Йохен Ланг - Протоколы Эйхмана.Записи допросов в Израиле

ЛЕТОПИСЕЦ. Солдафонские ритуалы, тупое следование строевой дисциплине даже в конторе чрезвычайно характерны для четко выраженной в СС тенденции: все должно подчиняться уставному распорядку.

ЭЙХМАН. Дни тянулись за такой "работой" бесконечно. А в стороне от нас сидел штурмбаннфюрер с бородкой клином, он почти ничего не слышал и выглядел здесь смешно, как совершенно чужой. Это был, как я смог узнать гораздо позже, научный руководитель департамента I в СД профессор Шварц-Бостович. Он служил еще при царе в апелляционном суде в Киеве, занимался масонством, издал об этом книгу, и за это ему, ну, скажем, пожаловали звание штурмбаннфюрера СС. При нем было несколько молодых людей, которые, как и мы, возились с картотекой; имя одного из них мне придется упоминать еще много раз - Визлицени.

ЛЕСС. Дитер?

ЭЙХМАН. Дитер Визлицени. Он в то время был подчинен непосредственно Шварц-Бостовичу. За те две недели... нет, три недели, что я там провел, было несколько посещений начальства. Их проводил лично рейхсфюрер или Кальтенбруннер. У нас эти посещения ненавидели. Они происходили каждые два-три дня, обычно вечером, а мы должны были торчать там и ждать, пока вся компания не уйдет - совсем или, по крайней мере, из нашего помещения. Потом меня перевели из картотеки в масонский музей. Никто меня не спрашивал, просто приставили к обершарфюреру Рихтеру; он жил в Берлине, проучился в университете несколько семестров, учебу бросил из-за политики, а здесь был чем-то вроде директора этого музея. В его задачу входило собрать сюда сохранившуюся в разных масонских ложах в Германии ритуальную утварь, различные предметы - фартуки, масонские медали, печати и тому подобное. А мне поручили описать, занести в каталоги и разместить тысячи печатей и сотни медалей. Эта работа заняла у меня, наверное, месяцев пять, пока музей и вообще весь департамент не перевели совсем в другой район Берлина. Но за это время я свел знакомство с неким унтерштурмфюрером фон Мильденштайном. Он однажды появился у нас как посетитель, вместе с Герингом, а может быть - с Геббельсом. Он был унтерштурмфюрер, я - рядовой исполнитель, разница в СС очень большая. Мое рабочее место было в зале ложи "вольных каменщиков". Он все это осмотрел, задал какие-то вопросы, я на них как мог ответил. Тут он сказал, что как раз только что организовал отдел "евреи" в Главном управлении СД. Не хочу ли я перейти к нему? Я тогда готов был без всяких согласиться на что угодно. Лишь бы уйти от этой возни с печатями, с этикетками. И я сказал "да" и больше ничего об этом не слышал. Начался переезд департамента, о котором я уже говорил, и уже на новом месте я однажды получил приказ: явиться в такой-то отдел, номера я теперь уже не помню, во дворец на Вильгельмштрассе, 102, к унтерштурмфюреру фон Мильденштайну.

ЛЕСС. Как назывался отдел?

ЭЙХМАН. "Евреи"! В отделе "евреи" я встретился с совершенно новой областью задач. Унтерштурмфюрер фон Мильденштайн был очень общительным, доброжелательным человеком; австриец по рождению, видно, много поездил по миру. Не было в нем этой черствости, грубости, как у большинства тогдашних начальников, с которыми и заговорить боялись. Мы очень быстро с ним сблизились. Одно из первых дел, которое он мне поручил, было связано с книгой "Еврейское государство" Теодора Герцля.

ЛЕТОПИСЕЦ. Эту книгу написал уроженец Будапешта, 36-летний адвокат Теодор Герцль, возмущенный приговором капитану Дрейфусу, необоснованно обвиненному - по причине бытовавшего во французской армии антисемитизма - в шпионаже в пользу Германии. Герцль выступил за основание в Палестине еврейского государства и тем самым вызвал к жизни сионистское движение; вскоре оно приобрело множество сторонников, преимущественно в Восточной Европе.

ЭЙХМАН. Фон Мильденштайн сказал мне, чтобы я ее прочитал. Этим я усиленно и занимался в последующие дни. Книга заинтересовала меня, до тех пор я ни о чем таком не слышал... Она произвела на меня впечатление, - возможно, тут сказалась моя романтичность, моя любовь к природе, к горам и лесам... Я вникал в ее содержание, многое запомнил. Я же не знал, что потом будет. Когда я покончил с книгой, мне было велено составить конспект, справку; ее должны были распространить как служебный циркуляр для служащих СС и внутреннего пользования в СД, службе безопасности.

ЛЕСС. В каком это было году? Вы помните точную дату?

