За пределом (том 3) (СИ) - Кири Кирико

Я видел сон.

За эти долгие месяцы я впервые видел сон, который не был кошмаром или просто темнотой, в которую ты проваливаешься и выныриваешь, когда пора вставать. Нет, это был хороший сон. Яркий, живой и, что ещё важнее — добрый. Немного щемящий сердце своей теплотой, но всё равно радующий душу.

Я снова был дома вместе со своей семьёй. Мать, отец, сёстры и брат. Мы были на заднем дворе своего старого дома. Был день: ярко светило солнце, а небо было таким голубым, что его чистота поражала воображение. Только вдалеке виднелись облака, немного дополняя пейзаж. Где-то за забором кричали дети, слышались далёкие рокоты автомобилей — воскресный день в хорошую погоду.

Не знаю, откуда мне это известно, но я точно знал это. В такие дни мы, ещё будучи счастливой семьёй, выходили на задний двор своего тогда ещё неплохого дома, доставшегося в наследство от дедушки и бабушки, и устраивали небольшие посиделки с шашлыками. Играли в разные игры для семьи и просто занимались ерундой, иначе говоря — отдыхали.

Я играл с ними в какие-то непонятные игры, в которых почему-то разбирался, общался на темы, о которых не имел ни малейшего понятия, но почему-то отвечал то, что нужно, и помнил то, что не было моей памятью.

Я был Нурдаулетом, мне было всего шесть.

И сейчас я занимался глупостями: доставал отца с матерью, гонялся за сёстрами и просил брата сыграть в бадминтон — делал то, что свойственно ребёнку. Я чувствовал лёгкость на душе и не знал, кем стал. Это была будто другая реальность со мной, как и бывает во сне, когда ты не помнишь о себе реальном ничего.

Мы просидели так до вечера. Играли, общались или наслаждались погожим деньком. Я на физическом уровне чувствовал каждого из них, мог обнять и поцеловать, почувствовать их запах, который был таким родным и таким далёким. Кажется, что этому не будет конца.

Смешная надежда…

И вот я сижу на небольшом раскладном стуле, наблюдая за родителями, которые просто разговаривают, и чувствую на душе долгожданное спокойствие. Я знаю, что завтра будет новый день, и всё будет хорошо, уже строю планы, когда ко мне подходит сестра. Которая из них? К своему стыду, я не могу сказать, так как они как две капли воды, и только когда начинают говорить, могу понять, кто есть кто.

Но всё это становится не важно, когда я смотрю ей в глаза, серьёзные и полные нескончаемой грусти. Я ещё ничего не знаю, но где-то в глубине происходит понимание, что сейчас произойдёт. Потому что это лишь сон, который тоже имеет конец.

Она садится передо мной на колени с мягкой улыбкой. Смотрит на меня молча, прежде чем нарушает тишину.

— Мы любим тебя, Нурдаулет, — тихо произносит она… или они…

— Я тебя тоже, — с улыбкой отвечаю я, не совсем понимая, к чему это она, а душе становится всё темнее и страшнее. Предчувствие.

— Но… время подошло к концу, — тихо произносит она.

— Время подошло к концу?

— Ты знаешь, — она касается моей груди.

Лёгкое прикосновение пальцами, и меня оглушает понимаем того, что сестра имеет ввиду. Память возвращается, как пощёчина, и я вспоминаю, кто есть на самом деле и что случилось со мной совсем недавно.

Она видит моё изумление, возможно, даже видит, как я меняюсь в лице, теряя всю ту детскую наивность и доброту, но продолжает мягко улыбаться.

— Тебе пора просыпаться, — шепчет она и отводит руку назад. — Как бы мы хотели, чтоб это никогда не кончалось. Мы любим тебя, но… тебе пора, — сестра будто сдерживается, чтоб не расплакаться, глядя на моё теперь уже настоящее лицо, словно с памятью вернулся и я сам. — Мне очень жаль, но сейчас тебе будет больно.

— Мне не привыкать… — мой тонкий детский голосок стал хриплым и низким. — Я тоже люблю вас, пусть вы и всего лишь сон.

Две слезы из её глаз и голос, словно дыхание ветра.

