Вокруг Света - Журнал "Вокруг Света" №7 за 2001 год

Генрих IV раскрепощал Париж в прямом и переносном смысле. Из города-убежища он превращался в город-сцену, город-праздник, приглашавший жителей покинуть свои дома и выйти на улицы и бульвары. Площадь Вож, Лувр, Тюильри, Пале-Рояль, Вандомская площадь, площадь Согласия...

Но оставался и другой Париж — закрытый для общества, опасный и враждебный, Париж тех кварталов, куда не рисковали заходить даже вооруженные солдаты. Это были печально известные Дворы чудес. Главное чудо в этих Дворах происходило каждый вечер, когда весь сброд после «трудового дня» возвращался к своим жилищам. Самый известный Двор чудес насчитывал около 500 семей и выходил на улицу Сен-Дени в районе пассажа дю Кер. Справиться с ним смогла лишь созданная в 1667 году префектура полиции, разместившаяся на знаменитой Ке д’Орфевр. Особенно прославился своими рейдами во Дворы чудес лейтенант полиции Ла Рейни. Встречая вооруженную железными прутьями и мушкетонами толпу, он говорил примерно следующее: «Я мог бы всех вас отправить на галеры. Но мне вас жаль. Сегодня стены ваших бараков будут снесены, и я даю вам ровно час, чтобы убраться прочь... Но учтите: двенадцать последних заплатят за всех. Шестеро будут повешены на месте, шестеро получат 20 лет каторги!» Ла Рейни всегда держал свое слово, поэтому через 30 минут Двор был пуст...

Борьба с «наследием средневековья» в Париже развернулась с новой силой в середине XIX века. Перепланировкой города занялся префект департамента Сены барон Жорж Османн. Именно ему Париж обязан своими широкими бульварами и звездоподобными площадями с расходящимися лучами-проспектами. Но парижане никогда не простят Османну разрушений на острове Сите, где, охваченный азартом переустройства, префект снес два десятка церквей и уничтожил более полусотни старинных улочек, хранивших самобытность и очарование средневекового Парижа. «Железной рукой» реформатора барон Османн привел Париж к новым градостроительным решениям, подготовив почву для такого эксперимента, как Эйфелева башня.

Сказать, что ее не любили — ничего не сказать. Ее ненавидели и проклинали все известные писатели и художники Франции. Коллективный протест, подписанный ими, хранится в музее. Но когда башню открыли ( в 1889-м, в год Всемирной выставки в Париже), ее посетило около 2 миллионов человек — абсолютный рекорд за все времена. Самым стойким борцом с Эйфелевой башней был Ги де Мопассан. Но как-то и его встретили в ресторане на одной из ее площадок. «Это единственное место, откуда я не вижу проклятой башни», — нашелся знаменитый писатель.

Пример Эйфелевой башни лишний раз доказывает исключительность Парижа. Какой еще город смог бы не только адаптировать совершенно чуждое по стилю инженерное сооружение, но и превратить его в свой собственный символ! В сущности это и есть то самое «l’art de vivre» — «искусство жить», которым так гордятся французы. Париж никогда не стремился возглавить технический прогресс, но умело его использовал. «Быть — важнее, чем иметь, выглядеть — важнее, чем быть!» Из всех величайших изобретений человечества Париж взял себе только одно, но зато какое — кинематограф!

За сотни лет бурной истории Париж научился быть (или казаться) счастливым. Иллюзия счастья витает над его улицами, как фата-моргана: то рассеивается, то сгущается. Но иногда иллюзии становятся реальностью. Где это происходит? На бульваре, в бутике, в кафе? В Париже. В городе, который так трудно миновать...

Андрей Нечаев | Фото автора

Паруса красавцев-кораблей окрашивались  в алый цвет не только закатным солнцем великих открытий, но и кровью. Большими и малыми сражениями полна вся шеститысячелетняя история мореплавания.

Мощный военный флот во все времена был свидетельством силы и благополучия государства. Претензии на лидерство утверждались на верфях, определяясь степенью развития кораблестроения, совершенства такелажа и вооружения, выучки и самоотверженности лихих команд.

Перед боем с кораблей, снабженных таранами, снимали мачты, на палубах устанавливали катапульты и баллисты, устройства для метания полуметровых стрел, камней и горшков с горючей смесью.

Галеры и подобные им парусно-гребные корабли царили не одну тысячу лет — пока не исчерпали свой потенциал. Точку в военной карьере весла поставила битва при Лепанто, завершившаяся в 1571 году самой убедительной победой христиан над мусульманами из всех, которые были на море. Флот султана перестал существовать, а Турция надолго выпала из числа морских держав.

