Иван Оченков - Приключения принца Иоганна Мекленбургского

— Чего вы ждете? Ваш командир ранен!

Пока полковника снимали с лошади и укладывали на расстеленный плащ я взял его подзорную трубу и посмотрел на городские стены. Несмотря на расстояние и несовершенную оптику человек стрелявший показался мне знакомым.

— Кондратий! — воскликнул я и погрозил стрелку кулаком.

— Что вы сказали, ваше высочество, вы знаете этого человека? — спросил кто-то из шведских офицеров.

— Что? А нет, это такая странная русская поговорка, когда кто-то внезапно умирает, они говорят что его "хватил Кондратий".

— Варварство!

— И не говорите, ужасный век — ужасные нравы, и страна тоже ужасная. Ваш полковник был не прав, русские вполне могут стрелять на такое расстояние и мне совсем не хочется узнавать много ли у них таких мушкетов. Давайте уберемся отсюда и подумаем, как нам быть дальше.

Полковника принесли в его палатку и вызвали единственного человека, в округе могущего считаться медиком. Полу француз, полу шотландец Пьер О' Коннор толи недоучившийся студент-медикус, толи просто цирюльник, осмотрел Горна и лишь покачал головой. Рана была смертельной.

— Тут нужен пастор, — сказал он, сокрушенно разведя руками.

— Послушайте Пьер, — шепнул я ему когда пришел священник, — когда душа полковника окажется на небесах или в каком-нибудь другом месте я хочу получить пулю его убившую. У меня очень нехорошие предчувствия на ее счет.

— Вы, мой герцог, полагаете, что она серебряная? — Удивленно поднял брови полковой эскулап.

— В определенном смысле, мой друг, возможно, она даже золотая.

Тем же вечером медик принес мне просимое.

— Вы ошиблись, ваше высочество, эта пуля хотя и довольно странная, но все же свинцовая. — Заявил мне О' Коннор протягивая сверток с пулей.

— Не скажите, мэтр, не скажите, — отвечал ему я, разглядывая явственные нарезы. — Может статься, что этот кусочек свинца окажется ценнее равного по весу драгоценного камня.

— Что вы говорите? — разволновался медик. — Вы думаете, что этот свинец пригоден для алхимических опытов? Боже, как мне такое не приходило в голову, использовать для трансмутации пулю убившую человека!

Я в некотором обалдении смотрел на впавшего в транс медикуса и только покачал головой. Впрочем, это для жителей двадцать первого века алхимия лженаука, а в окружающем меня веке семнадцатом это вполне официальная и перспективная область человеческих знаний. Хотя, мне ли наблюдавшему как взрослые люди садятся по утрам перед телевизорами, чтобы получить зарядку от Чумака судить их? Идут века, одна лженаука сменяет другую и лишь глупость человеческая не знает ни времени, ни расстояний.

— Друг мой, а велики ли ваши познания в сей области? — спросил я О' Коннора.

— Скажу без ложной скромности, ваше высочество, я превзошёл все труды, когда либо написанные на эту тему. К сожалению, рецепты, изложенные в них, написаны иносказательно и мне до сих пор не удавалось приблизиться к разгадке. Но как знать, возможно теперь…

— Вы сведущи в ядах, мэтр? — перебил я поток красноречия.

— Мой герцог нуждается в яде? — воскликнул Пьер.

— Скорее мне нужен человек, разбирающийся в противоядиях. У меня мэтр много врагов и они на многое способны. До сих пор они пытались меня убить холодным или огнестрельным оружием, но кто знает, что им придет в голову завтра?

— Да я знаком с этой областью человеческих знаний, в определенном смысле именно знакомство с ней привело меня в эти богом забытые места.

— Отлично, мэтр, когда вернемся в Новгород, мы поговорим на эту тему. Если ваша квалификация устроит меня я приму вас на службу, как вам такое предложение?

— О, ваше королевское высочество, это было бы честью для меня. Но вы сказали, вернемся в Новгород?

— Именно так, поход окончен. Пока отпевали полковника, я успел побывать во всех частях нашего войска. У нас нет ни больших пушек, ни пороха для имеющихся. Припасы тают, а новых взять негде, ибо округа разорена. Вы не хуже меня знаете, что в лагере свирепствует дизентерия. Я бы увел вас в Эстляндию, там почти не осталось поляков и мы бы заняли ее без труда, но сейчас оттепель и лёд на озере не хорош. Я вовсе не желаю повторить участь тевтонских рыцарей и искупаться в этих гиблых водах.

Сказать, что Делагарди был удивлен нашим возвращением в Новгород, было ничего не сказать. Генерал был крайне раздосадован как отступлением, так и гибелью полковника Горна. По возвращении у нас состоялся крайне неприятный разговор с глаза на глаз.

— Ваше королевское высочество! — без обиняков начал он, — как старший воинский начальник в здешних землях я хочу знать, что произошло между вами и покойным полковником Горном. Мне доложили, что перед его гибелью вы крупно повздорили.

— Мой дорогой Якоб, — отвечал я как можно миролюбивее, — вас неверно проинформировали. Я действительно имел немало претензий к покойному кои ему и высказал. Но ссорой я бы это не назвал, ибо упреки мои были вполне справедливы, что бедняга Эверт признал перед кончиной.

— Вот как? — саркастически воскликнул генерал, — и в чем именно вы упрекнули Горна?

— В измене шведской короне! — спокойно и твердо ответил я.

Якоб от неожиданности поперхнулся и некоторое время не мог говорить. Наконец немного справившись со своим горлом, он прохрипел:

— Это очень серьезное обвинение, ваше высочество! Надеюсь, у вас есть основания для подобных обвинений?

— Да сколько угодно! Посудите сами, Якоб, у Горна был приказ идти на соединение со мной в Эстляндию. Причем приказ не кого-то, а короля! Вместо этого он не имея ни припасов, ни артиллерии ввязывается в такое проблематичное дело как осада Пскова и с блеском проваливает его, а следом и сливает всю кампанию в южной Эстляндии. Да-да! Именно сливает! К черту, к дьяволу, ко всем датским и норвежским троллям! И если это не измена, то, что такое измена? Подождите, это еще не все. Несмотря на все усилия славного полковника Горна, мне все же удается разгромить поляков в сражении. Помимо всего прочего мне достается архив перновского каштеляна, в котором помимо всего прочего неотправленное письмо гетману. В нём латынью по белому написано, что оный каштелян не может заплатить своим бравым жолнежам поскольку все деньги заплатил некоему шведскому другу чтобы тот не привел войска в Дерпт. А кто у нас не привел войска в Дерпт? Так что если хотите знать, то этот чертов русский стрелок, сэкономил шведской казне деньги на веревку!

— Где это документ? — Напряженно спросил Делагарди.

— Я полагаю в Стокгольме.

— Что?!!

— Что слышали, друг мой, я отправил его принцессе Катарине, так что замолчать этот скандал не удастся.