Дэвид Гранн - Затерянный город Z. Повесть о гибельной одержимости Амазонией

— Где мы? — поинтересовался один из его спутников.

Линч посмотрел на координаты, высветившиеся на экране.

— Мы не так далеко от того места, где в последний раз видели Фосетта, — ответил он.

Сеть ползучих растений и лиан опутывала тропы, расходящиеся от прогалины, и Линч решил, что дальше экспедиции придется двигаться на лодке. Он велел нескольким членам отряда отправиться назад с самым тяжелым снаряжением: когда он найдет место, где сможет приземлиться легкий самолет, он сообщит координаты по рации, чтобы оборудование доставили туда по воздуху.

Оставшиеся члены отряда, в том числе и Линч-младший, столкнули в воду две лодки и начали свое путешествие вниз по реке Шингу. Течение быстро несло их мимо колючих папоротников и пальм бурити, мимо растений ползучих и растений миртовых, — бесконечного переплетения, поднимавшегося по обе стороны от них. Незадолго до захода солнца Линч вел лодку по очередной излучине, когда ему показалось, будто он заметил что-то на далеком берегу. Он приподнял край шляпы. В просвете между ветвями он увидел несколько пар глядящих на него глаз. Он приказал своим людям заглушить моторы; никто не издавал ни звука. Лодки вынесло на берег, днища заскребли по песку, и Линч вместе со своими спутниками выпрыгнул на берег. И в этот же момент из леса появились индейцы — обнаженные, с яркими перьями попугаев в ушах. Спустя какое-то время вперед выступил мощный мужчина, глаза у него были обведены черной краской. По словам тех индейцев, которые говорили на ломаном португальском и стали выполнять роль переводчиков, это был вождь племени куйкуро. Линч попросил своих людей достать подарки, среди которых были бисерные украшения, сладости и спички. Вождь, кажется, был настроен гостеприимно; он дал экспедиции позволение разбить лагерь возле деревни куйкуро и посадить винтовой самолет на близлежащей поляне.

Пытаясь заснуть в эту ночь, Линч-младший думал: может быть, Джек Фосетт тоже когда-то лежал в похожем месте и видел такие же фантастические вещи. Наутро его разбудило восходящее солнце, и он сунул голову в отцовскую палатку. «С днем рождения, папа», — произнес он. Линч забыл, что этот день — сегодня. Ему исполнилось сорок два.

В этот же день несколько куйкуро пригласили Линча и его сына искупаться в ближайшем пруду — вместе со стофунтовыми черепахами. Линч слышал, как приземляется самолет, доставивший остальных членов отряда и оборудование. Участники похода наконец собрались вместе.

И тут они увидели индейца, бегущего к ним по тропинке и выкрикивающего что-то на своем наречии. Куйкуро мигом выскочили из воды.

— В чем дело? — спросил Линч по-португальски.

— Беда, — ответил один из куйкуро.

Индейцы побежали к своей деревне, и Линч с сыном последовали за ними; ветки деревьев хлестали их по лицу. Когда они добрались до деревни, их встретил один из членов отряда.

— Что тут творится? — осведомился у него Линч.

— Они окружают наш лагерь.

Линч увидел, как к ним ринулись больше двух десятков индейцев — вероятно, из соседних племен. Эти туземцы тоже слышали звук самолета. У многих голые тела были все в полосах красной и черной краски. Они несли с собой луки с шестифутовыми стрелами, копья и старинные винтовки. Пять членов отряда Линча кинулись к самолету. Пилот еще сидел в своем кресле, и пятеро прыгнули в кабину, хотя она была рассчитана всего на четырех пассажиров. Они закричали пилоту, чтобы тот взлетал, однако он, похоже, не понимал, что происходит. Но тут он посмотрел в окно и увидел, как к нему несутся несколько индейцев, наводя на него луки. Когда летчик запустил двигатель, индейцы уцепились за крылья, пытаясь не дать самолету оторваться от земли. Пилот, опасаясь, что машина станет слишком тяжелой, выбросил из окна все, что смог: одежду и бумаги, которые закружились на ветру, поднятом винтами. Самолет загромыхал по импровизированной взлетной полосе, подпрыгивая, ревя, маневрируя между деревьями. За считанные секунды до того, как шасси оторвалось от земли, последний из индейцев разжал руки.

Линч смотрел, как самолет исчезает в небе. Банкира овевала красная пыль, которую машина подняла при взлете. Молодой индеец, тело которого было полностью покрыто краской и который, по-видимому, возглавлял нападение, направился к Линчу, размахивая бордуной — четырехфутовой дубинкой, какими здешние воины пользовались, чтобы размозжить голову тому или иному врагу. Он загнал Линча и одиннадцать оставшихся участников экспедиции в маленькие лодчонки.

