Валерий Чумаков - Демидовы. Пять поколений металлургов России

Для того чтобы понять юмор кузнеца, надо знать, что затравкой в кремниевых пистолетах называлась даже не деталь, а расходный материал, с помощью которого в каморе поджигался порох. В зависимости от модели пистолета это мог быть специальный легковоспламеняющийся от искры затравочный порох, который насыпали на затравочную полку или в затравочное отверстие, а мог быть и особый химический капсюль, надевавшийся на затравочный стержень и возгоравшийся после того, как его разбивал спускающийся курок. С таким же успехом кузнец мог сказать: «В пистолете при починке промок порох, а я порох ремонтировать или производить не умею». Пошутив таким образом, Никита достал из-под полы точно такой же, как и предыдущий, пистоль:

– Вот ваш. Не угодно ли Вашему Превосходительству взять двух пистолетов вместо одного, потому что вина моя, так я и поплатиться должен!

Так шутить с высокопоставленным вельможей было небезопасно, но Никита рискнул. И Шафиров по достоинству оценил его шутку. Осмотрев и опробовав оба пистолета, он убедился, что они ничем не отличаются друг от друга. В восторге от работы тульского кузнеца был не только он, но и все присутствовавшие при этом местные чины. Они знали, сколь искусно может Никита сделать солдатское ружье или карабин, но такой степени мастерства, чтобы так точно воспроизвести чрезвычайно тонкий и изящный иностранный механизм, от него не ожидали. Шафиров щедро расплатился с мастером, а приехав домой рассказал о тульском самоделкине царю Петру.

По другой, несколько измененной версии, немецкий пистолет в починку Никите отдал не Шафиров, а сам Петр, проезжавший через Тулу в Воронеж в самом начале 1696 года. Возвращаясь через два месяца в столицу, он позвал кузнеца и спросил, справился ли тот с заданием. Никита предъявил полностью исправное оружие. Петр похвалил мастера и, показывая ему опять на пистоль, с нескрываемым восхищением сказал:

– А пистолет-то каков! Доживу ли я до того времени, когда у меня на Руси будут так работать?

Видимо, государь ждал, что кузнец поддакнет, или вежливо промолчит. Но тот, неожиданно важно ответил:

– Что ж, авось и мы супротив немца постоим!

Такие речи о том, что русские всех запросто порвать могут, стоит им только разозлиться, царь слышал регулярно, и они ему уже порядком надоели. Поэтому не стоит удивляться тому, что он, будучи еще и подшофе от поднесенных нескольких рюмок водки, не раздумывая, просто сразу дал здоровенному кузнецу[32] звонкую пощечину и крикнул:

– Ты, дурак, сначала сделай, а потом хвались!

К счастью, от того, чтобы дать сдачи Никита воздержался. Он просто отступил от взбешенного монарха и сказал в рифму:

– А ты, царь, сперва узнай, а потом дерись!

С этими словами он вытащил из кармана и передал Петру другой, но точно такой же, как и первый пистолет.

– Который у твоей милости, тот моей работы, а вот твой – заморский-то.

Осмотрев пистолет, довольный царь крепко обнял Никиту и даже извинился:

– Виноват я перед тобой, – сказал он, – и ты, я вижу, малый дельный. Ты женат?

– Женат.

– Так ступай же домой и вели своей хозяйке мне приготовить закусить, а я кое-что осмотрю да часика через два приду к тебе, и мы потолкуем.

К приходу царя стол в доме Никиты ломился от еды и питья, а разнаряженная хозяйка скромно стояла в уголке. Вдоволь посидев с новым приятелем, Петр спросил у Никиты, сколько ему нужно денег для того, чтобы отстроить в Туле современный ружейный завод.

– Пять тысяч, – не сморгнув, объявил Демидыч, как его уже запросто обзывал царственный друг.

Деньги были выданы, а завод был вскоре построен.

Наконец, еще одну версию встречи, самую подробную и совершенно непохожую на предыдущие, можно найти в трудах первого историка русской промышленности и технологий Иосифа Гамеля[33]. По ней Петр, будучи, опять же, в 1696 году проездом в Воронеж в Туле, решил ознакомиться с местной хваленой металлургической промышленностью. Желая заказать местным мастерам партию алебард по имевшимся при нем иностранным образцам, он велел собрать к себе лучших кузнецов, владеющих секретами ковки белого, то есть – холодного оружия. Зная крутой нрав царя, большинство из них предпочло приглашение, мягко говоря, проигнорировать, пользуясь его необязательностью. Кто-то сказался больным, кто-то – просто отсутствующим. Потому, как при положительном раскладе, если у царя настроение хорошее, награда в толпе – вещь не весьма существенная, а вот при отрицательном, можно под такую раздачу попасть, мало вряд ли покажется. А что, как он всех кузнецов в охапку – и на Великую Стройку? Бог знает, что у него на уме, у монаршей особы. Для того, чтобы смело смотреть в Светлые очи, особая храбрость нужна. Получилось так, что на встречу с царем пришел Никита Демидов в единственном числе. Царь был настроен вполне благодушно и, увидев статного, высокого и мускулистого кузнеца, заявил:

– Вот молодец, годится и в Преображенский полк, в гренадеры.