Последнее великое сражение гребных судов произошло через много лет после того, как парусники проложили дорогу в Новый Свет. Галионы, каравеллы, фрегаты и флейты подхватили боевую эстафету у галер. Открыв Америку и захватив заокеанские земли, Испания к концу XVI столетия окончательно освоила Атлантику. С набитыми трюмами сновали между Старым и Новом Светом парусники под флагами с изображением испанской короны. Колонии Вест-Индии меньше чем за век превратили молодую алчную метрополию в богатейшую страну, обладавшую тремя четвертями всего тогдашнего европейского золота.

Англия, которая с негласного благословения своей королевы вела против испанцев настоящую каперскую войну, становилась главным конкурентом мощной католической державы, к тому же она поддержала восстание в Нидерландах против испанской власти. Король Филипп II решил, чего бы это ему ни стоило, поставить Англию на место, начав готовить сокрушительный удар.

Для небывало могучего флота, «Непобедимой армады», строили огромные галионы — истинные плавучие крепости. «Непобедимая армада» 30 июля 1588 года втянулась в пролив Ла-Манш с юга. 125 военных кораблей, 30 вспомогательных судов, 2 630 орудий, 30 тысяч матросов, солдат и 3 тысячи офицеров. Командующий «армадой» герцог Медина Сидония со своего тысячетонного сверкающего позолотой «Сан-Мартина» отдал команду кораблям выстроиться полумесяцем.

Англичане располагали двумя сотнями кораблей, 15 000 матросов и солдат (при резерве в 17 тысяч). Командовал всем этим воинством лорд Говард Эффингемский, его заместителем был назначен сэр Фрэнсис Дрейк — возведенный в дворянство бывший «королевский пират». Они сделали ставку на скоростные маневры и артиллерию, чтобы, избегая затяжного ближнего боя, жалящими ударами нанести врагу максимальный урон.

Первые же вылазки английского авангарда, особенно ночные, принесли успех. Суда-поджигатели — брандеры, дружные и меткие залпы с подкрадывавшихся в темноте кораблей с потушенными огнями обескуражили испанцев. 2 августа Медина Сидония, принявший ударные группы за весь неприятельский флот, отдал скоропалительный приказ отвести «Непобедимую армаду» на рейд французской гавани Кале. А на следующую ночь испанцев ждала полная конфузия.

Атакой восьми брандеров начал свою операцию Дрейк. Впереди — его прославленный в морских разбоях «Ривендж» («Месть»).

Паника охватила «Непобедимую». Испанцы и по приказу и без обрубали якоря, чтобы удрать. Маневрируя среди неповоротливых галионов и каравелл с пробитыми бортами, трехмачтовики сэра Фрэнсиса жестоко и хладнокровно делали свое страшное дело.

Преследуемые сэром Говардом, испанцы бежали на север. Там их добивали не только англичане и ирландцы, но и шторма, которые выбрасывали корабли без якорей на берег Альбиона, где спасшихся встречали далеко не гостеприимно. Потрепанный «Сан-Мартин» герцога Медины Сидония добрался до Сантандера 21 сентября. А вообще в Испанию вернулось всего 67 кораблей. Испания склонила голову перед новой владычицей морей — Англией.

…Наполеон не слишком высоко ценил военный флот, однако господство Франции на Европейском континенте нельзя было установить, не подчинив Англию. Император намеревался захватить островное королевство, переправив через Ла-Манш 150 тысяч гвардейцев, 9 тысяч лошадей, 3 500 орудий, тысячи тонн боеприпасов и продовольствия.

Наполеон унаследовал чрезвычайно развитое в XVII веке кораблестроение, за что в значительной степени должен был быть благодарен знаменитому министру финансов Кольберу. В те времена Франция не раз бивала саму «владычицу морей» и занимала в конструировании и судостроительстве одно из первых мест в мире. Наполеон мог распоряжаться и кораблями союзной Испании. И все же, располагая крупнейшим в Европе военным флотом, подготовившись к форсированию Ла-Манша (на французском берегу были созданы укрепленные опорные пункты и «летучие» батареи), император был вынужден отказаться от своего плана. Умерить аппетиты наполеоновскую верхушку заставила весть о катастрофическом поражении франко-испанской эскадры у испанского мыса Трафальгар.

...Из Кадиса 33 линейных корабля — 18 французских и 15 испанских — успел вывести адмирал Вильнев. На смену ему, попавшему в немилость из-за нехватки мужества и отваги, уже спешил из Парижа вице-адмирал Розали, но его подвела карета. Если бы не это нелепое дорожное происшествие, задержавшее Розали; если бы Наполеон чуть раньше распорядился заменить командующего союзным флотом; если бы адмирал Нельсон получил более решительного противника, неизвестно, как сложилась бы судьба Франции, Англии, да и всей Европы.