— Куда вы нас везете? — спросил Линч.

— Вы наши пленники до конца жизни, — ответил юноша.

Молодой Джеймс пощупал крест, висящий на шее. Линч полагал, что настоящее приключение начинается лишь когда, по его выражению, «случается какая-нибудь пакость». Но такого он совершенно не ожидал. У него не было плана обороны, не было нужного опыта. У него даже не было с собой оружия.

Он сжал руку сына.

— Что бы ни происходило, — шепнул ему Линч, — ничего не делай, пока я тебе не скажу.

Лодки свернули с главного русла реки и устремились вниз по узкому протоку. Пока они плыли в глубь джунглей, Линч обозревал окружающее: в кристально-прозрачной воде кишели радужных цветов рыбки, а растительность на берегах становилась все гуще и гуще. Он подумал, что это самое прекрасное место из всех, что он видел в своей жизни.

Считается, что на поиски приключений нас зовет романтика. Но я и сейчас не могу вспомнить ничего романтического.

Давайте расставим точки над i. Я не путешественник и не искатель приключений. Не альпинист и не охотник. Меня и ночевки-то в палатке не слишком прельщают. Во мне меньше пяти футов девяти дюймов, мне почти сорок, я широковат в талии, а волосы мои редеют. Я страдаю кератоконусом, то есть «куриной слепотой» — глазной болезнью, мешающей хорошо видеть ночью. У меня топографический кретинизм, в метро я то и дело забываю, где нахожусь, и пропускаю свою станцию в Бруклине. Я люблю газеты, готовую еду с доставкой на дом, спортивные хиты (записанные системой Ти-Во[14]) и кондиционер, выкрученный на максимум. Каждый день, возвращаясь домой, я оказываюсь перед выбором: преодолеть два лестничных марша пешком или воспользоваться лифтом, — и неизменно выбираю лифт.

Но когда я работаю над тем или иным материалом, все меняется. С юных лет меня привлекали истории о тайнах и приключениях — те, что «хватают и не отпускают», как выражался по этому поводу Райдер Хаггард. Насколько я помню, героем самых первых подобных рассказов был мой дедушка Моня. Ему уже перевалило за семьдесят, и он страдал болезнью Паркинсона. Бывало, он сидел, весь трясясь, на крылечке нашего дома в Вестпорте, штат Коннектикут, и безучастно глядел на горизонт. А в это время моя бабушка вспоминала о его приключениях. По ее словам, некогда он был в России меховщиком и сотрудничал как фотограф с журналом «Нэшнл джиографик»: в двадцатых годах он стал одним из немногих пришельцев с Запада, которым позволили объехать с камерой самые разные области Китая и Тибета. (Некоторые наши родственники подозревают, что он был шпионом, однако мы так и не смогли найти ни единого доказательства этой версии.) Бабушка вспоминала, как незадолго до их свадьбы Моня отправился в Индию, чтобы закупить там какие-то ценные меха. Проходили недели, а от него не было никаких вестей. Наконец по почте прибыл измятый конверт. В нем была лишь размытая фотография: бледная и какая-то искривленная фигура Мони, мучимого малярией, распростерта под москитной сеткой. В конце концов он вернулся, но, так как он все еще продолжал поправляться после болезни, свадьбу пришлось сыграть в больнице. «Тогда-то я поняла, что вляпалась», — замечала бабушка. Она рассказывала мне, что позже Моня стал профессиональным мотогонщиком, а когда я скептически косился на нее, она разворачивала носовой платок, демонстрируя одну из его золотых медалей. Однажды, добывая меха в Афганистане, он ехал через перевал Хибер на мотоцикле, с другом, размещавшимся в коляске, и тут у него отказали тормоза. «Мотоцикл завертелся, твой дедушка потерял управление и уже попрощался со своим другом, — вспоминала бабушка. — Но тут Моня заметил рабочих, которые чинили дорогу, а рядом с ними был большой холм грязи, и он поехал прямо на него. Дедушку и его друга катапультировало прямо в грязь. Они сломали несколько костей, только и всего. И уж конечно, это не остановило твоего дедушку, и он продолжал гонять на мотоцикле».

Для меня удивительнее всего в этих приключениях был их главный герой. Я застал дедушку уже стариком, с трудом таскавшим ноги. Чем больше мне о нем рассказывала бабушка, тем с большей жадностью я тянулся к подробностям, которые могли бы помочь мне понять его; однако было в нем нечто, ускользавшее даже от бабушки. «Моня — это Моня», — бывало, говорила она, махнув рукой.