ЭЙХМАН. В конце 1934 г. - наверное, в сентябре - я поступил в СД, значит, это могло быть в 1935 г., скорее всего, во второй половине. Моя справка несколько раз побывала у начальника штаба - на предмет проверки стиля и т.п. - и возвращалась ко мне с поправками и замечаниями; это был весьма критичный господин. Исправления по существу делал фон Мильденштайн. Ее напечатали потом в виде тетрадки, циркуляра для СС. Я там изложил структуру всемирной сионистской организации, цели сионизма, его базу и трудности. Подчеркивались его требования; они отвечали нашим собственным намерениям - в том смысле, что сионизм стремился к политическому решению: они хотели получить землю, на которой их народ мог бы, наконец, осесть и спокойно жить. Это в значительной мере совпадало с программной установкой национал-социализма. Одновременно с этим я занялся неосионистами. О них тоже написал справку, но не знаю, была ли она издана в виде циркуляра. В течение этого времени я хорошо узнал унтерштурмфюрера фон Мильденштайна как человека, ищущего политических решений, отвергающего методы, которые проповедовал журнал "Штурмовик".

ЛЕТОПИСЕЦ. Еженедельник "Штурмовик" ("Der Sturmer") издавал в Нюрнберге гауляйтер Франконии Юлиус Штрейхер. В нем печатались исключительно заметки и лозунги, возбуждающие ненависть к евреям. Журнал обращался к самым низменным инстинктам, не брезговал заведомой ложью. Поэтому даже многие члены НСДАП его не принимали. Штрейхер, примитивный, коррумпированный садист и насильник, был после окончания войны приговорен Международным военным трибуналом в Нюрнберге к смертной казни и повешен.

ЭЙХМАН. Я всегда считал господина фон Мильденштайна своим наставником, потому что он был единственным в Главном управлении имперской безопасности, кто мог дать исчерпывающую деловую справку по еврейству. Мне был поручен такой круг вопросов: международный сионизм, современный сионизм, ортодоксальный иудаизм. Еще один сотрудник ведал организациями, занимающимися ассимиляцией. Ничего другого у нас не было! Примерно в это время у нас стал бывать знакомый Мильденштайна, его звали Эрнст фон Большвинг. Он долго занимался коммерцией в Палестине, вместе с неким господином Борманом, который отправлял оттуда - каждый год, если я не ошибаюсь, - корабль с грузом лука в одну из скандинавских стран. Этот господин фон Большвинг часто приходил к нам на службу и рассказывал про Палестину. У него получался такой полный обзор - программа сионизма, современная ситуация, положение в Палестине и распространение сионизма по всему миру, - что я понемногу становился специалистом по сионизму. Еще я получал газеты, в том числе "Хайнт". Их значки, буквы я читать не мог и поэтому купил книжку Самуэля Калеко - учебник древнееврейского. Стал учить печатные буквы. Слова тоже, но главным образом я хотел просто научиться читать печатный текст газеты "Хайнт", она печаталась на идише, но древнееврейскими буквами.

ЛЕСС. Это было в 1935 г.?

ЭЙХМАН. Так точно! А в начале 1936 г. произошли изменения. Господин фон Мильденштайн перешел в Имперское управление дорожного строительства, в "Организацию Тодт", и его послали в Северную Америку для изучения строительства автострад. Я забыл сказать, он был инженер по образованию. Моим новым начальником стал человек много моложе, шарфюрер или обершарфюрер, незрелый, заносчивый. Наше отделение не имело никакого влияния, не имело значения, оно было маленьким, размещалось в одной-единственной комнате, примерно вдвое большей, чем эта, в которой я сейчас нахожусь. Новый начальник продержался недолго, всего через несколько недель его призвали в армию. Моим начальником стал новый человек, а именно Дитер Визлицени, о котором я уже упоминал. Тогда же мы переехали в другое помещение, это были две или три комнатки. Визлицени обосновался в одной из них, я в другой, а некий Даннекер, он был, я думаю, тоже шарфюрером, наверное, в третьей. У меня остались мои дела, Даннекер стал заниматься ассимиляцией, Визлицени управлял. Он был для нас хорошим начальником. Вся его фигура уже располагала к покою. При нем у нас не было суеты. Он был весьма сведущ по части истории, с ним хорошо было беседовать. Постепенно я знакомился с так называемой входящей корреспонденцией, до тех пор я ее совершенно не видел. Приходили сообщения из отделений СД на местах, из каких-то центральных инстанций, но чаще всего это были сообщения о конференциях самой организации мирового еврейства. Иногда это были научные материалы, якобы научные материалы, найденные где-то при конфискации, а поскольку гестапо не знало, что с ними делать, их сдавали в СД. Еще приходили доклады от националистических организаций и донесения полицейских служб. Все, что касалось евреев, канцелярия управления направляла нам. И Визлицени оставалось только распорядиться: это мне или Даннекеру, в зависимости от темы.