Александр Маркьянов - Адепты стужи. Часть 3

В первых рядах толпы я выскочил к воротам, бросился в сторону Парк-лейн. Кто-то неуклюже попытался меня остановить, я ударил его в солнечное сплетение и пробежал дальше…

— Держи! — заорали сзади.

Надеюсь не меня. А если и меня — то хрен вам…

Он так и не выстрелил…

Он сделал ошибку. Первую ошибку в своей карьере и ошибку непростительную. Смертельную ошибку…

Все было просчитано давно. И готовилось это — тоже давно. Номер, в котором он засел, был снят на корпорацию, в которой был и счет, и офис с телефоном и даже какая-то деятельность велась — и все это было фикцией. Абсолютной фикцией, театральной ширмой. Декорациями.

Амбразуру он готовил целый месяц. В первую очередь, он подменил работавшего в Парк-Лейн носильщика. Настоящего носильщика, телосложением и внешностью похожего на него так никогда и не найдут. А ему эта должность была критически важна.

Носильщик — незаметная и ничем не примечательная должность. И самое главное — носильщик может свободно перемещаться по всему отелю, носить любого размера вещи — и никто не подумает его спросить, что он несет, куда и зачем.

Конечно, перед приездом президента по всем окрестным заведениям, домам, прошлась полиция — работы было столько, что ее делали не агенты Секретной службы, не имеющие права задавать вопросы в Великобритании — а именно полиция. Но полицейские ничего не нашли. И сотрудники Секретной службы, замени они полицейских тоже ничего не нашли бы. Подозрение вызывает кто? Тот, кто устроился на работу в последнее время. Никак не неприметный носильщик, работающий уже восемь с лишним лет…

По ночам, когда работы почти не было, он уделял время тому, что скреб стену. Использовал только ручной инструмент, никаких дрелей и перфораторов. Соблюдал тишину. Грязь выносил в чемодане и выбрасывал в мусорку. Все были довольны — ночные смены считались сущим проклятьем и наличие безропотного носильщика, никогда от них не отказывающегося было для службы обслуживания гостей Парк-Лейна сущим подарком.

Когда в одну прекрасную ночь он пробурил стену и добурился до улицы — недостающий кусок стены он заменил на специально подобранный по размеру, по фактуре и раскрашенный кусок пенопласта. На следующую ночь, спустившись по стене с использованием троса с крыши, он замазал серой замазкой трещины, придав стене первозданный вид. Это было самым опасным моментом в операции, его запросто могли засечь — но не засекли.

С той стороны он прикрыл амбразуру массивным шкафом…

За день до выступления Президента он принес винтовку. Замаскировал ее в номере, разобранную по частям.

За тем, что происходит в Гайд-Парке, он следил по компактному телевизору — из парка велась прямая трансляция. Когда пришло время — он собрал винтовку, отодвинул шкаф, потом взялся за ручку, приделанную к пенопластовому блоку для удобства, и достал этот блок. На выстрел у него было всего несколько секунд, медлить не следовало. Расстояние — детское, на таком он попадал в десятицентовую монету.

Перекрестье прицела прошлось по толпе, поползло вверх…

— Представьтесь!

— Старший лейтенант флота Александр Воронцов!

Русский был здесь, он был в числе журналистов. Невидимая связь протянулась между этими двумя людьми — с истекающих кровью улиц Бейрута, до роскошного центра самонадеянного и величественного Лондона. Он увидел русского и замешкался на пару секунд.

И русский тоже увидел его…

Перекрестье прицела замерло на голове президента, мозг дал команду пальцу, но за те миллионные доли секунды, что отделяли приказ от его исполнения, ситуация кардинально изменилась. Президент пропал из прицела, а на его месте вдруг оказалась бессмысленно барахтающаяся серая масса…

Выстрел, свой золотой выстрел, он так и не сделал…

Машина, тормозя, все-таки ударила меня по ногам, не чувствуя боли я перевернулся, едва увернулся от другой машины. Автомобильный поток на Парк-Лейн смешался, истерически сигналя, с визгом тормозя, и стукаясь друг о друга с глухим жестяным звуком…

Да пошли вы все…

— Вон он!

Это уже точно по моему адресу. Надо быстрее…

Как он будет уходить? Здесь? Через Харрингтон-стрит? Еще как-то?

Выругавшись по-русски я бросился на Харрингтон, прижимаясь к отелю чтобы не попасть под огонь снайперов Секретной службы — основное их гнездо было как раз на доминирующем над местностью Лондонском Хилтоне. По пути сбил с ног еще кого-то, паника достигла уже и отеля — а народа перед отелем всегда бывает много, тем более если рядом выступает президент. Кто-то метался как сумасшедший, кто-то ломился в отель, кто-то из него, кто-то лежал на тротуаре, закрыл голову руками — мне все это было на руку. По мне не стреляли, не видели оружия и не стреляли. Хотели брать живым…

— Стой, стрелять буду!

А вот это уже серьезно. Но поздно…

Когда выскочил на Харрингтон, сердце, казалось, стучало не в груди, в а горле. Пот заливал глаза…

Где он?

И тут я предпринял ход по наитию, такое невозможно продумать заранее. Просто я заорал изо всех сил.

— СНАЙПЕР!!!!

Можете себе представить, что делает такой крик с людьми в городе, месяц живущем под пятой безумного страха, где каждый ежеминутно ощущает на себе перекрестье прицела. Многие попадали там, где и стояли, закрывая голову руками. И лишь один, падая, выстрелил.

И я выстрелил в ответ. Но он выстрелил первым…

Проклятые туфли…

Поддавая ходу — она бежала по тротуару рядом с мемориалом Веллингтона, Марианна сбросила их, одну за другой и побежала босиком…

— Секретная служба!!!

Она не показала никакого удостоверения, да и не была она похожа на сотрудницу Секретной службы — но полицейские, стоящие в третьем радиусе оцепления расступились перед ней, не попытались задержать. Возможно, просто испугались — сейчас она была похожа на обезумевшую ведьму. Растрепанные волосы, дикий, совершенно безумный взгляд…

— Стой, стрелять буду!

Услышав это, она бросилась через улицу, под визг тормозов и проклятья каким-то чудом пересекла ее. И добежала до Хилтона, когда грохнули выстрелы. Два — как один.

Дева Мария…

Выскочив на Харрингтон, Марианна на мгновение замерла. Два людских водоворота — около тел. В двадцати метрах друг от друга.

— Назад! Назад всем! Секретная служба!

Она растолкала собравшихся, упала на колени…

Господи…

Казалось, что русский мертв — пуля попала в грудь, ближе к сердцу. Белая рубашка намокала от крови…

— Скорую! Вызовите скорую!

— Мэм, мы все сделаем!

Невидящими глазами она уставилась на говорившего.