Конторщица (СИ) - Фонд А.

— Как же я обожаю такие вот мгновения счастья! — подставляя лицо утреннему солнцу, я с удовольствием затянулась первой утренней сигаретой. — Море, солнце, пальмы и никакой работы!

— Держи, счастливая отпускница, — протянул мне чашку с кофейным ликером Жорка.

Вот уже пять лет был у нас особый "свой" ритуал — во время отпусков на всяких там Сейшелах, Гавайях, и прочих Доминиканах, каждое утро, только поднявшись с постели, выйти на балкон, выкурить первую, самую вкусную, "фэншуйную" сигаретку и, медленно-медленно потягивая кофейный ликер, смотреть на море…

— Спасибки, дружище… — отсалютовала я чашкой.

— Ирусь, мы сегодня на дайвинг, ты помнишь? — допив ликер, Жора затушил сигарету и зарылся в мои волосы. — Ты не против, если я первый в душ?

— Давай, — улыбнулась я. — А я пока докурю.

Да, мы с Жоркой любовники. Как-то так вот все получилось. Внезапно, непредвиденно и неправильно. Собственно, и он и я — взрослые, самодостаточные, давно состоявшиеся люди. Я работаю директором по управлению персоналом в корпорации брендовых аксессуаров, Жорка — профессор, неплохо так кормится с международных грантов. У каждого — своя семья, дети. Тут уж ничего не поделаешь. Но не рушить же жизнь своих близких, если в наших седых жопах вдруг заиграла любовь. Иногда так бывает — любовь догнала, настигла и причинила взаимность. И теперь мы, как семиклассники, держимся за ручки, млеем и краснеем, глядя друг на друга. И так уже пять лет подряд. Пять лет периодических встреч тайком, сердечной боли, и вот таких вот "украденных" у семей отпусков, когда только море, солнце и мы с Жоркой… вдвоем…

— Иришка, я всё!

Я взглянула на кусты магнолий на фоне ослепительно синего моря и встала с кресла… внезапно мир завертелся, завертелся и наступила темнота… "это расплата…" — только и успела подумать я…

— Лидия Степановна, вы слышите меня? — скрипучий монотонный голос назойливо бубнил где-то рядом.

Я с трудом разлепила глаза. Лучше бы я этого не делала. Боль жахнула где-то в затылке, перед глазами все плыло.

— Лидия Степановна, что с вами? Вам плохо? — голос продолжал нудно вгрызаться в мой мозг. С трудом сфокусировав расплывающийся взгляд, я присмотрелась: передо мной стоял невнятный мужичок в очечках с толстыми стеклами. Одной рукой он удерживал распухшую папку, а другой тряс меня за плечо.

— Лидия Степановна… — опять завелся неугомонный мужичок.

— Хмааа..? — прохрипела я.

— Ох, Лидия Степановна, напугали вы меня. — Обрадовался мужичок. — Я штатное принес, смотрю, а вы тут…

— Гыыыхм… — я схватилась за горло. — Чччто?

— Штатное, говорю, принес. На шестой вагоноремонтный участок. — Мужичок осторожно пристроил папку передо мной на столе и бочком начал пробираться к выходу, — до понедельника нужно. В трех экземплярах…

Хлопнула дверь, а я вместо номера пятизвездочного отеля вдруг обнаружила ободранную штукатурку узкого чулана. Но рассмотреть я не успела: дверь опять хлопнула и в нее просунулась женская голова в сером мохеровом берете:

— Горшкова, подпиши!

Передо мной опустился листок желтоватой писчей бумаги.

Я машинально всмотрелась — список фамилий и подписи, текста не было.

— Что это? — подписывать непонятные документы я никогда не буду.

— Ой, не выделывайся, — женщина ворвалась в комнату и нависла надо мной. — Подписывай, давай!

— Еще раз повторю, что это такое?

— Ты что, совсем, Горшкова? — от удивления густо намазанные тушью ресницы захлопали и несколько комочков отвалились. — Все подписывают, и ты это подпиши.

— Это — что? — ситуация начинала раздражать. — Сбор средств голодающим детям Африки? Поздравления с днем влюбленных? Что именно?

— Детям Африки мы еще на прошлом месяце средства отправили, — поджала губы женщина. — А этим влюбленным не поздравления, а порицание от коллектива собираем. Товарищеское собрание завтра в восемь. Ох, и пропесочим их!

Окончательно впав в ступор, я машинально черканула на листочке какую-то загогулину, и женщина облегченно упорхнула.

Это что же получается? Я осмотрела кабинет. Дичь какая-то. Да, все-таки это не чулан, а кабинет. Донельзя убогий, с вздутой побелкой кое-где под потолком и вековым массивным письменным столом. Два крашеных унылой темно-синей краской шкафа с бумагами занимали почти все пространство. Напротив — узкое оконце.

Как они меня называли? Горшкова… как там? Петровна? Нет — Степановна вроде. И имя-то какое — Лидия. Горшкова Лидия Степановна, стало быть. Почему-то стало весело. Я много читала о попаданцах, эта тема была модной, особенно среди молодежи. А в департаменте по управлению персоналом, который я возглавляю вот уже пятнадцать лет, молодежи было достаточно. Точнее возглавляла. Или как? Я ущипнула себя за ладонь — таки да, не бред и не галлюцинации. Я действительно попала в другую реальность.

Попаданка, блин.

Неожиданно стало так смешно, что я вся зашлась в хохоте. Аж слезы брызнули. Чтобы остановить истерику, резко вдохнула-выдохнула, встала и подошла к окну. Оно выходило во внутренний двор, где несколько голых ясеней, большая куча песка и грузовая машина давно устаревшей модели пейзаж не украшали. Взгляд сместился в сторону, и тут на стене я увидела зеркало.

Но лучше бы я его не видела!

На меня смотрело юное, донельзя щекастое и курносое лицо, с пуговичными глазками неопределенного цвета. Выщипанные бровки и по-бараньи мелкие пергидрольные кудряшки, сколотые пластмассовой заколкой в виде гипертрофированной лиловой рыбки, добили окончательно. Так что на невеликий рост и короткие толстые ножки почти не обратила внимания.

Вот так вот.

Я посмотрела на неизбалованные кремом и маникюром ручки и обнаружила кольцо. Обручальное.

Опа! Так мы, выходит, замужем. Интересненнько. Оказывается, в этом мире есть ценители и таких вот кудряшек. Блин, и что теперь делать? Мысли заметались в разные стороны. Спать с каким-то посторонним дядькой не буду. Хоть убей — не буду! Что же делать, блиин? Что делать, что делать — разводиться! Судя по всему, это не средневековье, и здесь люди, а не эльфы, или, не к ночи будут упомянуты, котики.

Я несколько раз глубоко вдохнула, попытавшись успокоиться.

Так, теперь нужно разобраться, куда именно я попала, и где я живу. Беглый осмотр россыпи бумаг на столе показал, что я попала не много ни мало — в 1980 год. А на дворе было 1 апреля. Обхохочешься, мать его!

Торопливое исследование содержимого дерматиновой сумочки с облезлыми ручками особой ясности не принесло: в кошельке нашлась трешка, советская, и немного мелочи. Тюбик с помадой, ради интереса раскрутила, помада светло-морковного цвета (кто бы удивлялся!) почти закончилась и Горшкова Лидия Степановна выковыривала ее оттуда спичкой. Рачительная девица, чего уж там. Еще обнаружилась пластмассовая расческа с мелкими зубчиками (интересно, и как этим расчесывать кудри?), катушка черных ниток с иголкой (рукодельница?), носовой платок, скрученная авоська (капец!), упаковка ваты (вот нафига?), металлический значок с чебурашкой (родовой тотем? ха-ха), сморщенное яблоко, связка ключей, подтаявшая карамелька "Клубничная", и бинго! — я нашла две мятые погашенные квитанции (ура!), которые на мое счастье завалились в дырку в подкладке. Первая — об оплате за свет (аж целых 2 рубля и 35 копеек!), но главное — внизу был от руки написан адрес: улица Ворошилова, дом 14, квартира 21.

Супер! Я теперь знаю, где я живу!

Однако долго радоваться не вышло: на второй квитанции "за водоснабжение", где оплата была вообще фантастическая — 17 копеек (17 копеек, Карл!), стоял адрес: переулок Механизаторов, дом 8, квартира 2. И надпись была сделана той же рукой.

Ну вот, теперь я опять не знаю, где я живу…