— Просыпайся…

Удар.

— Просыпайся!

Ещё один удар.

А потом ещё один, которые разгоняют мой чудесный сон, из которого я бы предпочёл не возвращаться. Более того, в нём я предпочёл бы провести и остаток своих дней — всё лучше, чем ситуация, в которой оказался. Но реальность всегда имеет свои планы на каждого из нас.

— А ну-ка проснулся!

Ещё один удар, и я уже вполне отчётливо чувствую, как щёку простреливает острой болью от удара кулаком. Голова дёргается в противоположную сторону, и я слышу, как хрустят шейные позвонки. С другой стороны, сон быстро сошёл на нет и сознание прояснилось, помогая мне прийти в себя. Вряд ли в данной ситуации мне это поможет, но по крайней мере смогу оценить ситуацию, в которой оказался — хоть что-то.

Лицо до сих пор жгло. Я чувствовал, как щиплет кожу, будто на неё попали соль с перцем и теперь медленно её разъедали. Неимоверно хотелось почесать её, да только руки, судя по ощущениям, были прикованы к ручкам стула.

А вот с глазами ситуация обстояла получше. Я пусть и медленно, но смог их раскрыть, не почувствовав при этом какого-либо дискомфорта, кроме лёгкого пощипывания, которое в данной ситуации было практически незаметно. Медленно поднял голову, моргая, и посмотрел на того, кто меня…

Удар уже с другой стороны, и голова дёрнулась, без сил свесившись вниз. Вернее, это у меня не было сил спросонья удержать её. Мышцы отзывались довольно медленно, и казалось, что на шее не голова, а стокилограммовая гиря, которую мне теперь с трудом надо было возвращать обратно.

Первое, что, а верее, кого я увидел, была женщина. Самая обычная женщина, которая и била меня по лицу всё это время, как понимаю. Она смотрела на меня каким-то безумным нетерпеливым взглядом, словно только и ждала, когда я приду в себя.

Быстро обвёл взглядом комнату, но, кроме нас, здесь никого больше нет. Только у дальней стены стоит стол, да небольшая медицинская этажерка на колёсах в углу. Последняя, кстати, мне совсем не понравилась.

Мы находились, судя по трубам, в каком-то подвале, тёмном и сыром. Мрак закрывал все его углы, где вполне можно было спрятаться. Единственным источником света была небольшая лампочка, висящая на проводе с потолка. С дальней стороны в правой стене была ещё массивная старая металлическая дверь, которая местами проржавела. А дополняли картину пыточного подвала стены с облупившейся краской, а местами и штукатуркой, обнажая кирпичную кладку.

Сам я был привязан к массивному деревянному стулу со спинкой. Такой и просто поднять нелегко, не говоря о том, чтоб попробовать нормально сдвинуть и разломать, будучи к нему привязанным. Руки же прикреплены кожаными стяжками к небольшому столу передо мной, чтоб, видимо, было удобно мне отрубать пальцы. Сейчас мои кисти казались мне ужасно беззащитными; стоит лишь захотеть, и на них опустится молоток, а я даже не смогу убрать их со стола.

Я не был дураком, хоть и сильно умным меня назвать было нельзя, но даже так для меня было ясно, что из таких подвалов не выбираются живыми. Это была конечная остановка в моей жизни.

Обидно?

Сложно сказать, но однозначно неприятно умереть в сыром подвале и стать без вести пропавшим. Мне неожиданно стало страшно, только больные люди не боятся смерти. Но в то же время появилось какое-то смирение и понимание, что на этот раз всё закончится. Какое-то парадоксальное спокойствие со страхом, которые казались несочетаемыми. Да, смерть страшна, но если она неизбежна, ты принимаешь её и успокаиваешься — как-то так.

И всё же я держал себя в руках, возможно, из-за того самого спокойствия и принятия конца.

Поднял голову и посмотрел в глаза женщине, которая стояла передо мной. Приятная с чёрными волосами и стрижкой каре, которая открывала её лоб. Она не выглядела как та, кто может вообще навредить человеку, больше смахивая на офисную служащую, однако данная ситуация показывала ошибочность такого мнения. Но встреть её на улице, я бы в жизни не догадался, кто она.