Андрей Лазарчук - Мой старший брат Иешуа

Вы поняли уже, чьи люди распускали слухи после несчастной гибели Аристобула?…

Говорят, кстати, что возвышением своим Аристобул косвенно обязан и Антонию. Один из любовников Антония, женоподобный Деллий, увидел однажды Мариамну и Аристобула рядом и восхитился их красотой. Не смея все же обращать взгляд на жену царя, он все свое внимание предложил ее невинному брату, долгое время даже не понимавшему, что происходит. Обманом и посулами он выманил у глупой и честолюбивой Александры позволение сделать живописный портрет Аристобула – и хотя это было действие вопреки Закону, Александра такое позволение дала. Деллий отправил портрет Антонию с приложением письма, в котором описывал все достоинства юноши. Узнав об этом, Ирод все очень быстро понял и принял те меры, какие мог принять, не раня самолюбия своего могущественного патрона и любовника…

Увы, все кончилось плохо, ведь самые лучшие покидают нас раньше и охотнее, чем прочие. Говорят, что такова божья справедливость.

Что же тогда я? И перед кем мои грехи, и каковы они?

Но продолжим.

В те годы в Иерушалайме проживали два брата-близнеца, Яшем и Ишмаэль. Род их я называть не буду, дабы не бесчестить многих достойных. При царе Антигоне они пострадали (хотя есть те, кто говорит, что осуждены они были за клевету, возводимую ими на честных людей), а потом, когда Ирод подступил к городу, поддержали Шемайю…

Я, кажется, забыла упомянуть об этом удивительном человеке: когда Ирод предстал перед синедрионом, Шемайя был единственным, кто смело перед людьми обвинил его в убийствах и измене; он же впоследствии был единственным из высокопоставленных людей Иерушалайма, кто призывал народ не противиться Ироду и открыть ворота. За непреклонную честность и за бесстрашие Шемайя был обласкан Иродом и доживал свой век в гордости и достатке.

Яшем же и Ишмаэль оказались обиженными. Ишмаэль какое-то время назад сватался к Мариамне, и Гиркан поначалу пообещал ему свое согласие, но в последний момент передумал, сочтя, что Ирод будет куда лучшей партией. Яшем, по только ему известным причинам (скорее всего потому, что он владел самой большой конюшней в Иудее), рассчитывал на пост командующего конницей. Ирод отказал: командующий конницей у него уже был. Не совладав с обескураживающей действительностью, братья решили ее подправить по своему разумению.

Конницей Ирода – организованной, как и вся его армия, по римскому образцу – командовал Кенас, эдомитянин, человек не великой знатности, но умелый и твердый воин. Ирод целиком и полностью доверял ему. Именно этого человека Яшем и Ишмаэль решили использовать как орудие своего коварного замысла.

Антоний как раз вернулся из тяжелого и не слишком удачного похода через Армению в северную Парфию и, не заезжая в Рим (отношения его с Октавианом становились все хуже, причем без каких бы то ни было к тому оснований; они просто не переносили друг друга), отправился в Египет. Туда же он вызвал Ирода, своего самого сильного союзника, дабы договориться о дальнейших действиях.

Ирод отправился на эту встречу, прихватив с собой молодую жену, а вот что произошло дальше, я знаю от слишком многих, и все говорят разное. В общем, вышло так, что после долгих переговоров он отправил Мариамну обратно сушей, а сам доверил себя неверному морю. Как правило, морской путь быстрее двукратно и более; здесь же вышло так, что караван уже прибыл, а о кораблях ничего не было слышно. Встречный ветер задержал их прибытие почти на четыре дня. По крайней мере, так было объявлено.

Мариамна буквально на крыльях примчалась в летний дворец, расположенный поблизости от прибрежного городка Япу, где Ирод предпочитал держать свой маленький флот; более старый и куда более удобный порт, Стратонову Башню, Ирод в ту пору недолюбливал – скорее всего, из-за удаленности его от Иерушалайма. Впрочем, прошло время, и он переменил свое мнение и построил на том месте самый роскошный из своих городов, Кесарию Морскую; Япу же постепенно впала в ничтожество. Однако в описываемое время это был хоть и маленький, но оживленный и гордый своею честью городок.

