Станислав Сергеев - Война сквозь время

Я, конечно, кривил душой. Все эти «штрафники», как их называл за глаза, были мощным отвлекающим фактором, благодаря которому, по моим подсчетам, наша группа пришельцев из будущего сможет спокойно уйти в противоположном направлении к точке перехода. И самое интересное — совесть меня не терзала, что бросаю практически на убой больше трех тысяч человек. Они военные, кадровые солдаты и офицеры, которых страна одевала, кормила, вооружала. Их жизнь — это защита своей страны, своей Родины. Мы, пришельцы из будущего, даем им шанс еще раз выстрелить в захватчиков, еще раз броситься в атаку, умереть с оружием в руках, а не подохнуть от голода и быть сожженными в печах концлагерей. Не работать на заводах противника, производя смерть для своих сограждан, и потом погибнуть от бомб союзников. Сейчас я вел русских воинов очищать свое имя и честь от позора плена.

А в это время отдельная колонна в сопровождении бронетранспортера, везущая горючее, продукты, боеприпасы, проселочными дорогами пробиралась к точке выхода портала. В такой ситуации бронетранспортер и БМП-1, оставшиеся на базе, являлись неким резервом, который должен будет ударить по противнику во время нашего рывка к порталу.

За нами осталась разгромленная, залитая огнем и заваленная трупами бывших военнопленных и оккупантов станция, где стараниями Саньки Артемьева, лейтенанта Павлова и его подручных не осталось ни одного целого орудия, танка, автомобиля. Все горело и взрывалось. Немало взрывоопасных сюрпризов осталось и тем, кто потом будет заниматься расчисткой и эвакуацией поврежденной техники. Поэтому я и не сомневался, что у 6-й полевой армии вермахта некоторое время будут сильные перебои со снабжением, что, естественно, скажется на их боеспособности. Даже в такой малости ход войны изменился. Уже октябрь, а Киев еще наш. Да, идут жестокие бои, и армии дерутся почти в окружении. Удар 1-й танковой группы вермахта с большими потерями был на время остановлен в районе Полтавы, где разгорелись поистине грандиозные сражения, в том числе и в воздухе. В первый раз за войну советская авиация сумела хоть на время, хоть локально, но добиться превосходства в воздухе и нанести тяжелые потери хваленой дивизии СС «Викинг».

На севере с неменьшими проблемами столкнулся и Гудериан со своей 2-й танковой группой. В районе Конотопа идут тяжелейшие оборонительные бои, во время которых моторизованные и танковые дивизии понесли значительные потери, и темп наступления резко замедлился. Маховик истории потихоньку начал двигаться в другую сторону. Со скрипом, с грохотом и кровью, но все равно выходил из предопределенной колеи. Что будет дальше, я уже не знал. Это другая история, и мы, пришельцы из будущего, помогали ее творить.

Сидя на броне бронетранспортера, я чувствовал некоторое удовлетворение от выполненной работы. Теперь это была и моя война. Как-то странно было все это. В нашем времени я взялся за оружие, потому что опасность угрожала моей семье, моим друзьям, и то государство, которому я давал присягу, не смогло меня защитить. Да, мы воевали, жестоко, безжалостно, потому что противник так воевал против нас. Но все это было по необходимости, потому что никто кроме нас самих не мог этого сделать. И финал этой войны был закономерным, как и конец сошедшего с ума мира.

А тут я понял, что не зря в моей семье было несколько поколений военных, память о которых бережно хранилась в семейных альбомах. Защищать родину было мое призвание, что в нашем времени, что в прошлом. Да, всегда война, во все времена, и главный судья не история, а совесть, которая не позволит сидеть сложа руки. Ведь самое страшное — это равнодушие, именно его нам и навязывали в нашем времени «заклятые друзья» и продажные руководители, и сейчас, сидя на броне БТРа, я понял, что избавился от этой гадости, мне было не все равно.

Мои размышления прервали несколько взрывов по ходу движения колонны и яростно вспыхнувшая перестрелка. Там, впереди была мобильная разведка на трофейных мотоциклах, поэтому что-то узнать пока было нельзя. Я связался по радио с Борисычем, который ехал в бронетранспортере, и дал команду включить глушилку.

Перестрелка впереди разгоралась, в звуки боя стали вплетаться многочисленные хлопки винтовок, длинными очередями трещали немецкие пулеметы. Что-либо понять в такой обстановке было весьма трудно, поэтому я собирался вызвать Артемьева, который на джипе ехал в дозоре, но он сам вышел на связь.

— Твою мать! Феникс… Немцы! Их тут…

Дальше я расслышать не смог. По идущему впереди Т-64 выстрелила еще не видимая нами пушка, но пробить лобовую броню не сумела, и снаряд, срикошетив, с противным визгом свечкой ушел в небо.

Рядом с БТРом разорвалась мина, и что-то тяжелое ударило в грудь, скинув с брони на землю. Прежде чем потерять сознание, я услышал басовитое грохотанье КПВТ над головой…

Снова начинался рассвет.

«Необычайно чистое и прозрачное небо для этого времени года в Берлине, — подумал хозяин кабинета. — Совсем летнее утро». Фридрих Вильгельм Канарис находился в своем рабочем кабинете на Тирпиц-Уфер. Задерживаться подолгу на работе, как это любил, по его сведениям, Сталин, не входило в привычки хозяина кабинета. Но причины для такого нестандартного поведения были весьма вескими. На рабочем столе лежала раскрытая папка с документами по «Могилевскому делу».

Канарис еще несколько раз перечитывал бумаги, копии которых по взаимному согласию были и у Гейдриха. Но вот несколько новых документов и донесений он изъял и не показывал никому, оставив до лучших времен, ожидая, что рано или поздно история получит продолжение. Так оно и произошло.

Вечером в срочном порядке пришло донесение из отдела военной контрразведки 6-й полевой армии о получении информации об основном фигуранте «Могилевского дела», капитане Зимине. Похожая, но косвенная информация о появлении этого загадочного русского офицера в полосе действия 2-й полевой армии, но информация была неполная и находилась в процессе перепроверки.

Неудачная попытка проведения диверсионной операции в окрестностях Москвы силами СС и абвера, к его удивлению, не вызвала ухудшения отношений с Гиммлером и Гейдрихом. По молчаливому согласию, провал операции старались замалчивать и до получения конкретных результатов не доводить до сведения фюрера. В данной ситуации они были в одной лодке. Но вот в отличие от СД, у Канариса получился небольшой, но результат. И настолько необычный, что он не решился его предавать огласке.

Задействовав оставшуюся агентуру после крупного провала в Москве, удалось выяснить обстоятельства гибели диверсионных групп. К солдатам и офицерам «Брандербурга» и приданным им нескольким специалистам СД претензий не было. Они сделали все, что смогли, в тех условиях, и даже более того. По отрывочным данным, им удалось захватить высокопоставленного сотрудника НКВД, начальника Зимина, и допросить, насколько это было возможно в полевых условиях. Результаты допроса неизвестны. Но за важность информации, полученной группой Клауса, говорит то, что русские с остервенением буквально перепахали бомбами целый лес, задействовав несколько авиаполков бомбардировщиков и штурмовиков, отвлекая их от выполнения боевых заданий на фронте. Для проведения войсковой операции по поиску и захвату диверсионной группы абвера были привлечены воинские части, следующие на фронт. Высадка десанта на объект «Усадьба», где содержался Зимин, тоже не принесла успеха. Там их встретил полноценный полк НКВД, усиленный бронеавтомобилями и парой танков.