Почему любовь уходит? Социология негативных отношений - Ева Иллуз

энергию и соответствуют ей, а не, например, распространяют экономические интересы крупных корпораций, заинтересованных в поощрении субъективизма, основанного на быстром удовлетворении потребностей. Я не вижу убедительных оснований предполагать, что энергия, задействованная на рынке, является более «языческой» по своей природе, чем, например, реакционной, конформистской или смешанной. Как выразился один известный теоретик гомосексуальности, Маргарет Тэтчер и Рональд Рейган, отстаивавшие семейные ценности, фактически обеспечили возможность величайшей сексуальной революции, произошедшей в их неолиберальной политике и отменившей государственное регулирование рынков³⁹. «Индивидуальная свобода не может закончиться на рынке; если вы обладаете абсолютной свободой покупать и продавать, видимо, нет никакой логики ограничивать ее в общении с вашими сексуальными партнерами, в вашем сексуальном образе жизни, в отношении вашей личности или ваших фантазий»⁴⁰.

Современная сексуальность является не выражением грубой языческой энергии, высвобожденной аморальными поп-культурами, а скорее вектором ряда социальных факторов, которые подрывают ценности, вдохновлявшие на борьбу за сексуальное освобождение. Сексуальность стала областью психологических социальных техник, технологии и потребительского рынка, объединенных тем, что они создают грамматику свободы, которая формирует желание и межличностные отношения и превращает их в чистый вопрос индивидуального выбора. Выбор — будь то сексуальный, потребительский или эмоциональный — является основным мотивом, в соответствии с которым организуются архетип личности и волеизъявление в либеральных политических системах. Обладать модернистским или постмодернистским архетипом личности значит осуществлять выбор и расширять субъективный опыт в процессе выбора.

Выбор — это троп самости, связывающий свободу с экономической и эмоциональной сферами, это основная модальность субъективности в потребительской и сексуальной сферах. Выбор содержит два отдельных понятия: одно относится к предложению товаров, а именно того, что объективно существует в большом количестве (например, «этот супермаркет предлагает большой выбор свежих органических овощей»), в то время как второе затрагивает свойство субъективности, когда человек, столкнувшись с предоставленными ему возможностями, принимает решение, также называемое выбором (как, например, в утверждении «она сделала правильный выбор»). Таким образом, выбор выражает и определенную организацию окружающего мира, представляющую собой широкий перечень разнообразных возможностей, с которыми субъект сталкивается прямым и непосредственным образом, и организацию воли в нуждах, эмоциях и желаниях. Воля выбора — это особый вид продуманной воли, обращенной к миру, по структуре своей похожему на рынок, то есть на комплекс богатых возможностей, которыми субъект должен воспользоваться и выбрать то, что удовлетворит его потребности и приумножит его благосостояние, удовольствие или прибыль. С точки зрения социологии культуры выбор представляет собой наилучший способ понять, как грандиозная структура рынка преобразуется в когнитивные и эмоциональные характеристики поведения. Отдельно взятая воля, обусловленная культурой выбора, значительно изменилась под влиянием технологии и культуры потребления, вынуждая нас задавать социологические вопросы о взаимосвязи между экономикой желания и традиционными социальными структурами.

Эта книга рассматривает следующую линию аргументации: под эгидой сексуальной свободы гетеросексуальные отношения приняли форму рынка — непосредственного столкновения эмоционального и сексуального предложения с эмоциональным и сексуальным спросом⁴¹. И предложение, и спрос в значительной степени опосредованы объектами и пространствами потребления, а также технологией (глава 2). Сексуальные контакты, организованные, как рынок, воспринимаются одновременно как решимость и неуверенность. Позволяя индивидам самим договариваться об условиях их отношений лишь с очень ограниченным набором правил или запретов, эта рыночная форма создает широко распространенную и всепроникающую когнитивную и эмоциональную неопределенность (глава 3). Понятие «рынок» здесь не просто экономическая метафора, а социальная форма, которую принимают сексуальные контакты, обусловленные интернет-технологиями и потребительской культурой. Когда люди встречаются на открытом рынке, они взаимодействуют друг с другом напрямую, без каких-либо человеческих посредников или с их незначительным количеством, они делают это с помощью технологий, направленных на повышение эффективности поиска партнера, они делают это с помощью сценариев товарообмена, оценки эффективности затрачиваемого времени, гедонистического расчета и сравнительного мышления, характерных для развитого капиталистического обмена. Рынок является открытым в том смысле, что это социальная форма, управляемая спросом и предложением, которые сами структурированы социальными сетями и социальным положением участников. Сексуальный обмен, происходящий на рынке, ставит женщин в двусмысленное положение: они одновременно наделены властью своей сексуальности и унижены ей (см. главу 4), и эта двусмысленность указывает на то, как потребительский капитализм осуществляется благодаря расширению прав и возможностей. Переплетение сексуальной свободы, потребительской культуры, технологии и все еще мощного мужского господства на сексуальной арене подрывает возможность подписания и оформления того, что было основной социальной формой, принятой и на рынке, и в браке, а именно договора (глава 5). Уход из отношений, неспособность или нежелание вступать в отношения, переход от одних отношений к другим — то, что я называю «отсутствием любви», — являются неотъемлемой частью этой новой рыночной формы сексуальных отношений. Эти трудности и неопределенность распространяются и на сам институт брака (глава 6). Отсутствие любви — это основной показатель новой формы субъективности, в которой выбор осуществляется как в позитивном ключе (желая чего-то), так и в негативном (многократно избегая или отвергая отношения, будучи слишком обескураженным противоречивостью своих желаний, стремясь накопить так много опыта, что выбор теряет свою эмоциональную и когнитивную значимость, или многократно разрушая отношения, таким образом самоутверждаясь и отстаивая свою независимость). Следовательно, отсутствие любви — это одновременно и форма субъективности (кто мы и как мы себя ведем), и социальный процесс, отражающий серьезное влияние капитализма на социальные отношения. Как убедительно доказали социологи Вольфганг Стрик и Йенс Беккерт, капитализм преобразует социальную деятельность и, можно добавить, социальные настроения⁴².

*

В «Войне и мире» Пьер Безухов встречается с князем Андреем, который расспрашивает его: «Ну, что ж, ты решился наконец на что-нибудь? Кавалергард ты будешь или дипломат?» — спрашивает князь Андрей после минутного молчания. Выбор в его формулировке — это альтернатива между двумя однозначными вариантами, известными и тому, кто должен сделать выбор, и стороннему наблюдателю. Это действие, которое имеет четкие границы: выбрать один вариант значит обязательно исключить другой. Более того, вопрос князя Андрея предполагает то, о чем заявляли многие экономисты и психологи, а именно: выбор — это вопрос личных предпочтений и осведомленности. Для выбора профессии Пьеру нужно просто применить свои (универсальные) знания и иерархизировать свои собственные предпочтения, чтобы понять, предпочитает ли он искусство войны или искусство дипломатии, — два лаконичных и четко разграниченных варианта. Начиная с конца XIX века социологи оспаривают этот взгляд на человеческую деятельность, утверждая, что люди являются рабами привычки и законопослушания, а не сторонниками самостоятельного осознанного решения. Как язвительно заметил Джеймс Дюсенберри, «экономика всецело посвящена тому, как люди делают выбор; а социология — тому, что у них нет никакого выбора»⁴³. Однако социологи, возможно,