Как не странно, такая царская похвала вовсе не привела Никиту в восторг. Он побледнел и, упав Петру в ноги, начал упрашивать не подстригать его в солдаты, особо упирая на то, что служить бы он рад, да боится оставить дома престарелую мать. Тут Никита очень сильно покривил душей, ибо, на самом деле, у матери он был далеко не один. У него было еще два брата, Семен и Григорий, которые не хуже его могли позаботиться о матушке, но другого выхода потенциальный 40-летний гренадер для себя не видел.

Видя такую реакцию, царь, как хороший администратор, решил использовать создавшуюся ситуацию себе на пользу.

– Хорошо, – сказал он, протягивая мастеру боевой топор новейшей немецкой конструкции, – я помилую тебя, если ты скуешь мне 300 алебард[34] по сему образцу.

– Да что 300, 400 за месяц скую государь. И лучше скую, – воскликнул благодарный кузнец.

Ровно через месяц царь принимал в Воронеже его работу. Говорят она так ему понравилась, что он заплатил кузнецу за алебарды сумму втрое большую, чем просил Никита, дал немецкий отрез на платье и серебряный ковшик и пообещал по пути в Москву заглянуть в гости.

Обещание царь исполнил. Через месяц после встречи в Воронеже он лично посетил тульскую фабрику Никиты, после чего направился к нему домой. Специально для царя Никита купил у заезжих купцов самое дорогое виноградное вино, какое и подал ему на серебряном подносе, чем оскорбил царя.

– Неприлично купцу пить такое вино, – заявил Петр, сопроводив свои слова пощечиной.

Тот на пощечину не обиделся и даже воспринял ее с благодарностью, чем смягчил сердце высокого гостя. В нашей стране всегда так было: исключительно терпением можно уже добиться многого. Как это и произошло с Никитой. Но пока он просто отступил, потупил глаза и, оправдываясь, сказал:

– Я, Государь, в вине не разбираю, в рот никогда хмельного не брал, а купил сие вино для великого гостя дома моего.

– Отнеси назад, – распорядился царь, – и дай мне рюмку простяка.

Принесенную рюмку водки Петр выкушал мгновенно, запив ее стаканом пива и залакировав стаканом меда, поднесенными женой Никиты, Евдокией Федотовной. Евдокия была молода и чрезвычайно хороша, поэтому самодержец всероссийский воспользовался своим служебным положением и, на закуску, крепко поцеловал ее прямо в губы. После чего он велел Никите идти с ним в ставку, где показал кузнецу хорошо сделанное иностранное ружье новейшей конструкции.

– Хорошая вещь, – сказал оружейник, тщательно осмотрев оружие, – но и мы такое сделать можем.

Царь, казалось, и ждал такого ответа. Обрадованный, он долго разговаривал с мастером, хвалил его за ум и редкую предпринимательскую сметку.

Спустя некоторое время Никита привез в Москву шесть ружей, которые были ничем не хуже, чем иностранные образцы. Царь остался работой доволен и заплатил за них сверх оговоренной суммы еще сто рублей. Сумма это была почти астрономической, учитывая, что кузнецы тогда получали за произведенные пищали по 22 алтына и 02 деньги, то есть примерно по 70 копеек, за ствол. После этого, поцеловав кузнеца, только, в отличие от его жены не в губы, а в лоб, Петр сказал:

– Постарайся, Демидыч, распространить фабрику свою, а я тебя не оставлю.

Тут же, не откладывая дела в долгий ящик, был составлен указ о передаче Никите Демидовичу Антюфееву нескольких десятин[35] земли в Малиновой засеке близь Тулы для копания железной руды и полосу в 5 верст длины из Щегловской засеке во всю ее ширину для жжения из леса угля. Воспользовавшись монаршей милостью, Никита моментально завел на речке Тулица чугуноплавильный завод. Уже вскоре он отлил 5000 пудов[36] (82 тонны) артиллерийских снарядов, которые и привез в Москву, на радость государю и Артиллерийскому приказу. Лично осмотрев снаряды, Петр объявил кузнецу благодарность и велел заплатить ему втрое больше, чем платили за подобную продукцию представителям ведущих российских чугунолитейных заводов боярина Льва Кирилловича Нарышкина и иноземца Вахрамея Вахрамеевича Меллера.