Итак, повторяю, Мариамна примчалась, а о кораблях ничего не было слышно. Ее утешали и укрепляли как могли. Это море, говорили ей, морская стихия; там никогда нельзя ничего знать точно. Она верила, но металась. Япу был прибрежным городом; здесь – как бы нечаянно, незаметно для себя – поклонялись заодно и греческому морскому богу. Устроили игры: будто для увеселения, на деле же – в его честь. Соревновались многие, всех превзошли Кенас и Яшем. На пиру в честь победителей вдруг появился Ирод: корабли прибыли невредимыми. Пир возобновился, вновь подали вина. Что вышло дальше, сказать трудно, поскольку трезвых свидетелей не нашлось. Будто бы повздорили Кенас и Ишмаэль, их стали разнимать, и вспыливший Кенас ранил кинжалом финикийца-кормчего, который попытался встать между дерущимися. Тут же появился Ирод – и перед ним Яшем принялся преувеличенно выгораживать Кенаса, которому за последнее время сделался чуть ли не лучшим другом и названым братом. Надо сказать, что Яшем пользовался славой грубияна и в то же время честного малого, у которого что на уме, то на языке; он сам придумал себе этот образ и тщательно его оберегал. Я старый солдат, говорил он, хотя никогда солдатом не был. Но ему верили, настолько убедительно он лгал глазами.

Заступничество Яшема, разумеется, сильно повредило Кенасу – Ирод решил, что Яшем столь яростен и неловок в выгораживании друга лишь потому, что вынужден кривить душой; а следовательно, Кенас виновен. И он сделал одну из первых своих ошибок – ну, не совсем первых, а первых из тех, которые произошли из-за его излишней доверчивости; он так до конца жизни и не научился разбираться в подлых людях, проникать до смрадных глубин их мерзости – поскольку сам таким не был и просто никогда не мог поставить себя на место подлого человека. Итак, Ирод сместил Кенаса и назначил на его место другого эдомитянина, имя которого я никак не могу вспомнить.

Яшем пришел в ярость, что план его удался лишь частично, но виду не показал. Он спрятал от людей совершенно убитого горем и стыдом Кенаса, дал ему выплакаться, а потом в разговорах как бы между прочим втравил в его голову мысль искать милости Ирода через Мариамну – она-де добра, великодушна и справедлива. Одно семя было брошено; теперь следовало бросать другое…

Но тут произошли драматические события: неприязнь между Антонием и Октавианом перешла все возможные пределы, и началась война. Я не готова утверждать, что дело только в неприязни – скорее, сказывалось неумение одного и нежелание другого улаживать конфликты к обоюдной выгоде. Кроме того, Антоний стремительно богател – Октавиан беднел; Антоний покорил Армению и налаживал отношения с Парфией – Октавиан понимал, что это для него смерть. Эта война просто не могла не разразиться… Но я категорически не согласна с тем, что в ней хоть сколько-нибудь виновата Клеопатра. Ей-то как раз был нужен мир, и чем дольше, тем лучше: благодаря миру, а не войне Египет укреплялся и прирастал землями. Просто мужчины, если есть хоть малейшая возможность, в своих грехах и промахах обязательно обвинят женщину. Я знаю.

Антоний и Клеопатра проиграли войну и спустя полгода покончили с собой в своем дворце. Об этой двойной смерти ходит много легенд, от возвышающих до оскорбительных, и я не буду их приводить здесь – за исключением одной. Будто бы тела Антония и Клеопатры сожгли в малом саду дворца, а головы увезли в Рим и там из черепов сделали два магических кубка, один из которых Октавиан подарил своей матери, которая долгие годы была любовницей Антония (и не исключено, что именно Антоний был настоящим отцом Октавиана), а второй – своей сестре, которая была женой Антония все то время, которое он прожил с Клеопатрой, но имела сына от своего родного брата.

Это Рим. Это властелины нашего мира. И боги у них такие же, как они сами…

Ирод со своей армией в войне не участвовал, но обильно снабжал легионы Октавиана всем, чем можно, и даже больше. Октавиан писал потом, что не помнит другого столь же легкого и приятного похода.

Какими именно намеками Яшем навел Ирода на мысль о возможной неверности Мариамны, мы, конечно, никогда не узнаем, разве что фарисеи правы и всем нам суждено пережить второе рождение и быть публично судимыми за все содеянное нами. Как назло, в то же самое время произошел еще один неприятный случай: телохранитель Мариамны, Соэм, проговорился ей, что Ирод, собираясь ехать на Родос предъявлять свою верность Октавиану, новому земному воплощению Кесаря, велел в том случае, если не вернется, убить Мариамну и ее мать – незаметно и безболезненно. Это было в каком-то смысле разумно и оправданно: тогда никто не мог бы взять Мариамну в жены, через это сделаться царем и навсегда закрыть дорогу к престолу сыновьям Ирода: Александру, Аристобулу и Антипатру. Возможно, этим узурпатором Ирод видел последнего из своих братьев, Ферора; возможно также, что медленный яд Яшема, вливаемый ему в ухо, уже действовал, и претендентом на свое место в постели Мариамны Ирод видел Кенаса, о котором Мариамна столько раз просила его; возможно все.