Леонид Иванов - Правда о «Смерш»

И еще одно обстоятельство. После овладения Берлином все основные части и соединения были сразу выведены из города, ибо не было возможности разместить в разбитом городе огромную массу войск, да и не было нужды для их дальнейшего пребывания в поверженной столице Германии.

Вместо этого сразу была создана городская военная комендатура во главе с генерал-полковником Н.Э. Берзариным. Ей были подчинены районные военные комендатуры. Одновременно по всему городу были размещены полевые солдатские кухни с солдатами-поварами, которые кормили голодных немцев. Одним из первых решений комендатуры было решение о снабжении молоком немецких детей. Лишь после этого немцы поняли, что никто не собирается их убивать, и только тогда появились первые обращения немцев в военные комендатуры по различным житейским вопросам.

Г.Х. Попов вносит предложение о том, чтобы Россия извинилась перед Германией за якобы допущенное ею массовое изнасилование немок в Берлине. Г.Х., конечно, большой специалист по подсчету изнасилованных немок, но пусть он вспомнит, с чем немцы пришли в Россию в 1941 году, какие жертвы и страдания перенес наш народ, сколько было изнасилованных и убитых.

Удивительно, что этот господин призывает рассказывать о Великой Отечественной войне всю правду, пасквильно обходя ее, вырывая из контекста или придумывая отдельные, нужные для его целей детали. Это не новый полемический прием, это старый прием клеветника и фальсификатора.

Господин Г.Х. Попов и другие, пытающиеся греть руки на углях своего Отечества, с удовольствием пускаются в рассуждения (анализом это назвать нельзя) о так называемых трофейных делах. Повторять клеветнические выдумки бессмысленно и невозможно, ибо их появилось много — на любой вкус, кратко расскажу, как было на самом деле.

В Германии с окончанием войны были созданы специальные трофейные команды. В их задачу входило выявление трофеев, их изъятие, охрана и доставка в Советский Союз. Решения об изъятии трофеев принимались коллегиально и строго контролировались. В задачи трофейных команд входил демонтаж некоторого промышленного оборудования, изъятие предметов военного назначения и вооружений, определенных музейных ценностей, вещей других оговоренных в документах категорий.

В каждой трофейной бригаде был отдел «Смерш», следивший за соблюдением законности при выявлении и изъятии трофеев, контролировавший их сохранность и не допускавший разворовывания.

Известные борзописцы указывают, что офицерам продавали без ограничения ковры, сервизы, меха и т. д. Возникает вопрос: кто продавал? Трофейные бригады торговыми операциями не занимались, а других учреждений для этих целей просто не было.

Замечу, что первые полгода после войны на территории Германии вообще не было денег: советские рубли там не ходили, а гитлеровские марки были ликвидированы. Позднее были выпущены оккупационные марки. Первоначально они ничего не стоили, и их фактически не признавали. Многие офицеры со смехом их выбрасывали, поскольку на них ничего нельзя было купить. Немного позднее, в 1946 году, когда в Берлине был открыт сначала один магазин, а потом ресторан, они пожалели о своем «гусарстве». В октябре 1949 года, когда была образована Германская Демократическая Республика, были выпущены полноценные восточно-германские марки, но к этому времени пик трофейных дел остался далеко позади.

Автор утверждает, что всем генералам выдавалось по автомашине, а офицерам по мотоциклу или велосипеду. Жаль, Г.Х. Попов не развил идею и не «выявил», что адмиралам выдавалось по катеру, а сержантскому составу по самокату.

Ничего этого не было и в помине. Конечно, некоторые генералы и офицеры брали в личную собственность доставшиеся им в боях немецкие автомашины и вывозили их в Союз, но оформление документов на глазах товарищей и подчиненных, командования и политработников было… унизительно и совсем не в духе победоносной Советской Армии. Хотя говорить с господами типа Г.Х. Попова о духе, с одной стороны, поздно, с другой — рано, поэтому вернемся к барахлу.

Многие советские военнослужащие, остававшиеся в Германии, никаких трофейных вещей вообще не имели. Никаких немецких сувениров не было и у меня. А в Берлине я был старшим опергруппы «Смерш» по поиску и обнаружению на территории Рейхсканцелярии следов главных военных преступников — Гитлера, Риббентропа, Геббельса и др. Я держал в своих руках личные кителя Гитлера с массивными золотыми фашистскими значками, рыцарские кресты с золотой и бриллиантовой отделкой, личные драгоценные ручки, кожаные папки с вензелями лидеров фашистской Германии, их личные часы, приемники и многое другое. Мне ничего не стоило взять себе несколько этих вещиц. Их цену мы представляли и тогда. Наверное, сегодня я был бы миллионером и делал бы свой вклад в воплощение современной национальной идеи по строительству громоздких помпезных и, как правило, безвкусных «коттэджей». Но система ценностей, сформированная тогда в наших душах, была иной, и ни я, ни мои товарищи ничего не позволили себе взять, не считая двух коробок с витаминами, которые принимал лично Гитлер. Два или три месяца мы пили эти пилюли всем оперсоставом отделения.

