Гюстав Коэн - История рыцарства во Франции. Этикет, турниры, поединки

Следующий момент показывает еще более неожиданный союз рыцарства и литературы в ту далекую эпоху; в «Песни о Роланде» часто ссылаются на песни, посвященные воинам, иногда исторические, иногда сатирические.

говорит Роланд в стихе 1465.

«Песнь о Гийоме» представляет нам одного из авторов таких песен. На службе у Гийома состоит жонглер, который при этом является и храбрым рыцарем:

И данное свидетельство не единственное – Бертолле из героической поэмы «Рауль де Камбрэ» ничем от него не отличается и соответствует реально существовавшему участнику завоевания Англии нормандцами и битвы при Гастингсе (1066), рыцарю и певцу Тайферу, известному благодаря «Роману о Роллоне» Робера Васа[9] и знаменитому ковру из Байё:

В «Короновании Людовика», одной из пяти древнейших наших эпических поэм, относящейся к XI веку, мы находим несколько интересных моментов, освещающих обязанности короля, подобным тем, которые позднее были возложены на рыцарей. Очевидно, что «Коронование Людовика», относящееся к циклу о Гарене де Монглане, более феодальное, чем королевское по духу. Карл Великий стар и немощен, а Людовик, которому между пятнадцатью и двадцатью годами, – жалкий король, трусливый и развратный (стих 2311), удирающий при опасности (стихи 2404–2410). Он умеет лишь плакать (стих 2413), «спрятавшись под куньи меха». Но речь Карла, обращенная к сыну, содержит те самые наставления, которые на два века опередили поучения Людовика Святого своему сыну:

Чуть дальше он добавляет:

В лессе [строфа] XII он вновь возвращается к этим высоким обязанностям и уточняет:

Приметой феодализма в поэме «Коронование Людовика» является последний совет, идущий вразрез с политикой, которую позднее будут проводить великие самовластные монархи от Филиппа Красивого до Людовика XI:

«Песнь о Роланде» представляет в образе главного героя совершенного, но не идеального рыцаря. Идеальный рыцарь скорее Оливье, поскольку наряду с храбростью он обладает чувством меры. Хорошо известен стих, противопоставляющий их (1093):

Также урок, который тот преподает своему другу, отказывающемуся трубить в рог, чтобы позвать на помощь императора, боясь, что тем самым опозорит милую Францию и подвергнется осуждению в песне (Рол., 1724–1726):

Это настоящая обвинительная речь разумного человека безумцу, которого не остановят никакие слабости или дружеские чувства. Оценка эта заслуженна и применима даже в наши дни ко многим до безумия храбрым командирам (я сам знавал таких), которые совершенно не берегут вверенных им людей.

Итак, если барону Роланду чего-то не хватает для того, чтобы стать идеальным рыцарем, так это чувство меры, хотя данное выражение прямо не произносится; зато есть в избытке гордыня, что навлекает на него кару небесную.

Однако, хотя Роланд и повинен в излишней дерзости, его все же нельзя зачислить в категорию безрассудных рыцарей, о которой мы сейчас поговорим и которая появляется в эпическом цикле о мятежных баронах «Доон де Майанс».

Старейшая из поэм этого цикла, также восходящая как минимум к XI веку, – «Гормонд и Изамбар», возможно хронологически первая из наших героических поэм, записанная восьмисложным стихом, как «Кантилена святой Эулалии» (IX в.), и снабженная рефреном. Мятежный рыцарь Изамбар не только безрассуден, не только стоит вне закона; он также ренегат, что часто сочетается: разрыв феодальных связей влечет и разрыв связей религиозных. Он стал жертвой несправедливости со стороны короля Людовика III (умер в 882 г.), который допустил убийство брата героя, а его сестру принудил выйти замуж за убийцу. Поэтому герой бежит к сарацинскому королю Гормонду (в действительности к норманну Гор-дмунду), опустошившему Вимё и Понтьё.

Главная тема – бунт героя, который, ради свершения кровной мести, в соответствии с германским правом выкупающейся вергельдом, не останавливается перед тем, чтобы выступить с оружием в руках против законного монарха и предать огню и мечу родную страну. Этот тип крайнего индивидуалиста нам известен не только по героическому эпосу, но и по нашей истории, включая сюда Монморанси, Конде, Моро и Бернадота[10].

Правда, в финале (как в литературе, так и в жизни) герой в конце концов вновь становится на путь истинный и возвращается на родину и в лоно церкви. Таков Изамбар, таким будет Рауль де Камбрэ, чью могилу монахи Сен-Жери де Камбрэ будут подновлять и с гордостью показывать.

Рауль де Камбрэ, герой поэмы, носящей его имя (и тоже датируемой XI в.), предстает как воплощение безумия, против которого постепенно и были сформулированы законы рыцарства. Лишенный королем Людовиком своих владений, Камбрэ и прилежащей области, он требует в качестве компенсации Вармандуа, которое ему дают при условии, что он сам завоюет его у четырех сыновей Герберта. Напрасно мать умоляет его ничего не предпринимать. Он бросается в монастырь Ориньи-Сент-Бенуат, настоятельница которого, Марсента, мать Бернье, «вскормленника» Рауля, выходит ему навстречу. Равнодушный к мольбам и одной и другого, Рауль ужинает на алтаре, разрушает монастырь и сжигает его монашек. Вот против таких насилий церковь и боролась, создавая рыцарство.

Казалось, ничто не предвещало, что юный Рауль, воспитанный Герри Белокурым, станет тем надменным, неукротимым, нечестивым и безумным, каким он предстает в поэме; человеком, который, связанный собственным словом и влекомый судьбой, продолжает амбициозное и отчаянное предприятие, сокрушая преграды, возводимые перед ним человеческими и божественными законами. Пример той самой сильной воли, эманацией которой и является рыцарство и которую оно в дальнейшем, сложившись в институт, направит на более достойные цели, нежели удовлетворение личного честолюбия и гордыни.

Однако в свой последний час Рауль, как и Изамбар, обратится к истине, взывая к Небесному Отцу (стих 3125), «который может все простить», и Пресвятой Деве (стих 3131):

Автор (предположительно Бертолле) открыто становится на его сторону: