Борис Дубин - Классика, после и рядом

135

См.: Феномен Сан-Антонио // Новое литературное обозрение. 1996. № 22. С. 275 – 291.

См. об этом основополагающую работу: Goody J., Watt I.P. The Consequences of Literacy. Indianapolis: Bobbs-Merrill, 1963, давшую начало целой серии разработок по данной теме (Э. Хэвлок, У. Онг, Э. Эйзенстайн и др.).

Об этих аналитически вычленяемых уровнях культуры и функциях письма в социокультурной динамике общества см.: Левада Ю.А. Статьи по социологии. М., 1993. С. 27 – 30; Зильберман Д.Б. Традиция как коммуникация: Трансляция ценностей, письменность // Вопросы философии. 1996. № 4. С. 76 – 105 (глава из неопубликованной диссертации, обсуждавшейся в самом начале 1970-х гг. в ИКСИ, в секторе Ю.А. Левады, чьим апирантом-заочником был Д. Зильберман).

О значении этих моментов для литературной культуры во Франции, в сравнении со Америкой, см. труды Присциллы Кларк, и в частности: Clark P.P. Literary France: The Making of a Culture. Berkeley, 1991. Соответственно, о проблематике языковой идентичности в историческом и критико-идеологическом плане см., среди прочего: Les francais fictifs. P.: Hachette, 1974; Une politique de la langue. P.: Gallimard, 1975.

Скажем, обширнейшая глава о типах массовой словесности вошла в солидный и многотомный исторический свод уже (или еще?) в 1950-е гг., см.: Littératures marginales // Histoire des littératures. P.: Gallimard., 1958. P. 1665 – 1734.

Radway J. Reading the Romance: Women, Patriarchy, and Popular Literature. Chapel Hill: University of North Carolina Press, 1984.

См.: Radway J. A Feeling for Books: The Book-of-the-Month Club, Literary Taste, and Middle-Class Desire. Chapel Hill: University of North Carolina Press, 1997.

Вступительная статья автора к републикации книги в Англии в 1987 г., перепечатанная в 1991-м и воспроизведенная в русском издании (Рэдуэй Дж. Читая любовные романы: женщины, патриархат и популярное чтение. М.: Прогресс-Традиция, 2004), была затем включена в учебно-ознакомительную антологию образцовых текстов современных исследователей культуры, см.: Radway J. Reading «Reading the Romance» // Studies in Culture: An Introductory Reader / Еds. A. Gray, J. McGuigan. L.; N.Y.: E. Arnold; Routledge; Chapman and Hall, 1993. Р. 62 – 79.

Нимало не претендуя на библиографическую полноту, укажу лишь три публикации по теме: Бочарова О. Формула женского счастья // Новое литературное обозрение. 1996. № 22. С. 292 – 302; Вайнштейн О. Розовый роман как машина желаний // Там же. С. 303 – 330; Левина М. Читатели массовой литературы в 1994 – 2000 гг. – от патернализма к индивидуализму? // Мониторинг общественного мнения. 2001. № 4. С. 30 – 36.

О других разновидностях англоязычного любовного романа см. более подробно, например: Thurston C. The Romance Revolution: Erotic Novels for Women and the Quest for a New Sexual Identity. Urbana: University of Illinois Press, 1987. Обращение исследователей к опыту более молодых читательниц также вносит в картину, нарисованную Дж. Рэдуэй, некоторые новые моменты, см.: Christian-Smith L.K. Voices of Resistance: Young Women Readers of Romance Fiction // Beyond Silenced Voices. Albany: State University of New York Press, 1993. Р. 169 – 177.

За пределами книги Рэдуэй, понятно, остаются исследования поэтики и публики любовных романов, распространенных в других национальных культурах – скажем, французской или испаноязычной. См. о них, например: Coquillat M. Romans d’amour. P.: Jacob, 1988; Pequignot B. La relation amoureuse. Analyse sociologique du roman sentimental moderne. P.: L’Harmattan, 1991 (на французском материале); Amorós A. Sociologia de la novela rosa. Madrid: Taurus, 1968 (на испанском материале); Sommer D. Foundational Fictions: The National Romances of Latin America. Berkeley: University of California Press, 1993 (на латиноамериканском материале).

См. об этом механизме: Johnson-Kurek R.E. Leading Us into Temptation: The Language of Sex and the Power of Love // Romantic Conventions. Bowling Green: Bowling Green State University Popular Press, 1999. Р. 113 – 148.

См. об этом: Fowler B. The Alienated Reader: Women and Romantic Literature in the Twentieth Century. N.Y.: Harvester Wheatsheaf, 1991.

Lejeune Ph. Pour l’autobiographie: chroniques. P.: Seuil, 1998. С тех пор изданы книги Ф. Лежёна: «Cher écran»: journal personnel, ordinateur, Internet. P.: Seuil, 2000; Le journal intime: histoire et anthologie. P.: Textuel, 2006; Internet et moi. Ambérieu-en-Bugey: Association pour l’autobiographie et le patrimoine autobiographique, 2007; Frontières de l’autobiographie. P.: Seuil, 2007.

Lejeune Ph. Le pacte autobiographique. P.: Seuil, 1975.

См.: Фуко М. Что такое автор? // Фуко М. Воля к истине. М.: Магистериум; Касталь, 1996. С. 7 – 46.

Рикёр П. Я-сам как другой. М.: Изд-во гуманитарной литературы, 2008.

За уточнения и советы благодарю А. Рейтблата и Н. Самутину.

Богатейший материал по всей этой проблематике, включая библиографию, обзоры, рефераты и частичные переводы постоянно умножающихся трудов, содержат подготовленные В.А. Чаликовой на базе ИНИОН выпуски серии «Социокультурные утопии ХХ века» (Вып. 1 – 6. М., 1979 – 1988).

Подробнее см.: Дубин Б., Рейтблат А. Социальное воображение в советской научной фантастике // Социокультурные утопии ХХ века. М., 1988. Вып. 6. С. 14 – 48; Гудков Л., Дубин Б. Литература как социальный институт. М., 1994. С. 141 – 148; Дубин Б. Слово – письмо – литература. М., 2001. С. 20 – 41.

Krysmanski H. Die utopische Methode. Köln; Opladen: Westdeutscher Verlag, 1963.

Sontag S. The Imagination of Disaster // Sontag S. Against Interpretation. N.Y.: Dell, 1969. Р. 223.

Обобщение, рафинирование и перевод исходных, жестко закрепленных социальных позиций и связанных с ними значений (обычаев, сословных предписаний) в доступные культивации и достижению, всеобщие, универсально-человеческие, собственно, и составляют задачу «культуры» – большого цивилизационного проекта новых европейских элит, куда, понятно, входят литература и печать, литературное образование и массовое чтение.

Тодоров Ц. Введение в фантастическую литературу. М., 1997. С. 70; нашу рецензию на эту книгу см.: Дубин Б. Слово – письмо – литература. С. 42 – 46.

Злодей-аристократ – навязчивая фигура массовой словесности раннебуржуазного периода, будь то мелодрама, детектив или фантастика. Если говорить об этой последней, то позитивная символизация аристократического (родового, королевского) существования, видимо, возможна лишь в фантастике особого типа – «волшебной», открыто-мифологической, наподобие Эдварда Дансейни или Чарлза Уильямса, Толкина или К.С. Льюиса. Такие позитивные и высокозначимые символы входят составной частью в неотрадиционалистский, «эпический» образ мира, строящийся на радикалах архаических сказаний и позднейших переработках Гомера, Вергилия, Овидия, орфической традиции и «халдейско-египетской» символики в средневековом рыцарском романе, герметико-алхимической словесности, щедрой переработке этих мотивов в живописи и скульптуре, мозаике, вазописи, гобеленном искусстве (напомню, что Уильямс, Льюис, Толкин – «Инклинги» – были крупными медиевистами). Строго говоря, подобная разновидность, или жанровое подсемейство, фантастики представляет собой воплощение, в терминах К. Манхейма, уже не утопии, а идеологии. Я бы и предложил различать fantasy и science fiction именно по этому, внелитературному, но социологически вполне четкому и релевантному признаку – как идеологию и утопию.

См. о них обзор О. Генисаретского «Параевгеника: об одном утопическом мотиве в мифопоэтической и оккультной прозе» (Социокультурные утопии ХХ века. М., 1985. Вып. 3. С. 167 – 192).

В «Сталкере» Тарковского (по «Пикнику на обочине» Стругацких) камера, почти упершаяся в затылок заглавному герою, с самого начала фиксирует его субъективную точку зрения, в которую затем начинают вторгаться иные пространственные перспективы – сверхкрупные планы других действующих лиц, «течение» времени-воды, уводящих в неведомую глубь колодцев, тонущих в дали туннелей, лабиринтообразных пространств-обманок. В результате привычные и жестко заданные пространственно-временные координаты последовательно сбиваются, что находит потом кульминацию в мёбиусовской оптике «комнаты желаний» и в финальной сцене с девочкой, содрогающимся вокруг нее миром и месмерически движущимися предметами. Образы нарушения «естественных» законов тяжести, прямой перспективы и проч. значимыми мотивами проходят сквозь все фильмы Тарковского.

См. об этом: Milner M. La fantasmagorie: Essai sur l’optique fantastique. P.: PUF, 1982.

См. об этом: Джеймисон Ф. О советском магическом реализме // Синий диван. 2004. № 4. С. 142 (статья посвящена фильму А. Сокурова «Дни затмения» в сопоставлении со «Сталкером» Тарковского).

Значимыми исключениями – образной продукцией других по своим ориентирам групп – выступают именно те образцы, где ставится под вопрос сама природа социальной и культурной реальности, а соответственно и средств ее литературного синтеза. В отечественной традиции, до той или иной степени существенной для Стругацких, такова, например, эпистемологически-игровая фантастика (С. Кржижановский, позднее – Набоков), социально-философские дистопии и фантасмагории с сатирическими обертонами (Платонов, Лунц, М. Козырев, Булгаков – от повестей 1920-х гг. к «Мастеру и Маргарите»), антиутопии абсурдистской словесности (своего рода утопии алитературы, антислова у обэриутов).