Юлий Буркин - Осколки неба, или Подлинная история “Битлз”

Сторож испуганно отступил и захлопнул за собой дверь, прямо перед носом Джона.

– Рок-н-ролл побеждает! – заявил Джон, гордо оглядев остальных. – Продолжим.

На следующий день, встав пораньше, Джон на автобусе поехал к матери в Эдинбург. Все-таки у нее был кое-какой опыт работы на эстраде, и она могла дать какой-нибудь дельный совет. Несмотря на свою показную уверенность, на самом деле он очень боялся сегодняшнего выступления.

Джон был сугубо городским подростком, и сельский пейзаж за окном не радовал его сердце. Однообразие полей, копошащиеся на них крестьяне и теряющиеся в дождливом тумане преющие стога соломы только усиливали его тоску и дурные предчувствия.

Джулия всегда чувствовала свою вину перед сыном, а потому была очень ласкова с ним. Обняв Джона и задав пару обычных вопросов, она, не прекращая болтать, принялась накрывать на стол.

– Значит, вчера ты снова мыл в школе полы? Ты становишься профессионалом.

– Точно. Это, наверное, единственное, чему я там научился.

– Ну, наверное, не единственное. Хотя, на самом деле, мне в жизни понадобилось только одно: уметь зарабатывать деньги. А вот этому-то меня в школе как раз и не научили. Кстати, тебе нужны карманные деньги?

– Спрашиваешь… А еще лучше – кошельковые или мешковые.

Джулия улыбнулась. Она гордилась чувством юмора сына и считала, что это у Джона от нее.

Взяв у матери мелочь, Джон сунул ее в карман куртки.

– Какая у вас странная форма, – заметила Джулия, усевшись перед блюдом с пышками и чашечкой дымящегося шоколада.

– Да уж. Видишь эмблему? – похлопал Джон себя по нагрудному карману. – Оленья башка и надпись: «Из этого грубого металла мы выкуем добродетель». Лучше бы написали: «Мы вырастим из вас рогоносцев».

Джулия прыснула, как девчонка.

– Почему все-таки ты так не любишь школу?

– Она первая начала. – Ответил Джон, запихивая в рот булочку. – Я не умею зубрить. Зато я классно рисую и пишу стихи, а соображаю получше отличников. Но этого замечать никто не желает.

– У меня, Джон были точно такие же проблемы. Может быть, дело в том, что они не знают о всех твоих талантах?

– Ага, не знают. У меня, между прочим, свой ансамбль есть. Единственный в школе!

– И ты скрывал?! А помнишь, как тебе водитель автобуса подарил губную гармошку?

Сначала Джону подарил гармошку дядя. И это привело Джона в такой восторг, что он играл на ней не переставая. Как-то Джулия приехала за сыном в Ливерпуль и забрала его к себе. По пути Джон так достал своей игрой шофера, что тот взмолился: «Мальчик! Если ты перестанешь играть, я обещаю, завтра ты получишь новую гармошку, намного лучше этой» и записал адрес Джулии. Выполнить его требование было нелегко. Но Джон сумел взять себя в руки и до конца дороги сидел, стиснув зубы и крепко держась руками за подлокотники.

Джулия решила тогда, что водитель просто нашел повод с ней познакомиться, а обещание свое выполнит вряд ли. Тогда она сама купит Джону инструмент посолиднее. Но шофер оказался на высоте. Гармошка обнаружилась утром в почтовом ящике с запиской: «Дерзайте, маэстро. Только не в моем автобусе». И Джон до сих пор играет на ней.

Посмеявшись над этим воспоминанием, мать и сын вернулись к сегодняшним проблемам.

– Мама, я ужасно боюсь. Если честно, играем-то мы не очень… Если еще честнее, совсем не очень.

– Ну, а если еще честнее, просто не умеете.

– Ага. А сегодня вечером нам выступать на «Шоу талантов».

– Сегодня вечером? У вас еще бездна времени!

Джон недоверчиво глянул на мать. На миг ему показалось, что он смотрится в зеркало.

– Мама, ты не понимаешь. Я боюсь, что нас выгонят со сцены.

– А сколько вас человек?

– Шестеро.

– Тогда это не так уж просто.

– Мама! – не желая понимать ее шуток, воскликнул Джон, закатывая глаза. – Ну, мама!!!

– А что я могу тебе посоветовать? Я выходила на эстраду, не умея абсолютно ничего. И, как видишь, жива. Хотя… Кое-что я могу для тебя сделать.

Она вышла из комнаты, а вернулась назад с гитарой в руках. С роскошной испанской гитарой.

– Держи.

– Поиграть?

– Насовсем. Тебе она нужнее. Я ведь играю на банджо.

– Yes! – вскакивая воскликнул Джон: – Yes! Yes! Yes! Только ты меня понимаешь!

Это был один из тех редких случаев, когда Джулия чувствовала себя счастливой.

Открыватель молодых дарований Кэролл Льюис носился по зданию театра «Эмпайр».

