока не было) и оставаться ей в деревне нет надобности. Ты знаешь какова Ирина была совсем маленькой и знаешь как мне всегда было больно Маринино, такое различное от моего понимания, воспитание детей. Я знала на какую муку увозится Ирина. Я была прямо в звериной тоске. И три дня не могла вернуться в нашу комнату где стояла пустая кроватка. Тогда я решила что больше никогда Ирину брать не буду, что мне это не по силам. Вот в этом верно и была моя самая большая ошибка, что я себя хотела защитить от боли.

Прошло два месяца. Вера была очень больна, думали что белокровие. Жила она с Асей, Зоей и Женей на одной квартире. Я жила отдельно. Доктора намекали, что она не выживет. Я абсолютно ничем Вере помочь не могла, я три мес. не видала кусочка хлеба (в деревне, когда жила с Ириной, находила обглоданные корки хозяйской девочки и съедала их). Пишу это, чтобы ты понял, в каком беспомощном состоянии я была. Ася, Зоя и Женя поддерживали Веру, но у Веры отношения с Асей портились и ей ее помощь была очень трудна. Но ничего иного делать было нечего. Вера ходила по стенке. Марина знала, что Вера больна, но не знала, что с нею. У Марины ушла прислуга и она привела девочку к Вере. Я взяла Ирину к себе, с отчаянной болью, т. к. девочка все потеряла, что имела, и я опять не могла отделаться от своей любви к ней.

Ирину оставлять у себя моя квартирная хозяйка запретила, т. к. сдавала она комнату без ребенка. Вечером я должна была приходить с Ириной к Вере и у Веры ночевать, т. к. Веру нельзя было ничем утруждать. Пришла Марина при мне и я все высказала, сказала ей: об ее оскорбительном отношении к Вере, о том что она нас не подпускает к детям и хочет оградить их китайской стеной от нас. <Делать?> что-либо я могу только из любви, <видеть?> детей не позволяет и с нашими чувствами не считается. Что я могла бы взять Ирину, <…> устроилась в деревне, но сейчас я сама вишу <…> и не хочу ее любить и привыкать к ней <…> на это нет сил. Говорила я очень резко, грубо, очень раздраженно. На этом разговоре мы с Мариной расстались. Ирина осталась у нас еще на неск<олько> дней, я опять брала ее на день, а на ночь приводила к Вере. Потом позвонив по телеф<ону> узнали что прислуга есть отвели Ирину Марине. <Как> видишь ни на холод мы ее не выгоняли, ни отказывали приютить Ирину в трудный момент.

Это было в 1918 г. На след<ующую> зиму я уехала в Витебск<ую> губ<ернию> в деревню и решила взять Ирину. Но хотела раньше устроиться, условия предлагали хорошие, но сразу не дали комнаты и два мес<яца> я жила в проходной комнате у чужого человека. Подробности этой моей жизни можешь узнать у Магды, мы с ней вместе уехали. На Рождество только мы с ней получили комнату и я написала Вере, чтобы она привезла Ирину. И получила ответ от нее и от Аси, что Ирина умерла и как мне описала Ася, умирала она долго и совсем одна. Вот что мне написала Ася она встретила Марину и та ей рассказала <что> Ирина в ужасном приюте для сирот и сама Марина боится туда ехать за Ириной. Тогда <Ася сказала> что она берет Ирину, и поедет <…> достанет Марине сапоги или валенки <…>. Сговорились. Но Марина привезла к Асе больную Алю вместо Ирины. Ася геройски ухаживала за Алей и перебинтовывала ее. Тогда решили, что Ирину возьмет Вера. Ася переселилась в Верину комнату (они уже жили врозь) и Марина и Аля в Асиной комнате. Вера не могла сразу поехать за Ириной потому что она была вся в нарывах, а нести Ирину надо было неск<олько> верст. Ася тоже заболевает и слегла. В это время умирает Ирина, нет, Ася кажется после этого заболевает. Не знаю сколько времени всё это тянулось. Я узнала обо всем когда все уже кончилось. Не знаю также сколько времени Ирина была в этом ужасном приюте, мне писали, что она уже ничего не могла есть и лежала все время. Когда я уезжала, то просила Тусю устроить Ирину в детск<ом> саду в котором она работала, там Ирина могла жить под Тусиным присмотром и кормили порядочно. Туся была у Марины и предлагала ей взять к себе Ирину, не знаю, отчего-то Марина верила больше в тот приют.