Оливер Риттер - Один день из жизни Юлиуса Эволы

– То есть, мы, по вашему мнению, делаем слишком мало, мы, которые держим в руках всю власть? Мне на самом деле вовсе не требуется, барон, защищать нашу политику от вас. Однако я хотел бы обратить ваше внимание на то, что Италия, с тех пор, как мы у власти, из своего прежнего призрачного существования вступила в центр мировой политики. Такие страны, как Англия и Соединенные Штаты добиваются нашего расположения. Блеск первой римской империи возвратился, теперь люди со всего света удивляются нашим чудесным дворцам. Внутриполитические противники, как коммунисты, масоны и члены профсоюза разбиты, государственный аппарат почищен. Жизнь стала безопасной. Мафия побеждена, преступность искоренена, мы закрыли двадцать пять тысяч трактиров. Мы создали специальную полицию для регионов и политические розыскные бюро. Люди получили свою долю от этого прогресса. В течение только десяти лет построено четыреста новых мостов, новые дороги общей длиной почти 6500 км, огромные акведуки. Проложено шестьсот новых телефонных линий. Теперь все поезда движутся точно по расписанию и едут значительно быстрее. Воздушное пространство покорено. Итальянские лайнеры бороздят океаны. Природа покорена. Пустыри пробуждены к жизни, осушены Понтийские болота, чего не удалось даже Цезарю. Наша страна стала автаркической, урожаи пшеницы всего за восемь лет удвоились до семи миллионов тонн. Никому из итальянцев не приходится голодать, никто не мерзнет. Теперь все семьи ведут гарантированный, счастливый образ жизни. Радио, кино, современное искусство, спортивные соревнования, каждый может участвовать. Увеличены зарплаты, введен восьмичасовой рабочий день. Семьи с детьми получают, к примеру, льготы, чтобы мы стали сильным и могущественным народом. Уход за матерями, 1700 летних лагерей для городских детей. Безработные, старые и больные люди получают государственную поддержку. Сверх всего этого изобилия, я забочусь о каждом отдельном человеке нашего народа. Каждый может прийти ко мне. С утра до вечера я беспрерывно принимаю людей, у которых есть личная необходимость, запутаны в юридических спорах, или просто хотят увидеть меня. Двенадцатилетний мальчик из Мерано пробежал босиком более семисот километров, только для того, чтобы подать мне свою маленькую грязную руку. И тут вы говорите, что я делаю слишком мало?

«Дуче» («Вождь») Бенито Муссолини (родился 29 июля 1883 года; убит 28 апреля 1945 года коммунистическими партизанами).

– Ваше Превосходительство, этого я никогда не решился бы утверждать. Но, вероятно, многое делается не с того конца, и важное упускается из виду. Во многих ваших речах вы сами подчеркивали, что духовная ценность должна вернуться. Только с этой точки зрения я позволяю себе говорить, что фашизм еще недостаточно радикален, что он, собственно говоря, пока еще не преступил решающий порог. Что изменилось все же в общественном устройстве? Фашизм только утвердил старые структуры и даже еще больше укрепил господство буржуазии. Также власть католической церкви осталась неприкосновенной. Однако как раз это и есть те силы, которые предотвращают настоящую духовную революцию и вместе с тем идеал новой римской империи. Что касается церкви, то она разбавляет любое духовное возвышение и разрушает его в лунной сентиментальности. Церковь должна быть упразднена. Влияние буржуазии так же пагубно. Буржуа, с тех пор как он пришел к власти на Западе, разрушил все духовные ценности. Для него имеет значение только материальная прибыль, единственное его действие – это торговля. Экономика, внушил он нам, – это наша судьба. Созданная буржуа цивилизация модерна знает только ценности спекуляции, комфорта, благосостояния. Не качество, а количество – вот ее мерило, причем во всех областях. Дух буржуазии выражается в бюрократическом управлении. Вы согласитесь, Ваше Превосходительство, что как раз благодаря учреждению коопераций бюрократизм дошел в этом государстве до угрожающих форм.

Все это время Дуче держал свои руки как орудие скрещенными на груди, его подбородок был воинственно задран кверху. Теперь он изменяет свою позу, вытащив носовой платок и громко в него высморкавшись.