Еще одна тема не дает покоя ревнителям нашей новейшей истории от «Суворова» до Г.Х. Попова. Эта большая и славная тема связана с именем Г.К. Жукова. Уж очень хочется указанным господам, несмотря на недостаток художественных и фактических средств и, прежде всего, талантов, хотя бы бросить тень на великого Маршала Советского Союза.

В 50-е годы я работал в центральном аппарате 3-го Главного управления контрразведки в качестве начальника отдела. Мы занимались обеспечением госбезопасности Генштаба и Министерства обороны. Ко мне по наследству от В. Абакумова перешли оперативные дела на крупнейших военачальников страны, в том числе трехтомное дело на Г. Жукова. В то время я рассматривал и подписывал постановления об уничтожении «компрометирующих» материалов на известных генералов и маршалов.

Дело на Г. Жукова велось под личным руководством B.C. Абакумова. Он имел личные счеты с Жуковым, относился к нему неприязненно. Надо ли говорить, что властная манера держать себя, без обиняков пытаться вникнуть в любые вопросы, что было свойственно для В. Абакумова послевоенного времени, пришлись не по вкусу Г.К. Жукову, который не считал нужным ни выставлять напоказ, ни скрывать своих отношений к людям. В достаточно резкой форме

Г. Жуков указал В. Абакумову его место в период пребывания в ГСОВГ, чем заслужил ревнивое нерасположение последнего. Поэтому говорить об объективности В. Абакумова по руководству оперативным делом Г. Жукова не приходится. Тем более что В. Абакумов почувствовал настороженное отношение И. Сталина к Г. Жукову, особенно обострившееся после известных встреч Г. Жукова с Д. Эйзенхауэром, тогда еще американским командующим.

Просматривая оперативное дело на Г. Жукова, ощущалась явная субъективная тенденция, характерная для оперработников, работавших над сбором любых «компрометирующих» материалов. В деле было большое количество копий протоколов допросов и бесед с самыми разными людьми — от крупных военачальников до шоферов, охранников, поваров. В постановке вопросов и ведении дел чувствовалось желание получить на Г. Жукова «серьезный» материал.

Но ничего этого в протоколах не оказалось. Эпизоды, житейские мелочи, говорившие о жестком и требовательном характере Г. Жукова, требовательном прежде всего к себе, но это было хорошо известно и ранее. Много раз отмечалась жесткость Г. Жукова в отношении нерадивых подчиненных и его смелость при обсуждении военных вопросов с И. Сталиным.

Летом 1946 года, после снятия с должности Главнокомандующего Сухопутными войсками и назначения командующим войсками Одесского военного округа, Г. Жуков решительными действиями навел порядок в Одессе, где в то время царили уголовный произвол и бандитизм. В армии плохо решался квартирный вопрос. В короткие сроки Одесса была избавлена от бандитов, резко снизилось число грабежей и краж. Большинство нуждающихся в жилье офицеров получили квартиры.

То, что Г. Жуков провел эти дела быстро и решительно, не понравилось местным чиновникам, и они направили И. Сталину и в Политбюро несколько бумаг: Г. Жуков-де не считается с местными органами и якобы стремится возвеличить свою личность. Последний тезис о возвеличивании личности повторяется постоянно в самых разных документах. Так недоброжелатели трактовали исключительную любовь к Г. Жукову со стороны народа, и прежде всего со стороны военных. Отношение к нему в войсках действительно было восторженным, и, думаю, он мог бы достичь любой цели, если бы ставил ее для себя.

Через полтора года Г. Жуков был направлен в Свердловск командующим войсками Уральского военного округа.

В деле были справки о там, что при появлении Г. Жукова с женой в местном театре зрители, увидев его, устраивали овацию на 10–15 минут, прерывавшуюся криками: «Ура Жукову! Слава!» Теперь уже свердловские власти докладывали в Москву, что Г. Жуков стремится создать культ своей личности, раскланивается с публикой и «не делает жестов, направленных на прекращение аплодисментов в его адрес» (?!).