Братья Швальнеры - Тухачевский против зомби. X-files: секретные материалы советской власти

– Хе, – Антонов нелепо осклабился. – Сложно поверить в то, что вы говорите.

– А Вы и не верьте. Посмотрите лучше, сделайте выводы и уносите ноги – зелье снова начнет действовать с минуты на минуту и тогда… Одним словом, вам несдобровать. Схрон останется здесь, оружие я велю оставить там же. Приходите в любой момент – он Ваш. И спасибо.

Через десять минут отряд Антонова выходил из леса. Сам начальник милиции шел, опустив голову и погрузившись в раздумья. Увиденное им показалось ему странным, он никак не мог поверить в реальность происходящего.

– Товарищ командир? – не унимался Артюха.

– Чего тебе?

– Схрон-то когда будем вывозить?

– Зачем?

– Ну как? Сдавать же надо.

– Не надо. Пусть полежит, жрать авось не просит. Пригодится.

Думал ли тогда командир маленького партизанского отряда, что подходящий к его применению случай представится уже спустя несколько месяцев…

От мыслей Антонова отвлекла группа людей на лошадях, стоявшая у самого подхода к лесу. Среди них были Никита и Николай Степанович. У Никиты, для которого все происходящее было похоже на участие в каком-то приключенческом фильме или в компьютерной игре, но никак не на действительность, от осознания близости истории, своей причастности к ней буквально дрожали поджилки. С одной стороны, то, о чем он писал – знаменитое Тамбовское восстание – подготавливается при его непосредственном участии, что не может не воодушевлять его как историка. С другой стороны – грядет большое кровопролитие, и он еще тешит себя надеждой все изменить. Во всяком случае, попытаться. Вот сейчас, через несколько минут, решится судьба Тамбовской земли – селяне Кирсановского уезда встретятся с Александром Антоновым.

– Здравствуй, Александр Степанович, – первым заговорил его дед, держа под узцы лошадь, на которой сидел Никита. Такое обращение к Антонову, который был едва ли не на 30 лет младше Николая, говорило о ненапускном уважении к собеседнику, которое питали все собравшиеся.

– Здравствуй, Николай.

– Знаешь уже, что привело нас.

– Знаю, наслышан.

– Вот за советом к тебе пожаловали… Как быть – поступить?

Антонов рассмеялся:

– Да нет, Николай, не за советом вы ко мне пожаловали. Как быть за вас уж жизнь решила, тут вариантов не так много.

– А коли сам все знаешь, уж выручи…

Антонов окинул собравшихся взглядом. Даже сквозь непроглядную ночную тьму ощущался его цепкий взгляд.

– Надумали, значит… Твердо решили?

Молчание. Вдруг резкий возглас Никиты прервал его.

– Нет.

Крестьяне обернулись на ретивого юношу и посмотрели на него с укоризной.

– Кто такой? – приблизившись на коне, спросил Антонов.

– Внук мой, – стыдливо ответил Николай. – Да ты его не слушай, Александр Степаныч.

– Ну почему же. Слушать как раз надо. Вы вон не слушали, когда вам говорили – и вот результат. 10 трупов как с куста.

– Ты и про трупы знаешь?

– Как не знать, я только от вас. К другу своему старинному заезжал, к Рожкалнсу… Ну не суть. Так а почему… как тебя?

– Никита.

– А почему Никита не согласен восставать?

– Потому что прольется кровь.

– Это не ответ. Она уж три года льется, и до этого лилась, и после будет.

– Потому что это ни к чему не приведет. Ну положите вы сотню, другую, третью, ну тысячу, своих сколько потеряете – а хлеб все ж отдать придется.

– Это почему?

– Потому что нельзя тягаться с центральной властью! Она сильнее вас, и вас удавит. Тягаться надо было год, два назад – пока война была в разгаре.

– Война и сейчас идет…

– Но перелома уже не будет. Красные отстрелили верх по всем направлениям.

– Еще не факт…

Никита метался – сейчас сказать о том, что спустя полгода будет окончательно побеждена интервенция и на Тамбовщине будет сосредоточено огромное число кадрового резерва и стратегических вооружений – означает привлечь к себе внимание и ничего не добиться. Надо искать другие аргументы.

– Ну хорошо. А куда ты поведешь людей? К белым? За ними нет будущего, и ты это знаешь. Бандитствовать? В зеленые губернию запишешь? Несерьезно. Красные тебя шлепнут. Так как быть?

– Время надо. Переждать. Там власть, глядишь, на уступки пойдет.

– А часто она шла на уступки? Когда такое в истории было, чтоб народ в Росси власть поломал? Это не Европа и не Америка, где добиваются да пробиваются. У нас сыграют в уступки, вид сделают, ты расслабишься, а потом каааак!..

