Александр Балыбердин - Неизвестный Хлыноff. Популярно о важном

«Поидоша къ Вятце»

Если в первых двух случаях под словом Вятка упоминается река или местность по берегам реки Вятки, то естественно предположить, что и в третьем случае, под словами «поидоша къ Вятце по суху на конехъ», летописец также имел в виду реку или местность, а не город. Но предположение Эммаусского состояло в том, что, в конце похода, опасаясь преследования со стороны нижегородцев, ушкуйники были вынуждены возвратиться в разоренную ими Вятку, заново возродить и отстроить этот город.52 Проверим это предположение, и чтобы наши размышления не носили характер умозрительного философствования, обратимся к сухому языку цифр и фактов.

Выражение «и шедше взяша Болгары», означает, что город Булгар53 был взят ушкуйниками, что называется, с ходу. Причем тем числом ушкуев, которые и отправились в поход – 90 лодок. Следовательно, грабя «транзитом» поселения на реке Вятке, ушкуйники не имели потерь и, значит, не вели активных боевых действий. Возможно, с вятскими поселениями они поступали также, как с Булгаром – припугнули угрозой сжечь город и, получив 300 рублей «откупа», продолжили свой путь, что по справедливому замечанию Хана, «напоминает современный рэкет».54

В Булгаре пираты разделились на два отряда. Первый из них, на 50 ушкуях числом до 1430 человек, пошел вниз по Волге к Сараю, а другой отряд из 40 ушкуев и 1140 разбойников, стал подниматься вверх по Волге, разоряя земли, расположенные за рекой Сурой, правым притоком Волги. От Булгара до устья реки Суры – более 300 км. Это обширный район, который ныне включает волжское побережье Татарстана, Чувашии, Марий Эл и восточную часть Нижегородской области. В те годы, основную часть населения этих пограничных земель составляла мордва.

Затем в районе Обухова, ушкуйники перешли на левый берег Волги и, уничтожив весь флот, вторглись в Поветлужье, населенное черемисами. Это был жестокий удар по, и без того, сложным отношениям черемисов с восточными русскими княжествами. В течение почти двадцати лет черемисы вели борьбу за независимость с галичским князем Андреем Федоровичем, которая в 1372 г. закончилась созданием самостоятельного Ветлужского княжества, просуществовавшего до 1469 г.55 По мнению современных исследователей истории марийского народа, грабительское вторжение ушкуйников в Поветлужье способствовало усилению антирусских настроений среди местного населения, в результате чего на Куликовском поле черемисы оказались на стороне Мамая.56 Но современные почитатели «подвигов» ушкуйников вряд ли знают об этом.

По мнению ЛЛ. Муравьевой и Б.Л.Пудалова, которое разделяет А.Л.Мусихин, летописное известие о походе ушкуйников 1374 г. было составлено, скорее всего, нижегородцем.57 Автор жил в землях, которые грабили «речные пираты» и потому, без смущения, называет их «разбойниками». В нашем случае это важно потому, что подробности похода ушкуйников по Поветлужью нашему летописцу были не известны. Поэтому его сообщение о завершении этого похода кратко и схематично: «… а сами поидоша к Вятце по суху на конех и идучи много сел по Ветлузе пограбиша». Хотел ли он тем самым сказать, что ушкуйники организованно отступили к городу Вятке, где и обосновались? Или же просто указал направление движения – к реке Вятке или Вятской земле?

Поднимаясь вверх по реке Ветлуге, действительно, можно приблизиться к центральной Вятке – расстояние до г. Котельнича здесь составляет около 50 км. Но, во-первых, для этого вовсе не надо было бы менять ушкуи на лошадей, а во-вторых для этого ушкуйники должны были бы пройти почти 800 км. против течения, в том числе по перекатам и мелям, обнажившимся после спада воды. Очевидно, что выражение «по Ветлузе» здесь относится не к реке, а к местности, Поветлужью, и этот новый поход был для ушкуйников не отступлением или бегством, но продолжением грабежа, только теперь «по суху». Сменить же ушкуи на лошадей пришлось для того, чтобы, говоря военным языком, бывшие речные пираты смогли «рассредоточиться» и «накрыть» своим грабежом более обширную территорию. Как и отметил летописец: «много сел по Ветлузе пограбиша». В этом случае слова «поидоша к Вятце» передают главное направление похода – на восток, к реке Вятке или Вятской земле. Неслучайно летописец так грамотно и информативно выстраивает свое предложение – сначала указывает направление похода, а затем его цель, средства и результаты – «… а сами поидоша к Вятце по суху на конех и идучи много сел по Ветлузе пограбиша».

