Юрий Добронравов - Акробат. Дилогия (СИ)

Что мне оставалось делать? Естественно, доказать свою теорию практикой. Я нашел одну немногочисленную тупиковую колонию на дальней планете. Ее жители — потомки религиозных сектантов — не желали приобщаться к благам цивилизации, считая ее источником всего наихудшего во Вселен-ной, этакими кознями сил зла. Я занял место их верховного вождя, и вскоре на планете начали добывать металл. До этого же они обходились только каменными, костяными, деревянными изделиями и орудиями труда.

Как ты думаешь, что предпринял Тор? Подвел меня под статью закона о вмешательстве в дела цивилизаций. И спровадил, на каторгу. Так я стал уголовником. А ты говоришь…

— Слышал я об этой истории, — покачал головой Скиталец. — Ты ведь о планете Пирис говоришь? Место верховного магистра их религиозной общины ты занял, устранив существующего. И не совсем чистыми, скажем так, методами. Кстати, если тебе интересно, после твоего ареста, металлургия на Пи-рисе признана одним из смертных грехов. Так что, прогресс там сдвинется с мертвой точки еще ой, как не скоро!

— Плевать! Я говорил, что цивилизация тупиковая. Если не удалось мне — не удастся никому. А вот Нола — это совсем другое дело. Здесь и население больше, и уровень развития выше. Идеальное место для воплощения моих идей в жизнь. Мне удалось сбежать с каторги. Да еще и своего друга прихватить. Интересный был парень. Я с ним еще на Пирисе сошелся. Он и там был моей правой рукой. Очень полюбил металлы. Особенно, драгоценные. К нему даже кличка прилипла — Серебряный. А больше металлов любил власть. Я ему все это обеспечил, а он мне был верен, что тот сторожевой пес. Это ты его убил? Можешь не отвечать — я и так знаю.

Так вот, я был не самым плохим правителем Страны, Окруженной Гора-ми. Рассказать, что я смог сделать, пока занимал ее трон? Не хочешь? Зря! Мне есть, что записать в свой актив. А мог бы сделать больше, значительно больше, если бы Тор признал свою ошибку и оставил меня в покое. Но он не признал. Начал за мной охоту, и ты — самый удачливый из его гончих — достал таки меня. И погубил перспективное научное направление. Вот, что я называю проектом, а не твое уничтожение. Такой вот я уголовник и властолюбец!

— Я сейчас расплачусь. Может быть тебе напомнить, за что я поквитался с тобой и твоим «крокодилом»?

— Знаю, знаю! Дикарь, движимый инстинктом размножения… Любовь…

— Ну, хватит! — Скитальцу изрядно надоела эта пустопорожняя беседа. — Ты о чем-то со мной поговорить хотел? Что-то предложить, или просто воспоминаниям предаться?

— Да, конечно, — по интонации Пророка было видно, что он разочарован столь резким окончанием разговора. Наверное, даже ему изредка было необходимо излить душу, поделиться наболевшим. Пусть даже и с врагом. Тем более, что друзей и вовсе нет. Есть подданные, рабы, стража. Но, даже про-сто собеседников… Он немного помолчал, будто собирался с мыслями, и, наконец, выдохнул приказным тоном. — Верни меч, отпусти ребенка, и я не задерживаю ни тебя, ни твоих людей.

— Луэл, не пора ли угомониться? Сколько еще нужно смертей, чтобы ты отказался от своей дурацкой идеи? Думаешь, я не знаю, что ты сеешь раздор между кланами кочевников? Я сам был тому свидетелем. Что ты такого насоветовал тому старику, которого принял передо мной? Тому, что дочь замуж выдавал и не мог определиться с женихом? Чем ты его так обрадовал? И ради чего? Чтобы в огне междоусобицы выжил какой-нибудь последний бедолага, которого ты приблизишь, вооружишь блестящей железкой, и будешь дергать за ниточки, как кукловод марионетку? Уж лучше бы первым посетителем оказался я. Может быть, судьба старика сложилась бы лучше, узнай ты, что кандидат на роль Мати уже появился в ваших землях.

— Кочевники и без моих советов друг друга режут, как овец. Род твоего найденыша уничтожили без моего вмешательства. Так что, не стоит считать меня таким уж кровожадным. Пойми, Акробат, чем скорее прекратить рас-при, резню, кровную месть, тем лучше для них. Горцев необходимо приструнить и примирить друг с другом. А думаешь это легко? Они — люди вольные, никакой власти не признают. Начнешь на них давить, они — оп! — и только их и видели. Пока в горах есть ущелья, а в ущельях есть трава, а на траве пасется скот — заставить их действовать по приказу просто нереально. Даже спорить не станут — повернутся и уйдут. Ищи их потом по бесчисленным долинам и урочищам. Ими движет только одна цель — жир их баранов. Только ради этого они готовы воевать. Ничто другое они не примут. Разве что, мистическую идею. Они суеверны на генном уровне, своих богов боятся панически, всяких оракулов почитают даже больше правителей. Я мог бы на этом сыграть. Пророчество о хане Мати как нельзя кстати. С помощью этого ребенка я смог бы повлиять на горцев и заставить их подчиниться моей воле. Сплотить их, усмирить их воинственность. Да! Направить в нужное русло.

— На Побережье?

— Конечно. Там тоже воюют друг с другом. Тоже льется кровь. Я с моим кочевым воинством мог бы присмирить гордое дворянство, заставил бы благородных забыть о претензиях и сложить оружие. Это пойдет только на пользу простому народу.

— Ну, да! Хороша будет польза, если эти немытые ребята пройдутся саранчой до самого моря, грабя, насилуя, убивая. Ты — страшный человек, Луэл.

— А ты лучше? Уже побывал на побережье? Видел плоды трудов своих? Понравилось?

— Нет. Не понравилось! Потому и собираюсь помешать тебе в воплощении твоих планов в жизнь. Нет ничего хуже, чем силой принуждать людей быть счастливыми. Уж будь уверен — я знаю. Люди сами разберутся, что для них хорошо, а что плохо. Десять раз ошибутся, но, в конце концов, придут к истине.

— Но, обязательно ли учиться на ошибках? Акробат, мы с тобой в данный момент самые умные и цивилизованные люди на этой планете. Представь, сколько полезного мы могли бы совершить? Остановить гражданские войны, успокоить и подчинить себе островитян, отвоевать западный континент у чужих, наконец! Какой скачок в развитии могла бы совершить Нола! Давай объединимся, и, увидишь — моя теория принесет счастье этой планете.

— Подчинить, отвоевать, покорить… Нет. Не надейся. Я у тебя на поводу идти не собираюсь. И меча ты не получишь, и ребенок тебе не достанется.

— Ты убьешь невинного младенца? Это не я, это ты — страшный человек, Акробат.

— А сколько убьешь ты, когда под знаменами хана Мати двинешь орду завоевателей на плодородные равнины побережья? Можешь не сомневаться, моя рука не дрогнет.

«Хорошо сказал, — подумал Скиталец. — Только бы не допустить этого жулика в свое сознание, чтобы, не дай бог, не прочел бы в моих мыслях правды. А правда состоит в том, что я и сам не знаю, как буду поступать в данной ситуации. Пока не знаю. Не исключено, что придется принимать совершенно неожиданные решения. Но убить Малыша… Уж лучше самому умереть. По крайней мере, в агонии сам себе смогу соврать, что совесть чиста».