– Верно. Кааак! Только то при царе было, а теперь порядки не те. Верно я говорю, мужики?

– Верно, – загоготали крестьяне.

Нет, решил Никита, одному с такой толпой ему не совладать. Надо действовать иначе. Как – пока не понятно, но и время на раздумье есть – утром явно выступление еще не начнется. Утро вечера мудренее, а пока…

– Ну вот. Так что ты, парень, охолони. Айда за мной, мужики.

Антонов спешился – за ним это сделали и остальные. Пошли в лес. Входили не с той стороны, с которой Никита искал Велимудра – с южной его окраины. Шли минут десять – видно было, что давно тут гостей не было.

– Начнем с того, что вооружимся все. Есть у меня припас кое-какой… Я полгода назад тут бригаду чеха разоружил. Ну и остались кое-какие трофейчики. Сейчас мы их разберем и будем наготове, а после по сигналу выступим все одновременно… Схрон раньше в другом месте был, я когда в бега ушел, перетащил его – чтоб у комиссара из Красного лаптя желания не было попользоваться моей добычей… – Мужики рассмеялись. Снова заговорил Николай.

– Мы вот только тут переживаем, Александр Степаныч.

– О чем?

– Не все из нас… винтовку-то держали… Переживают, колебаются многие… А народу нам много надо… Дух поднять бы… Вот как – не знаем, потому и пришли к тебе. Может ты бы вперед наведался в село да поговорил с народом-то?

– Да, чтоб мне даже уехать оттуда не дали.

– А как же быть?

– Есть средство. Пошли пока. Потом расскажу… А ты умный, Николай, смотри-ка. В корень зришь. Это у Льва Толстого в «Войне и мире» сказано: «Исход сражения определяет боевой дух солдат!» Пошли, пошли…

Добрели до огромной волчьей ямы, закиданной можжевельником и ельником.

– Тут глядите, яма глубокая. Раньше озеро было – высохло, да многие из вас помнят, кто постарше. Разбирай ветки.

Раскидывать было немного – яму, как оказалось, лишь едва прикрывал валежник. Зато открывшееся глазам мужиков их буквально поразило – яма доверху была набита оружием. Глаза заблестели, заискрились и тот самый боевой дух, о котором писал Толстой и говорил Антонов, словно бы начал зарождаться в душах будущих солдат…

– Ну-ка, Никита, – позвал Антонов, – подойди. Возьми обрез.

Никита нехотя принял оружие из рук вожака. Погладил. Холодная вороненая сталь и в его сердце отозвалась лязгом. И на минуту уж забыл он и о жертвах и об историческом прогрессе – когда держишь в руках боевое оружие, смелость приливает, и все эти гуманистические разговорчики словно бы теряют силу… Ход Антонова был продуман. Никита быстро пришел в себя, но виду не подал – пусть враг (а пока юноша именно так воспринимал беглого комиссара) пока примет его за своего, пусть сочтет, что сопротивление сломлено…

– Так-то лучше. Много не берите – по одной единице и будет. Восстанем – у схрона поставим постоянный пост. Кто раньше проговорится – всех решу, кто сегодня здесь был…

И хотя в селе еще не знали про намедни учиненную Антоновым расправу с бандой Бербешкина, но на слово ему все верили – такой это был человек!

– Александр Степаныч? – спросил Николай.

– Чего?

– А что там ты про боевой дух сказывал?

– А… можно… Завтра в то же время соберемся здесь. Приедет человек – вы его не знаете, бывший царский офицер, но ему можно верить. Он расскажет, как с бедой сладить. А я пока его отца разыщу… – проговорил Антонов, глядя вглубь леса. По направлению его взгляда Никита понял, что он смотрит в сторону дома старца Велимудра.

Раным-рано, еще когда вся деревня только поднималась, чтобы управиться со скотиной, Николай Савонин побрел к большому амбару. Продотрядовцы остановились прямо в нем – он все одно пустовал последний год, а после вечерней эскапады останавливаться у кого-то из местных на постой было опасно для жизни. Осторожно, стараясь не шуметь, вошел он сквозь приоткрытую дверь в сушильное помещение. Тут ко встрече были готовы – стоило ему переступить порог, как услышал он позади себя грозное:

– Стоять! Руки! Кто идет?

Николай поднял руки и робко ответил:

– Савонин Николай Степанов, крестьянин. Поговорить я. От народа послан.

Зашевелились спящие каратели – повылезали кто откуда: из-под телеги, с остатков сеновала, с деревянных полатей, что стояли здесь принесенные откуда-то вдоль стен. Баба первая вышла навстречу делегату: