Вячеслав Кеворков - Тайный канал

— Как вы знаете, я здесь тоже не старожил.

— Значит, тем лучше поймете меня. Я не намерен разрушать существующие традиции, но считаю своим долгом иначе расставить акценты. Время поджогов складов и разрушения мостов позади. Настало время их наводить. Давайте сегодня проводить нашу внешнюю политику, как сказал бы Клаузевиц, «другими средствами». С американцами это сложно. Они признают только силу, а потому с нами на равных говорить не станут. Нам нужно строить свой дом в Европе, и тут без Германии не обойтись. Однако с самого начала немцам необходимо объяснить, что, строя его, мы не собираемся вбивать клин между ними и союзниками. Но для того, чтобы быть искренними с ними, нам самим нужно в это поверить.

Слушая его, я думал о том, какой сильный отпечаток на людей накладывает партийная карьера, как убеждены они, что язык — важнейший человеческий орган. И Андропов словно бы разгадал мои мысли:

— Похоже, я слишком затянул свое вступление. Зато теперь буду краток: нужно быстро, скажем, в течение полугода-года добиться установления совершенно новых отношений с Западной Германией. Отношения эти должны быть исключительно честными, доверительными и непременно динамичными. Для этого нужно найти кратчайший путь на самый политический «верх». А как известно, самый краткий путь— это прямая. Нам надо установить прямой канал между нашим руководством и руководством ФРГ, в обход всех внешнеполитических ведомств. Они в данной ситуации будут лишь тормозить дело. По линии Громыко уже есть в этом направлении какое-то шевеление, но это затянется надолго. Нам же необходим результат сегодня, самое позднее — завтра, но никак не через пять или десять лет.

Это была, безусловно, яркая речь добросовестного партийного пропагандиста, но отнюдь не главы организации военного типа, где не убеждают, а приказывают. Меня это и подкупало, и раздражало одновременно.

— Для начала нам необходимо с немцами открыто объясниться — кто что может и кто чего хочет. Пока же между нами глухая стена из взаимных претензий и подозрений. Каждый слышит только самого себя. Одним словом, задача ваша сводится к следующему: изложите письменно, как вы все это себе представляете, только коротко, и принесите мне. Сколько времени вам на это понадобится? Четыре дня? Шесть?.. Цифры пять я не люблю, она уж больно примитивна Говорят, Ленин любил единицу….

У меня ни любимой, ни нелюбимой цифры не было, и я согласился на шестерку.

Четыре дня я провел в бесплодных размышлениях. На пятый, примитивный, по шкале Андропова, день, я написал еще более примитивную бумагу. На первый план выдвигалась попытка обосновать необходимость моей поездки в Германию. Последующие пункты плана объясняли и обосновывали разумность и целесообразность первого.

Андропов с удивлением взглянул на меня, увидев две куцые машинописные странички. После чего мгновенно пробежал их глазами и с еще большим изумлением принялся разглядывать меня сверху вниз и в обратном направлении, позабыв даже предложить мне стул. Затем он отвернулся и уставился в окно. Повисла неприятная пауза. Я продолжал стоять, прекрасно понимая, что вся моя дальнейшая судьба зависит от того, укажет ли он мне в следующий момент на дверь — или на стул.

— Садитесь, что же вы стоите? И договоримся с самого начала: впредь, если что и будем писать на бумаге, то лишь то, что можно безбоязненно оставить для любопытных. Все же остальное придется держать в голове. — Он вернул мне легкомысленно заполненные странички со словами: — При выходе отдайте в секретариате на уничтожение. — И продолжил совсем другим голосом: — А теперь вернемся к нашему разговору на прошлой неделе.

И он терпеливо, почти слово в слово повторил уже сказанное им во время той встречи. Из чего я с удовлетворением заключил, что план его не был экспромтом, как мне показалось вначале, а хорошо продуманной и вполне сложившейся в его голове программой.