Это, конечно, не означает, что все ушкуйники обязательно достигли реки Вятки. Часть из них могла пойти на север, затаиться в костромских лесах, чтобы весной следующего 1375 г. в составе разбойной дружины Прокопа напасть на Кострому. Другая часть ушкуйников могла уйти на восток, в соседнюю Арскую землю на севере современного Татарстана, ими была создана новая «пиратская база». Она просуществовала до начала 1379 г., когда, согласно сообщению русских летописей, «вятчане (зимою) ходиша ратию в Арскую землю и избиша разбойников ушкуйников и въеводу их (Ивана) Рязана (Станиславова сына) изымавше убиша».58 По предположению Спицына, ушкуйники, укрывшиеся в Арской земле и были остатками тех самых отрядов, что грабили Поволжье в 1374 и 1375 гг.59 Если бы Вятка была основана ушкуйниками, то маловероятно чтобы вятские ушкуйники приняли участие в этом походе против своих арских собратьев. В.А.Бердинских объясняет тем, что, населившись в центральной Вятке ушкуйники быстро порвали со своим разбойным прошлым, осознали свою солидарность с местными жителями и потому «вместе с русскими старопоселенцами оказались способны отстаивать интересы Вятки».60 Но это объяснение выглядит не убедительно.

Еще один повод усомниться в справедливости гипотезы Эммаусского – это судьба коренных жителей Арской земли – бесермен, которые, страдая от усобиц в Орде и набегов ушкуйников в конце XIV века стали переселяться в низовья реки Чепцы, всего в нескольких километрах от г. Хлынова.61 Что выглядело бы очень странно, если бы этот город, действительно, была основана ушкуйниками, от которых бесермене натерпелись немало горя.

Таким образом, всесторонне рассмотрев гипотезу Эммаусского об основании г. Вятки ушкуйниками – участниками похода 1374 г., мы вынуждены признать, что известие Троицкой летописи, на котором она основана, не может служить тому веским доказательством. Более убедительным нам представляется мнение Спицына и Верещагина, считавших, что во всех трех случаях под названием «Вятка» в этом летописном известии упоминается не город, а река с прилегающей к ней местностью. Изучение самого похода и современных ему исторических событий подтверждает это мнение. Убеждение, что ушкуйники являются предками вятчан, является ошибочным, а романтическое отношение к ним зиждется на незнании исторических фактов и подлинной природы ушкуйничества.

Таким же ошибочным является мнение, что г. Вятка был основан в 1374 г. ушкуйниками. Археологические факты свидетельствуют, что город к этому времени уже существовал, и назывался, согласно письменным источникам, не Вяткой, а Хлыновом. Причем само это название может служить историческим источником. Но об этом поговорим на следующей открытой лекции.

Вопрос, вынесенный в заголовок этой статьи, связан с историей основания г. Хлынова (Вятки, Кирова), чем и интересен. Его не обошел ни один из крупных историков Вятского края, обзор мнений которых представлен Л.Д.Макаровым в 1 томе «Энциклопедии земли Вятской».62 Не пересказывая его статьи, заметим, что происхождение древнего названия главного города Вятской земли до сих пор остается неразгаданным.

При этом в последние годы особый вес приобрела гипотеза, согласно которой название «Хлынов» происходит от слова «хлын» в значении «тунеядец, мошенник, вор, обманщик в купле и продаже, барышник, кулак» (В.И.Даль).63 И если ученые еще готовы обсуждать состоятельность этой гипотезы, то обыватель, сознание которого не отягчено научной методологией, уж почти уверовал в то, что исторический Хлынов был городом хлынов – бродяг, мошенников и воров, отчего и получил свое название. Естественно, что это не могло не наложить отпечатка на отношение наших современников к древнему Хлынову, когда часть из них восторгается разбойным прошлым вятчан, а другая видит в их «хлыновстве» чуть ли не корни всех их бед.

Между тем, уже давно настало время спросить – на каких источниках основана эта гипотеза, их возможно ли на основе одного лишь толкования слова «хлын» бросать тень на прошлое нескольких поколений вятчан? Эту цель и преследует настоящая статья, которая вовсе не претендует на энциклопедическую полноту и не ставит целью дать оценку всем гипотезам происхождения названия Хлынов. Ее цель куда скромнее – критически оценить научную состоятельность лишь одной из них – той самой, что возводит древнее название города к прозвищу хлын.