Владимир Шкаликов - Колымский тоннель

— Не обижайся, — повторил Кампай. — Ты пойми: то, что для тебя профессия, для нас — запрещенное любительство.

— Как браконьерство, что ли? — вмешался Краснов.

— Вот-вот-вот! — Кампай обрадовался. — Именно браконьерство!.. Кстати, браконьерство — это и у вас связано с убиванием животных?

— Рассказывай! — Светлана кивнула. — Кажется, это главное.

Она окончательно отвернулась от окна и уставилась на Кампая. Красновскую телогрейку она сбросила, осталась в халате на голое тело. Но Краснов давно забыл ревновать. Он тоже сосредоточился на будущем рассказе Такэси. Не то чтобы у капитана были основания для особой любви к истории, но такой полный запрет на неё, равный запрету на браконьерство, казался ему занятным. Впрочем, всё касаемое самосохранения казалось Краснову занятным, и с годами интерес усиливался.

— Дело это новое, — начал Такэси. — Не наберется и десятка лет.

— Он первым начал! — Ганс Христиан указал на Такэси. Тот скромно бросил: "Это неважно" и продолжал: — Так совпало, что в библиотеке Минспроса, где я работаю, как и во всякой приличной библиотеке, время от времени разбирают и чистят хранилища. Естественно: какие-то книги морально стареют, иные вообще никто не читает, самые читаемые приходят в негодность… И всегда — я имею в виду старые, солидные хранилища — есть такие углы, до которых ни у кого не доходят руки… Пришел я в Минспрос, молодой и энергичный специалист. Как водится, для начала поручили самую пыльную работу, по принципу: сладкое — на закуску. Но я начал не с краю, а с самого дальнего угла. Туда, по-моему, нога человека ступала только раз, когда вносили эти сокровища… И вот результат: я — старовер, они — староверы, мы везем вас, неизвестно откуда взявшихся, и думаем, как бы вас спрятать.

— А зачем нас прятать? — Светлана стала еще мрачнее. — Я-то думала — Магада-а-ан!.. Не хочу прятаться! Всю жизнь меня прячут — упрятывают. Одним глазом видела этот Магадан…

— Ты не поняла, — мягко сказал Такэси. — Жить будете как все, делать будете что угодно, только не надо ничего о себе рассказывать.

— Чушь! — Краснов так забеспокоился, будто проехал свою остановку. — Как это можно о себе не рассказывать? Документы спросят, анкеты заполнять надо, без прописки — я вообще не знаю… Светка, зря поехали, я тебе говорил! Давай, пока не поздно…

— Погоди, хозяин, — перебил Такэси, — послушай меня. То, что ты говоришь, я не понял. Анкета? Прописка? Потом объяснишь. Нам уже не очень долго ехать, поэтому послушай, что мы предложим.

Он оглядел своих, они кивнули. Светлана пожала плечами. Краснов сдался: все равно обратно — этим же вагоном.

— С документами просто, — заявил Такэси. — Завтра утром запишетесь на работу в Минспрос, документы для этого не нужны. Потом сходим в Документарий, сделаем вам карточки — такие, как у нас — вот и все. Для начала только одна просьба: поживем вместе, пока привыкнете, а потом поселитесь, где вам будет удобно. Поработаете со мной, все поймете, а дальше — выберете сами. Идет?

— Как трудно, — Светлана вздохнула.

— Почему трудно, что? — Иван вскинулся.

— Слишком просто. Ничего не понятно. А если спросят…

— Никто ни о чем не спросит, — мягко перебил Такэси. — И вы ни у кого ничего не спрашивайте. Имейте дело только с нами.

— Ох, до первой проверки, — Краснов с огромным сомнением качал головой, тоскливо прощаясь глазами с убегающим назад спасительным пространством, которое все меньше отделяло его от опасного Магадана.

— Ну как это, — с силой произнесла Светлана, — "никто ни о чем не спросит"?

— Очень просто. Молчишь — значит так надо. Вежливость.

— Это что же, никто никому не нужен? И такую дорогу отгрохали? — Она кивнула за окно. — Не верю.

— Чтобы верить, надо знать, — возразил Кампай. — Чтобы знать, достаточно увидеть. Можно верить, конечно, и просто так, по воображению, но это — для чудиков. Так ведь?

Возразить нечего, она пожала плечами и, вдруг замерзнув в теплом вагоне, набросила опять ватник.

Краснов взял с мягкого сиденья свой ремень, выдернул его из петли, на которой висели ножны, подогнал по гимнастерке и опоясался. Нож он затолкал поглубже в голенище.

— Интересная у тебя пряжка, — Ганс Христиан кивнул на офицерский ремень с двумя рядами отверстий. — Эта звезда что-нибудь означает?

— Потом объясню, — в тон Кампаю ответил Краснов. И повернулся к Такэси: — Значит, приезжаем в Магадан и сразу — что?

Такэси, в это время что-то соображавший, было видно, принял решение:

— Не будем откладывать на завтра, — заявил он весело. — Это вас только зря истомит. Я чувствую, что с карточками в кармане вы будете спать спокойнее.

Его товарищи дружно, но не обидно рассмеялись.

— Сразу пойдем в Минспрос, — продолжал Такэси, — запишем вас на работу…

— Потом сразу переоденем, — подсказал Иван.

— Само собой, — кивнул Такэси, — только немного отмоем.

Снова сочувственный смех.

— Красивых-чистых накормим, — продолжал Такэси, — тогда и отправимся в Документарий.

— А успеем? — деловито спросил Краснов.

Сквозь улыбки был ответ:

— Туда можно хоть ночью.

Краснов поймал себя на том, что сам, как Светка, пожимает плечами. Поглядел на нее — она опять была занята пейзажем. Утомленный непонятностями, Краснов потерял охоту разговаривать и тоже сделал вид, будто заинтересовался чем-то за окном. Интересоваться, правда, было особенно нечем. С достаточным однообразием появлялись и исчезали группы ветряков, высокие и невысокие мачты с тарелками, которые Иван назвал ретрансляторами Рескоса. Встречались огороженные строения с просторными дворами, с башнями наподобие силосных, а рядом с ними — немногочисленные жилища с обязательными ветряками, с какими-то неподвижными яркими машинами. Все машины были без колес, но одну Краснов заметил в движении: она, как показалось издали, ползла по траве и тащила за собой платформу, тоже без колес, нагруженную огромной копной сена. Следов за этим составом не оставалось. К машинам Краснов был с детства равнодушен и слегка удивился только абсолютному отсутствию дорог. Но и об этом спрашивать не стал — и так был сыт по горло.

Несколько платформ вагон пролетел без остановки, потому что они были пустые, а на вопрос из-под потолка, нет ли желающих сойти, сидящий у окна Ганс Христиан нажимал белую кнопочку. Рядом с белой была еще красная кнопочка, и Краснов понял, что при желании может нажать ее, сойти на незнакомой платформе, дождаться обратного вагона и… Желание вернуться было, но после некоторого размышления настолько слабое, что не стоило никаких усилий его подавить. Даже вернувшись точно в свой мир и к своему лагерю, Краснов мог ожидать любой пакости, особенно если сбежавший однофамилец оклемался и отправил Кешку на тот свет. Или капитан Краснов не знает своего зама Давыдова или Давыдов сделает все возможное, чтобы связать двух Красновых одной ниточкой и занять место начальника лагеря. Нет уж! Краснов решил раз в жизни хорошо рискнуть. Что-то в этих трех ребятах подсказывало ему, что с ними и здесь — рисковать можно.