— Это вам еще раз о стратегии, — завершил он изложение своей политико-философской платформы. — Теперь — о тактике. Вам ни в коем случае не следует надолго уезжать в Германию: во-первых, всех русских, на длительное время уехавших за границу, считают шпионами. С этой позиции завоевать чье-то доверие нереально. Во-вторых, для поддержания действенного контакта на высоком уровне необходимо быть постоянно и хорошо информированным. Информационный канал между руководителями двух таких стран не может быть улицей с односторонним движением. Необходим живой обмен идеями, информацией, а потому следует быть в курсе самых последних событий. События же, которые будут прежде всего интересовать ваших оппонентов, происходят здесь, в Москве. Потому и оставаться вам следует здесь, дома, а туда выезжать лишь по необходимости. Где встречаться? — вот вопрос. Как встречаться, под каким предлогом выезжать туда — все эти проблемы вы и должны будете решать сами. И меня в это не втягивайте. Обо всем, что будет касаться поступающей информации, докладывайте мне, и дальнейшие указания получите тоже от меня. В остальном же продолжайте заниматься журналистами, журналистикой — это вас избавит от многих вопросов любопытствующих.

Я решил не упускать момента и расставить все точки над «i» до конца.

— Я думаю, Юрий Владимирович, одному мне будет сложно справиться со всеми сторонами поставленной задачи, в особенности если придется часто ездить туда-сюда.

Андропов досадливо щелкнул пальцами.

— Очень хорошо, что вы об этом напомнили. Конечно, вы не невидимка, и ваше появление на Западе разными людьми может быть истолковано по-разному. Невозможно предугадать, что кому придет в голову во всех этих политических хитросплетениях. Люди иногда или вовсе исчезают, или их находят завязанными в мешке. А потому вам обязательно нужен спутник, лучше всего — журналист.

— Такой есть. Валерий Леднев.

Я чуть было не продолжил: «Да и вы с ним уже знакомы», но вовремя сдержался. Нужно было соблюсти правила игры.

— Это из «Советской культуры»?

— Совершенно верно. Он часто бывает в Германии, и появление его там в очередной раз покажется вполне естественным. К нему привыкли.

— Вы знаете, о нем говорят разное. Если же вы считаете его надежным человеком…

— Абсолютно. Я давно знаком с ним…

— Древние говорили: знать долго не значит знать хорошо. Но решать вам. Леднев так Леднев. Но ответственность за все от начала до конца несете вы. И спрашивать мы будем с вас.

Это была не угроза, а обычная партийная формулировка: спрашивать с одного за все и за всех.

Есть люди, которые без труда словно бы предугадывают ваши действия на расстоянии. Стоит вам только намылиться под душем, либо уединиться в самом маленьком и уютном помещении вашего жилища… — как они тут же набирают номер вашего телефона.

Мой друг Леднев в полной мере обладал этим даром. Стоило мне вернуться в свой служебный кабинет, раздался звонок.

— Скажи, пожалуйста, когда ты был в последний раз в Доме журналистов?

Я задумался.

— Не напрягайся! Скажу тебе и так: давно. Если мы не появимся там самое позднее — сегодня, подумают, что мы умерли. Таким образом, слухи необходимо предупредить и опровергнуть. Пусть не радуются нашей преждевременной кончине.

Вечером, точно в назначенное время, я сидел за столиком журналистского ресторана. Леднев появился с опозданием, а потому в прекрасном расположении духа. Сообщив самые свежие новости обо всех и вся, он вдруг хлопнул себя по лбу:

— Совсем забыл! На прошлой неделе я случайно встретил…

И он назвал имя одного известного ученого-политика, с которым когда-то вместе учился в институте. Позже тот работал в Международном отделе ЦК, став со временем членом ЦК.

— Так вот, он рассказал мне, что пару недель назад виделся с Андроповым, и тот среди прочего задал ему вопрос относительно моей персоны. В ответ на что мой однокашник якобы хорошо обо мне отозвался…

— Редкий случай! Нынче считается дурным тоном говорить друг о друге хорошо.

— Оставим его, поговорим лучше о нашей судьбе. Мне непонятно, зачем я понадобился Андропову? Теперь, когда он не в ЦК, а в госбезопасности?.. Может, я что-нибудь сболтнул лишнее на людях? Не знаю, к чему теперь готовиться, к тюрьме или…

— Скорее, к «или».

Слушая Леднева, я был неприятно удивлен столь примитивным способом, к которому прибегнул Андропов, наводя справки о Валерии. Ведь у него под началом был многочисленный, великолепно оснащенный аппарат, готовый в любой момент представить любую информацию, включая рентгеновские снимки мыслей Леднева во время сна.

Я тут же придумал себе несколько объяснений: непрофессиональность нового шефа госбезопасности, привычка партаппаратчика составлять личные характеристики, выведывая мнения людей друг о друге, или, наконец, боязнь доверить свои планы и начинания аппарату, пока ему чуждому, еще не заполненному верными людьми.