Дмитрий Куликов - Судьба империи. Русский взгляд на европейскую цивилизацию

Партийная советская номенклатура так и не смогла стать настоящим правящим классом. Эта номенклатура была цивилизационно неконкурентоспособна, поскольку единственным действенным механизмом формирования и ротации этого квазиправящего класса были репрессии. Репрессии как институт вертикальной мобильности, репрессии как механизм кадровой политики и, самое главное, репрессии как институт формирования предельного единства и устранения несогласных. Поэтому, прежде всего, сама партийная номенклатура сдала Советский Союз – с одной стороны, не способная поставить новые исторические цели, с другой стороны, не способная воспроизводиться в виде действительного правящего класса в условиях замещения репрессиями необходимой для воспроизводства и развития политической конкуренции. Поэтому элита предала и свою страну, и свой народ.

Для сегодняшней России невероятно актуальны несколько простых вопросов:

– А появился ли в России за прошедшие 20 лет новый правящий класс?

– Если да, то в чем этот правящий класс является новым по сравнению с советской номенклатурой и почему он не предаст так же свою страну?

– Или, может быть, он никакой не новый и обязательно предаст или даже уже предал?

– И если дела действительно обстоят именно таким образом, то с чем тогда нам связывать наши надежды?

– И не это ли самая большая проблема сохранения (построения) народного единства?

Скорее всего, наша историческая ситуация именно такова, поскольку действительного правящего класса, способного выполнять свою историческую функцию, у нас по-прежнему нет.

Августу 1991-го обязаны мы появлением «новой России», которая одержала победу над Советским Союзом, разрушив его. Это событие еще требует своего анализа, но историческая оценка его была выдана почти сразу же и не претерпела за последние 25 лет практически никаких изменений. Нам было предложено возрадоваться окончанию «социалистического (коммунистического) эксперимента» и бурно отпраздновать «возвращение в Историю».

История при этом понимается как некий естественный процесс, у которого есть свои «законные», т. е. исторически сложившиеся лидеры. Это, конечно же, так называемое цивилизованное человечество западных демократий. Причем мы сами пообещали себе, что больше не будем изобретать велосипед, все уже давно придумано до нас, нужно просто все повторять за «цивилизованными странами» и лет через 20–50 все само собой как-то наладится.

Половина этого отведенного нами самим себе срока уже минула. А «все» никак не налаживается. Или налаживается, но как-то не так.

На самом деле мы не вернулись в Историю (поскольку никуда из нее и не выпадали и были лидерами исторического процесса), а мы влипли в историю, отказавшись от собственных исторических целей и проектирования своего будущего. В отличие от революции 1917 года революция 1991-го не требовала от своих детей строительства нового мира, а значит, и проектирования новых социально-политических и социально-производственных систем. За прошедшие почти 20 лет мы не построили ничего нового в этой сфере.

Ничего удивительного в происходящем нет. Практически все российское население, поддержавшее Ельцина в 1991 году (не говоря уже о так называемых элитах), хотело единственно «чтобы у нас было, как у них». Эта «историческая цель» остается единственной реальной рабочей целью и сегодня. Никаких других мы не поставили.

Но мы также отказались и от анализа того, что именно значит «как у них». Мы до сих пор не разобрались, что такое современная западная цивилизация. Если начать всерьез отвечать на этот вопрос, то станет понятно, что стремиться там особо не к чему.

Кризис современной западной социально-производственной и общественно-политической системы обозначился в последние годы довольно рельефно. То, что мы находимся лишь в начальной стадии этого кризиса, очевидно. Он будет углубляться, западная цивилизация будет переживать проблематизацию своих культурно-исторических оснований и, лишь пережив ее, сможет приступить к собственному новому проектированию.

Таким образом, отказавшись в 1991 году от собственного цивилизационного проекта и проектирования, обозвав 70 лет своей истории «неудавшимся социальным экспериментом» и «тупиковой ветвью развития», мы «пересели в поезд, уже пришедший на свою конечную станцию». Мы вступили в кризис европейской цивилизации вместе с этой цивилизацией.