Затем он отвечает сердитым голосом:

– Именно церковь и буржуазия – это несущие колонны государства. Если бы мы захотели убрать их, мы столкнули бы нашу страну в страшный хаос, который сразу разрушил бы все наши достижения. Мы не можем переделать государство за один день. Старые гегемонии и центры силы можно изменять только с крайней осторожностью. Мне самому буржуазия также неприятна. Я никогда не забуду, как я, каменщик с оборванными ботинками и урчащим от голода животом должен был сто двадцать один раз в день нагружать тачку кирпичами. И напротив стройплощадки был аристократический ресторан, и все эти набившие брюхо свиньи сидели на террасе, и ели и пили. Но я хотел бы послушать вас дальше. Какой же класс должен все же, по вашему мнению, управлять фашистским государством?

– Я говорил бы не столько об определенных классах, сколько об элите. Однако она формировалась бы из аристократического слоя. Только здесь еще есть знание о духовных ценностях, которые образуют основу сакральной империи. Фашизму нужны душа и дух, Ваше Превосходительство. В его современном состоянии у него есть материальная сила, которая, однако, не даст ему результатов на длительный срок. Даже самая могущественная организация преходящая, если у нее нет метафизической ориентации. Она запутается в борьбе и заботах о чистом отстаивании своих прав и, в конечном счете, истощится из-за этого. Принцип и основа фашистского государства должен быть живым организмом, покоящимся в самом себе, неприкосновенным существом, состоящим из духа, души и тела. У нас есть образец в античном Риме. Рим был одновременно материальной и духовной властью, культурным творением, у которого были свои символы и ритуалы, свои полубоги, свои божественные короли. Да, восстановление Рима должно идти также наряду с установлением истинной, это значит – сакральной монархии. Только подобный Богу властитель в состоянии связать силы и излучать свет духа через всю политическую иерархию вплоть до самых дальних зон империи. Он может подняться надо всем, что создали кровь и почва, славно, олимпийски, как возвышающаяся в небо гора, которую в ее возвышенном спокойствии не могут омрачить все проходящие мимо тучи.

Дуче внимательно слушал, его лицо выглядит задумчивым. – Ваши идеи звучат неплохо, барон, но как, однако, нужно осуществить их? Если бы вы знали, сколько политических преград оказывается у нас на пути, которые делают даже только приблизительное воплощение ваших идей практически невозможным.

– Речь не идет о превращении, Ваше Превосходительство. Стоит лишь коснуться воплощения в чисто материальном смысле, игра уже проиграна. Экономика, управление, союзы по интересам – какой толк с этой низкой толкотни? Только никакой приспособляемости, никакого компромисса с людьми. Порядок просто должен быть установлен, в свободном и духовном акте. Тогда все проблемы исчезнут сами собой. Разумеется, нужно иметь в виду, что внутреннее преобразование должно произойти до внешнего. Поэтому наилучших людей государства нужно собрать, чтобы они как мудрецы Платона воспитали, подготовили «нового человека». Элита, орден мог бы иметь магнетическое воздействие. Если вы следили за учреждением духовной группы, я бы с моим опытом в этой области отдал бы себя в Ваше распоряжение…

– Превосходно, барон. Мы с удовольствием еще раз занялись бы этой темой. Но теперь, к сожалению, мне придется окончить нашу беседу, мне нужно еще заняться целым рядом важных дел.

Еще несколько раз ему представлялся шанс побеседовать с Дуче. Тот каждый раз слушал его внимательно. Уже на второй беседе он предложил ему стул, это было чествованием, которое обычно доставалось только высокопоставленным лицам. И, тем не менее, у него всегда было чувство, что Дуче уклонялся в решающем пункте беседы. И именно тогда, когда в разговоре появлялось что-то обязывающее для него. Ему вспомнилось поведение заклинаемого много лет раньше «духа», который спускался только наполовину к Муссолини, но потом срочно поворачивал назад. Только в самом конце, когда он встретил Дуче после его освобождения в Растенбурге,[1] когда тот уже наполовину избавился от земных забот, Муссолини, кажется, был уже открыт для всего.

Но уже поздно, слишком поздно…

Снова и снова он спрашивал себя, почему он так мало смог сделать в политическом отношении. В официальном фашизме он всегда оставался аутсайдером: его высмеивали, критиковали и смотрели на него с недоверием. Только очень маленькие маргинальные группы время от времени милостиво прислушивались к нему, например, «Scou Mistika», «таинственная школа» фашизма, которая смогла реализовать некоторые из его идей. Не утащило ли его что-то вниз? Не оказался ли он слишком ослабленным в решающей точке своей внутренней сущности?