Николай Андреев - За Русь святую!

Сизов решил, что речь Кирилла слишком пафосная. Но — что поделаешь? Ведь все-таки Романов говорил правду… А пока Кирилл радовался возвращению к Даки, его посланцы с письмами уже спешили в самые разные уголки империи…

Выглядевший старше своих лет человек в вице-адмиральской форме нервно ходил по своей маленькой каюте.

Сейчас на лице, состоявшем словно из одних нервов, особенно были видны морщины, залегшие в уголках рта, оттененного синевой очень коротко выстриженных усов и бороды. Глаза устремились куда-то вдаль, к желанной и неблизкой цели. Вместе с поистине ястребиным, очень крупным носом это делало вице-адмирала похожим на птицу.

Как человек, адмирал подкупал собеседников искренностью, честностью и прямотой. Он, будучи скромен и строк к себе, отличался добротой и отзывчивостью к другим. Чистота души Колчака находила выражение в его обворожительной улыбке, делавшей обычное строгое лицо адмирала по-детски привлекательным. Александр Васильевич был замкнутым, кабинетным человеком. Чтение книг — вот его любимое времяпрепровождение. Очень часто он становился угрюмым, неразговорчивым, а когда говорил, то терял равновесие духа, обнаруживал крайнюю запальчивость и отсутствие душевного равновесия. Но он легко привязывался к людям, которые были постоянно возле него, и говорил с ними охотно и откровенно. Умный, образованный, Колчак блистал в задушевных беседах остроумием и разнообразными знаниями и мог, нисколько не стремясь к этому, очаровать своего собеседника.

Раздался стук в дверь каюты.

— Прошу, — бросил вице-адмирал.

Дверь не без скрипа открылась, и на пороге возник молодой, лет тридцати, офицер, подполковник. Худощавый, в очках, он немного суетился, отдавая честь. Кто бы мог подумать, что это начальник штаба Морской дивизии: впечатление строевого офицера он совершенно не производил.

— Не до формальностей. Как обстоят дела в дивизии? — перешел сразу к делу вице-адмирал.

— Все хорошо. Некоторые низшие чины жалуются на плохое снабжение. Однако это не только в Морской дивизии, а повсюду.

— Я знаю. Скажите, готовы ли солдаты в любой момент к исполнению операцию?

— Частично, — уклончиво ответил подполковник. — Видите ли, Александр Васильевич… Солдаты, как Вы знаете, у нас не самые лучшие. Поэтому я не думаю, что вся дивизия готова в любой момент погрузиться на корабли и отправиться воевать. Но приказу он подчинятся.

— Хорошо, — Колчак вздохнул. — Благодарю Вас, можете быть свободны. Я как раз и хотел это услышать.

— Благодарю, — подполковник так и не понял, к чему вообще было его вызывать. — Честь имею.

Вице-адмирал указал, что кто-нибудь из штаба дивизии должен сообщить о состоянии и моральном духе солдат. Вот и послали Верховского — отдуваться. Правда, он практически не знал настоящего состояния дивизии, начальником штаба которой являлся. Однако подполковник привык бегать по начальству — потому и отправили.

Александр Васильевич был настолько взволнован, что даже не задумался над тем, что Верховский плохо осведомлен о состоянии в Морской дивизии. Все из-за письма, совсем недавно доставленного вице-адмиралу. Оно было отправлено Великим князем Кириллом Владимировичем Романовым.

Колчак знал князя по Порт-Артуру. Вспомнил, какой эффект произвел взрыв "Петропавловска" и гибель адмирала Макарова. Однажды прошлое на некоторое время снова вернулось: к адмиралу попросился сын Макарова. С очередным проектом по обустройству флота. Правда, кто-то из офицеров предупредил "молодого": "Как потянется Колчак к столу — убегай зигзагами! Иначе свинец умаешься выковыривать".

И едва Александр Васильевич, потянулся к столу, чтобы достать какую-то бумагу, в надежде отвлечься от пафосного и наполненного романтикой и юношеским романтизмом "прожекта", как младший Макаров ретировался. То есть попросту сбежал из кабинета, в двух-трех фразах попросив прощения за назойливость и попрощавшись.

Колчак лишь устало пожал плечами на странное поведение очередного "прожектера" и уже ждал следующего…

Текст письма был совершенно неожидан. Великий князь писал о создавшемся в Петрограде опасном положении. О том, что вскоре вспыхнет не просто восстание, но — революция.

"Я уверен, что она поколеблет страну и не даст нам шанса победоносно закончить войну с Врагом. Это нельзя остановить. Это нельзя предотвратить. Его Императорское Величество не хочет никого слышать, кроме свитских. А те ничего не понимают ни в войне, ни в политике, лишь только — в неприкрытой лести.

Боюсь, настают смутные времена. Кровавые времена, и флот будет очень серьезно взволнован ими. Столица, я не сомневаюсь, окажется в руках восставших: в Петрограде нет и десятка достойных и умных людей, которые в силах остановить кровопролитие.

Поэтому я прошу Вас, господин вице-адмирал, удостовериться в боеготовности вверенного Вам флота. Сможете ли Вы в случае беспокойства и волнения в обеих столицах удержать матросов и офицеров в повиновении, отгородить Крым от внешнего мира на некоторый срок, необходимый, чтобы страсти улеглись?

И еще. Зная, что Вы не совсем поддерживаете сегодняшнее положение дел, готовы ли в самой сложной обстановке прислушиваться к моим словам? Я надеюсь, что смогу протолкнуть идею скорейшего начала Босфорской операции. Однако в будущей обстановке это будет весьма трудно сделать. Один я вряд ли справлюсь.

Боюсь, мне придется пойти на некоторые шаги, которые совершенно меня дискредитируют в глазах широких масс. Сомневаюсь, что иначе мне удастся удержать нашу Родину от поражения в войне. Лишь шагами, ранее представлявшимися невозможными, предательскими и опасными. Но другого пути, которым мы можем победить Врага, я не вижу.

Уповаю на Господа и на Ваше благоразумие"

Вот эти строки и не давали Колчаку покоя. О чем хочет сказать Великий князь? На что намекает? Из его слов ясно лишь то, что вскоре произойдет взрыв, который сметет царя и правительство. Возможно, так и есть. Все давно к этому шло. Слабое, безвольное правительство, в котором мог работать только Григорович. И — не пустили его в председателя Совета министров. Милюков правильно говорил, что это или глупость, или измена. Скорее, конечно, второе…

А Кирилл сознательно идет на измену (а как иначе понимать его слова о шагах, которые будут походить на предательство?). Но — ради Родины. Ради победы. Не будь слов о борьбе с Врагом, с Центральными державами, Колчак давно выкинул бы эту бумажку.

Но… Чего нельзя сделать ради победы в этой войне? Нет, никакой подлости нельзя допустить, ничего такого, что может запятнать радость победы. Но — победа… Но — бесчестие предательства… Но — война…