Военная подготовка Октября - Анатолий Александрович Буйский

своим инструментом, вопервых, для удержания власти в своих руках, а вовторых, для доведения «войны до победы». Для этого требовалось замутить солдатско-крестьянское сознание, отвлечь его от чисто революционных лозунгов и вообще оттереть армию от политики. В силу этого еще при образовании питерского совета рабочих депутатов, когда большевики внесли предложение о включении в него депутатов и от солдат, соглашатели, эти «лицемерные слуги буржуазии», немедленно подняли шум. Они заявляли, что армия должна быть, вопервых, вне политики, а во-вторых, что солдатам нет места в таком чисто классовом учреждении, как совет рабочих депутатов, потому что сама армия — деклассированная масса, т. е. собрание людей, которые в настоящем своем положении не связаны ни с каким классом. Однако это не прошло: оттереть армию от политики не удалось. Армия была выведена из состояния нейтралитета, привлечена к политической жизни страны, и теперь для партии, стремившейся широко использовать опыт 1905 года, оставалось оторвать армию от буржуазии и превратить ее в орудие революционное, т. е. слить воедино крестьянско-солдатский поток с пролетарским и пустить этот единый поток по революционному руслу. Эта задача была сильно облегчена тем состоянием, в котором находилась царская армия ко времени Февральской революции.

Старая армия по сути дела еще задолго до февральского переворота утратила свою прочность хорошего инструмента в руках своего командования и власти. К 1917 году она утратила значительную часть своей боеспособности и явно разваливалась, причем первые признаки этого развала наметились уже с конца 1914 года, т. е. почти с начала войны. Выражался этот развал прежде всего в грабежах неприятельского и своего населения, в мародерстве [18], в массовой сдаче в плен целыми батальонами, в то время как можно было или драться, или легко отступить. Число пленных к 1917 году поднялось до огромной цифры в 3 ¹/₂ миллионов, и уже это одно говорило о сильной утрате желания воевать. Наряду с этим процветали «самострелы» [19], отлынивание по всяким причинам от боя [20], огромное количество окапывающихся в тылах, скверное несение сторожевой и прочей службы, массовое дезертирство, своеобразное «фронтовое бродяжничество» [21] и т. д. Со всеми этими явлениями военное командование боролось со всей жестокостью тех времен. Но это делу не помогало, и грозные явления развала росли с каждым годом, а потом с каждым месяцем, с каждой неделей. Если в 1915 году можно было наблюдать только уклонение солдат под всякими предлогами от боя, от фронтовой службы, то в 1917 году уже немало было случаев невыполнения и боевых приказов и отказов итти в атаку [22].

Но явно разваливаясь, царская армия сама по себе только повторяла и подчеркивала развал всего самодержавного строя. Что представлял собою этот строй?

Дворянско-помещичья Государственная дума, не имевшая никаких прав и покорно выполнявшая самодержавно-правительственную волю. Ни перед кем не ответственные министры, назначаемые не по уму, не по государственной опытности, а потому, насколько им удалось понравиться придворной шайке с Распутиным во главе. Огромная армия чиновников, оторванная от населения, не донимавшая и не желавшая знать живых потребностей страны и занимавшаяся вместе со своими министрами взяточничеством, казнокрадством, хищениями. Полный произвол власти и управления страной при помощи полицейско-жандармского гнета. Живущий в большинстве на правительственные подачки огромный дворянско-помещичий класс и на-ряду с этим полное бесправие и обнищание рабочего класса и крестьянства. Таковы были общие черты самодержавного строя, возглавляемого шайкой Романовых, этих, по словам т. Ленина, «погромщиков, заливших Россию кровью евреев, рабочих и революционеров, — этих помещиков, владеющих миллионами десятин земли и идущих на все преступления ради сохранения этой своей и своего класса священной собственности».

К тому, чтобы сохранить и по возможности преувеличить эту личную «священную собственность» была направлена и деятельность господствующих классов страны, и министров, и чиновников. Ничего другого никто не желал, ничего знать не хотел, никто ни о чем кроме этого не думал, хотя международная обстановка втечение двух последних десятилетий явно шла к тому, что война могла начаться в любое время, по любому поводу. Благодаря этому, когда она действительно началась, в стране немедленно начала развиваться разруха всех видов — транспортная, продовольственная, промышленная, а армия после первых же трех месяцев войны оказалась без винтовок, без снарядов, без тяжелой артиллерии, без множества необходимых предметов, без которых не только нельзя победить, но и вообще вести войну. В то время как противник буквально давил своей техникой, поливал целым дождем свинца, засыпал целым градом снарядов, наша артиллерия была только зрительницей боев, а пехоте, по словам генерала Алексеева, «была предоставлена величайшая честь: встречать противника грудью». Благодаря таким «встречам грудью» в первые же месяцы войны лучший в боевом отношении кадровый солдатский и офицерский состав армии был выбит. Его сменили плохо и мало обученные пополнения и офицеры-прапорщики, наспех кончавшие ускоренные — по 3–4 месяца — офицерские курсы. Армия сразу потеряла половину своей боеспособности, и вооруженные силы Российской империи превратились в очень плохую милицию.

С командованием, особенно с высшим, дело обстояло тоже плохо. Русско-японская война, предшествовавшая мировой, многому научила всех других, но мало чему научила русских генералов. Достаточно сказать, что в разгаре войны, в 1915 году, командующие принуждены были в своих приказах разъяснять начальникам дивизий то, что теперь известно каждому красноармейцу. «При укреплении позиции, — писал, например, главнокомандующий юго-западным фронтом, генерал Иванов, — нужно 1) всегда начинать с расчистки впередилежащей местности для обстрела, 2) окопы тщательно применять к местности». «Нужно запомнить, — писал командующий II армией, — что 1) шрапнель назначается для поражения живых, открытых целей и 2) пушечная граната назначается для разрушения легких полевых построек».

Такие и подобные им приказы свидетельствуют, что высшие начальники явились на войну с сильным, умным и организованным противником не только не подготовившись к ней, но и перезабыв все старое. Да оно и немудрено, потому что при самодержавном строе, давившем всякие проблески живой мысли, и живое военное дело превратилось в канцелярщину, разменялось на мелочи и застыло на старых образцах. Чтобы дать в армию приток живой мысли главное французское командование, например, в самом начале Мировой войны уволило в отставку более 80 генералов, оказавшихся неспособными. А в русской армии обойти при назначении на должность «старшего чином» считалось преступлением. Поэтому на высоких должностях сидели старцы преклонных лет; удрученные всякими болезнями, часто вовсе непонимавшие новых условий войны, а люди способные, но молодые, оттирались на задний план. От этого происходили нелепые распоряжения, неразбериха в боевых операциях, потеря лучших частей, лучших бойцов и т. д. Это было настолько всем видно, что начальник штаба