– Уберите со сцены цветы, их будут дарить ПОСЛЕ шоу! А это что за манекен? Это человек? Уберите немедленно! Куда хотите! Поставьте за кулисы!.. Сделайте что-нибудь со звуком! Уже сделали? Что сделали? Выключили? Включите немедленно!

Толпы юных талантов мигрировали по театру подобно цыганским таборам. Они искали Льюиса, они искали ключи от гримерок, потом искали гримерки, а потом, побросав инструменты, искали буфет и туалет.

Льюис не знал, да и не мог знать, всех участников шоу в лицо. Чтобы как-то разобраться, он пытался разогнать их по своим местам:

– Вы случайно не «Вултонские бродяги»?! Нет?! А кто? «Портовые крысы»? Ваша раздевалка в подвале, быстро туда!.. А это кто – «Пещерные медведи»? Нет? Вы – «Вултонские бродяги»?! Ага! Это вы! Наконец-то! Что-то я хотел у вас спросить! Что я хотел у вас спросить?! Не знаете? Я что, по вашему, один все должен знать?!

Его голос раздавался одновременно во всех уголках театра. Между прочим, там находились не только участники конкурса.

– А вы кто – «Сексуальные уроды»?

– Мы – полицейские.

– А-а, вот вы где! Немедленно на сцену, вы открываете концерт!

– Мы – полицейские!!!

– Я прекрасно вас понял! Где ваши инструменты?!

Капрал повертел перед носом Льюиса резиновой дубинкой, и у того слегка просветлело в мозгах.

– А-а, так вы полицейские! Что ж вы сразу не сказали?! Вы, кстати, не знаете, где «Убийцы»?.. Не знаете?! Вот так полицейские… Бардак!

«Куорримен» слегка опоздали и оказались почти в самом конце списка:

– Вы работаете во втором отделении, сразу после «Буйных лилипутов», – влетел в их гримерку мистер Льюис. – Не перепутайте с «Тихими великанами».

– А где можно порепетировать? – спросил Джон, но Льюиса уже и след простыл.

А через минуту прозвучал звонок, и «Шоу талантов» стартовало.

Пихая друг друга, «Куорримен» из-за кулис разглядывали первых участников. Чем больше выступало групп, тем в большее уныние они впадали. Через полчаса уныние перешло в панику, и они вернулись в свою гримерку.

– «Гладиаторы»! Вот это да!.. Мы никогда так не сможем… – Печально констатировал Айвен.

– А какие гитары у «Тигров»… – подхватил Эрик Гриффит.

– Да что там говорить, – резюмировал Род Дейвис, – опозоримся мы тут со своим «рокеном ролем»…

Но Джон знал, как поднять их боевой дух. Он молча достал из чехла свою новую гитару, к которой уже приспособил самодельный звукосниматель.

– Оба на! – воскликнул Эрик и прищелкнул языком. – Вот это да! Теперь мы лучшие!

Выступление молодых дарований казалось бесконечным. Прошло уже два часа, а закончилось лишь первое отделение. Отстрелявшиеся, все еще находясь в возбуждении, сновали по коридором и рассказывали остальным, какой тут отвратительный звук и дубовый зритель. Кое-кто уже выпивал и закусывал. «Каменотесы» томились.

В начале второго отделения Льюис объявил «Буйных лилипутов», и «Куорримен» с инструментами подтянулись на исходные позиции.

Но на них зашикали:

– Отдыхайте еще минут десять! Вас передвинули!

Джон пришел в ярость. Тем более, «Лилипуты» пользовались бешеным успехом. На самом деле лилипут в группе был один. Он делал вид, что играет на гитаре, а сам только бегал по сцене, прыгал и кувыркался. «Буйных лилипутов» зрители долго не отпускали и несколько раз вызывали на бис.

Через десять минут «Каменотесам» сказали, что им придется подождать еще минут пятнадцать. Потом еще… Гнев Джона наростал. Наконец, он обернулся к остальным:

– Всё!.. Пошли домой!..

И в тот же миг Льюис на сцене объявил:

– А теперь – «Ка-ме-но-те-сы»!!! Встречайте! Встречайте!

Ребята устремили на Джона умоляюще взгляды. И он повел себя как настоящий лидер.

– Ну мы им зададим… – сказал он мрачно, и «Куорримен» ринулись на сцену.

Играть они, конечно, не умели. Но тут произошло что-то необъяснимое. Весь страх и вся накопившаяся ярость вылились в уши зрителей, которые вряд ли узнали в том, что услышали, «Roll Over Beethoven». То, как ансамбль звучал на вчерашней репетиции, стороннему слушателю теперь показалось бы птичьим щебетанием.

Выкрикивая первый куплет, Джон порвал две струны и одновременно разбил в кровь пальцы. Колин, обалдев от того, что впервые сидит за настоящей ударной установкой, казалось, тоже стал настоящим барабанщиком, и уже несколько раз выхватывал из-за пояса запасные палочки, взамен сломанных. А после первого куплета вместо гитары Гриффита соло исполнил Пит Шоттон на своей стиральной доске…