Сегодня теоретически мы имеем гораздо больше шансов справиться с этим кризисом. Для этого нужно не бояться признаться себе, что европейский цивилизационный кризис есть реальность, что он требует глубокого анализа и что мы нуждаемся в новом масштабном социальном проектировании. Проектировании, которое способно содержательно ответить на вопрос о том, какими в современном мире должны быть Власть, Государство, Общество, Человек.

Мы имеем возможность ответить на эти вопросы быстрее и лучше так называемых цивилизованных стран, если подвергнем тщательной рефлексии и анализу наше советское прошлое, а не будем презрительно отказываться от него.

Мы имеем возможность быстрее и лучше справиться с кризисом, если освоим современные методы проектирования. Это значит, что мы прекратим создавать структуры, институты, организации. Мы должны начать проектировать деятельности. Образовательную деятельность, деятельность по здравоохранению и медицине, деятельность по обеспечению правопорядка и т. д.

Проще говоря, мы должны понять, что, например, проектирование деятельности по обеспечению правопорядка ничего общего не имеет с переименованием милиции в полицию. Что «Сколково» – это вещь, может быть, и полезная (что не доказано), однако его появление никак не обеспечивает развития в стране инновационной деятельности. Что корпорация «Роснано» во главе с Чубайсом, наверное, более эффективно распределяет государственные средства, чем соответствующее министерство, но никак не гарантирует нам стратегического лидерства в какой-либо многообещающей научной сфере.

Если мы, отказавшись от масштабного проектирования и постановки исторических целей, думаем, что вернулись в Историю, то это и есть самая большая ошибка. В Истории находится только тот, кто ее делает. Остальные, как писал Гегель, «есть лишь навоз истории».

Дмитрий Куликов, Тимофей Сергейцев

Победить в войне – это естественная задача любого государства, которое считает себя суверенным. Для России это еще и безусловная историческая миссия, лежащая в основе нашего культурного кода. Недаром две Отечественные войны так похожи друг на друга.

Феномен национального единства, проявленный Отечественной войной 1812 года, безусловно, является нашим культурным архетипом. За двести лет до этого, в 1612 году, судьбу страны решило народное ополчение гражданина Минина и князя Пожарского, и нашим предкам в 1812 году было уже хорошо известно, как надо себя вести, когда в твой дом приходят непрошеными польские короли или французские императоры.

Когда еще через 120 лет к нам пожаловал германский фюрер, этот феномен подлинно Отечественной войны и подлинного народного единства воспроизвелся и стал основным идеологическим и нравственным механизмом Победы в 1945 году.

Со времен обучения Аристотелем первого европейского (евразийского) императора Александра Македонского проект мирового господства является единственным проектом европейской политической мысли, достойным того, чтобы ему отдать буквально все, сделать его сверхцелью и смыслом существования самой этой цивилизации. Идея единой Европы по сути своей существует со времен этого самого Аристотеля, и нельзя сказать, чтобы она как-то там особенно видоизменилась или, не дай бог, развилась. К воплощению этой идеи стремились все западноевропейские страны и народы практически без исключения, уже тем самым демонстрируя свою общеевропейскость и фактическую культурную целостность (единообразие). Единственным предметом споров и расхождений в европейской истории был вопрос не о самом европейском единстве, а о том, кто будет «объединителем» и, так сказать, «управителем» этого единого европейского пространства.

Претендентами на эту почетную миссию выступали за последние двести лет поочередно то французы, то немцы, то англо-американцы. Был наполеоновский план, был план Гитлера, но также были и план Маршалла и речь Черчилля в Фултоне. Кстати, почему-то принято считать, что главным содержанием фултонской речи является объявление холодной войны Советскому Союзу. Однако это не так. Главным ее содержанием является провозглашение единого союза свободных европейских народов, лидерство в котором Британская империя передает США, признает это лидерство и призывает Америку возглавить борьбу с СССР.