Влад Савин - Белая субмарина

А что шторм и туман, так нам же лучше. Хоть самолетов можно не бояться — не немецких, а союзных. Заметят, доложат, вышлют кого-то проверять. Хотя у них в Атлантике сейчас такое творится! Не ожидал, однако, от немцев такой прыти. Впрочем, союзники сами вырыли себе яму: все их меры, очень грамотные, были заточены на борьбу с субмаринами, а что авианосец может выйти, хорошо взаимодействуя с линкором, и с теми же лодками, к этому оказались совершенно не готовы. Что на практике показывает: по-настоящему эффективный флот есть гармоничное сочетание всех элементов кораблей, лодок и авиации, — а не гипертрофированное развитие чего-то одного.

Мы дошли. А сколько при этом сгорело нервов, лично моих и всего экипажа, о том одни лишь мы знаем. Для стороннего же человека поход наш кажется прогулкой, ну сбегали до экватора и обратно, без помех, и все! Как в песне Розенбаума, про корабль конвоя.

Нас встречали «Куйбышев» с «Урицким». И правильно, у нас с ними взаимодействие налажено, если немецкая лодка попадется, знают все, что делать, опыт есть. А то у нас уже торпеды на исходе. Бурый печален, ему же про каждый случай использования подробный отчет писать: как эта новая техника работает? Торпеды фактически ручной сборки, каждая из которых стоит как десять обычных. А результат — семь подлодок, считая итальянца, «Бирмингем», «Айова», авианосец, два испанца. Ну а все прочее, что в Атлантике утопло, это уже не к нам! Мы лишь первый камешек бросили, чтобы лавина пошла.

Хотя итальянца жалко. Личность совсем не героическая, а какую-то симпатию вызывает. Сказал мне, когда его после допрашивали, чтобы что-то уточнить: не лицемерьте, я знаю, что нас всех убьют, поскольку вы от нашего имени давали сообщения о потоплении британцев, значит, какая-то политическая игра, что вам, русским, понадобилось с союзниками так, ну а мы здесь лишние свидетели. И жить, конечно, хочется — но особенно жаль, что помереть придется в застенке от пули в затылок. Ты хоть знаешь, итальяшка, как подводники помирают? Тем более, что семья твоя не узнает — у вас ведь нет такого, как у немцев, без вести пропал — родных в концлагерь? Для них ты героем будешь, по-всякому. Ну а, может, и жив останешься, неисповедимы ведь пути Господни и ведомства Лаврентий Палыча, если даже Хрущев пока еще не расстрелян, а работает туркменбашой. Загонят тебя в лагерь лет на десять, но это ничего, и там люди живут, ну а после, может, смысла не будет тайну сохранять.

Лют же, несмотря на показательную готовность сотрудничать, вызывал у меня стойкое омерзение. Как гопник, согнувшийся перед паханом, но всегда готовый предать и в спину ударить, если выпадет случай. Хотя опять же, может, Лаврентий Палыч додумается использовать и такую фигуру во благо СССР. Все ж у этого несостоявшегося бриллиантового были в Кригсмарине и известность, и авторитет. Если его в кино снять, про подводную флотилию «Свободной Германии»? Хотя нет, тогда же наши атлантические подвиги вылезут на свет божий: мол, а как это Лют мог оказаться в СССР? Значит, на тот свет, без вариантов, ну вот этого жалеть не буду!

У Хаммерферста конвой вошел в шхеры. «Краснодон» под охраной подошедшего «Сокрушительного» и тральцов, ну а мы и пара «новиков», мористее, лодки высматриваем. А то долго нас тут не было, немцы могли и обнаглеть. Но никого не встретили. В Полярном сдали пленных, также на берег сошел и осназ, раненого тоже выгрузили в госпиталь, Князь уверял, что будет жить.

А нас всех, и меня лично, на берегу ждал сюрприз. В лице нашего «жандарма», комиссара ГБ Кириллова (интересно, что в этой истории погоны в армии ввели, но звания старого образца убрали не все. Так, воентехники стали инженер-лейтенантами, капитанами и прочее, но вот политруки и старшие майоры ГБ остались).

— Ну что ж вы, Михаил Петрович, — упрекнул меня «жандарм», — вместо того чтобы тихо, незаметно, такое устроили! Знаете, что американцы флот назад перебрасывают с Тихого океана? И куда теперь история свернет, одному Богу ведомо, да и то под вопросом.

— «Королева» не моя, — отвечаю, — да и во всем прочем немцы справились не хуже. И напомню, что мне задача ставилась — груз добыть, груз доставить, и чтобы никаких подозрений не пало на СССР. А все прочее не оговаривалось, если ради выполнения основной задачи.

— Знаю, — кивнул в ответ Кириллов, — теперь знаю. Просто тогда «Куин», затем «Айова». Сам вызывает Моего, ну а Мой меня к ответу, что это, товарищ Лазарев персональную войну Соединенным Штатам объявил? После лишь разобрались, что не врут союзники. Вы бы поверили, что «Шарнхорст» мог «Айову» потопить, да еще вместе со всем эскортом?

— Честно скажу, не поверил бы. Но ведь было?

— Было, и вот теперь задача: к добру это для нас или наоборот. Ладно, это уже не я и не вы будем думать и решать. А вам же пока, приказ комфлота передаст, но и я в курсе, идти снова в Молотовск вместе с конвоем «Краснодона», там транспорт разгружаться будет. После чего К-25 встанет в заводе на техосмотр, все ж далекий был поход. Кстати, от Анечки вам привет, заждалась она, вот только вам, Михаил Петрович, надлежит со мной вместе вылететь в Москву для подробного доклада. Да, а что это у вас за значки и эмблемы неуставные? И почему субмарина на них белая?

— А это, Александр Михайлович, наши умельцы в свободное время развлекались, делали. Белая — потому что мы как призрак в океане, нет нас. И надежда наша, что это когда-нибудь знаком нашего атомного подплава станет. А то Андрей Витальевич рассказал, что у подводного спецназа СФ уже вполне законный, утвержденный символ — белый оскалившийся песец, тот самый, который приходит незаметно. Чем атомные подводники хуже?

Вместо эпилога.

Франция, Брест, 20 мая 1943.

Несуразный на чертежах и схемах, в натуральном виде корабль производил совсем иное впечатление.

Серо-голубая окраска, характерная для французского флота, подчеркивала хищные обводы узкого носа, изящная надстройка не придавливала корпус к воде, а словно парила над ним, взлетая к небу, сильный наклон форштевня придавал силуэту стремительности. Вообще, на взгляд немецкого моряка, корабль был необычно высок и узок и похож скорее не на линейный корабль, а на эсминец-переросток. Он не подавлял гавань зримой массой брони и башенных орудий, но возвышался над остальными кораблями в гавани, словно эфемерный королевский замок над окружающими его невзрачными домишками. И выглядел он, вопреки предварительной информации, полученной от французских офицеров, вполне неплохо.

— Внешний вид хорош, — заметил Тиле. — Экипаж сумел сохранить корабль, или уже здесь успели привести в порядок?