Андрей Лазарчук - Транквилиум

Да как же я могу вас бросить, барышня? – смеётся Завитулько, настоящий, рядом – и Светлана вскакивает рывком… нет, ей кажется, она лишь поднимает голову…

- Я здесь, мама, - говорит Билли.

- Все… здесь… – говорит она бессильно и падает.

- Спасибо за помощь, Женя, - сказал Глеб, пожимая Турунтаеву руку.

- Да… какая это помощь. Так…

- Самая лучшая. Которая – в меру.

- Глеб, а ты не забыл тот наш разговор… о самонаблюдении? Продолжаешь?

- Изредка. Зимой, как договаривались, пришлю отчёт. Только… зачем это нужно?

- Для истории, - засмеялся Турунтаев.

- Разве что. Ладно, мы – поплыли. Всем привет. И – гони к чёрту газетчиков, хорошо?

- Я их и так гоню, - засмеялся Турунтаев. – Только они в окно – в прямом смысле…

Они обнялись, и Глеб шагнул на трап. Обернулся, поднял руку. Трап убрали. Тихо пыхтя, «Единорог» разворачивался. Тощая фигурка на мостике адмиральского катера ещё раз махнула шляпой – а потом катер быстро набрал ход, разогнал бурун и вскоре почти исчез в лёгкой дымке.

Глеб прошёл на корму. Олив стояла там, одна.

- Вот и ещё что-то кончилось, - сказала она, когда Глеб приблизился.

- Как Дэнни? – спросил он.

- Всё так же. Ты… всё ещё не можешь?..

Он покачал головой:

- И не смогу, наверное. Дело не во мне…

- Ты хотя бы попробуй, ладно? Я… я очень тебя прошу.

- Тогда не будем тянуть. Пойдём сейчас. Билли не там?

- Нет. Во-он он.

Глеб посмотрел. Билли сидел в корзине дальномерщика и вовсю крутил штурвальчики, поворачиваясь вправо и влево. Завитулько стоял рядом на фальшрее и что-то объяснял, показывая рукой то вдаль, то на ракетные башни.

- Идём, - повторил Глеб. – Если что – поможешь мне…

– На выбор, – сказал Глеб. – Можете числить себя пленником, можете – гостем и союзником. К вам лично я зла не питаю… а женщины – отходчивы…

Волкерт ничего не сказал. Он просто стоял, опираясь на леер, и смотрел, как проплывает мимо зеленый склон острова Виктори. Простым глазом видны были серые маковые зернышки пасущихся овец.

В небе когтились высокие легкие облака. Скоро ветер станет бодрее…

– В конце концов, вы даже не проиграли. И лучший в мире пловец утонет, оказавшись внезапно в центре моря. Трое, четверо суток можно продержаться на воде… Но кто упрекнет его, что он – не доплыл до берега?

– Я знаю, зачем вы меня взяли, – сказал Волкерт. – Чтобы я… разрядил мальчика. Но без Салли я не смогу…

– Ничего. Как-нибудь справимся. Олив поможет. В конце концов, я ведь могу просто не подходить к нему близко. А на расстоянии – держу защиту.

– На вашем месте я бы отправил его отдельным судном, – сказал Волкерт.

– Ну уж нет, – засмеялся Глеб. – Скажите, Волкерт, – спросил он через некоторое время, – а в бытность ариманитом вы относились к своей пастве как к людям – или как к говорящим куклам?

– По-разному, – сказал Волкерт, подумав. – Ведь кого мы подбирали? Шваль, отбросы. Сильные люди к нам не шли. А когда случаем попадали… Вашу Олив я глубоко зауважал, знаете ли.

– Понятно, – сказал Глеб.

Сайруса разбудило прикосновение. Он приподнялся, повернулся. Кто-то стоял над ним, жестом веля молчать. Человек был весь в черном, лишь лицо чуть выделялось. В руке человек держал фонарь с темно-синим стеклом, сквозь которое еле проглядывал овальный язычок керосинового огня.

Сайрус сел. Человек подал ему черную одежду, показал: надень. Это были легкие трикотажные штаны, свитер и шапочка-маска. На ноги вместо огромных тюремных сапог Сайрус натянул шерстяные носки с пришитой войлочной подошвой.

Только в коридоре он проснулся окончательно.

Итак, это побег. Сердце забилось. Кто подстроил? А, неважно…

Место караульного пусто, ключи на столе…

Тот, кто пришел за ним, хорошо знал дорогу. Они куда-то шли непонятными боковыми проходами, спускались по узким отвесным трапам. Потом беззвучно отворилась ржавая крышка квадратного лючка, и в лицо пахнуло морем. Волны прокатывались рядом. Сразу стало невозможно дышать. Проводник помог Сайрусу пролезть в лючок, скользнул следом сам. Он был маленький и ловкий.

Они оказались на галерее, опоясывающей корму. Здесь спутник опустил темное стекло фонаря и выкрутил фитиль. Стало необыкновенно светло. Потом он вновь поднял стекло и показал – вон туда. Под галереей поднималась и опускалась похожая на домашний шлепанец лодка. К ней свешивался конец.

– Вы первый, – прошептал спутник.

Сайрус скользнул вниз и понял, что обжег ладони. Какие пустяки…

Спутник оказался рядом через полминуты. Они начали тихо грести короткими веслами без уключин. Потом, когда потянуло из-за кормы ветром, спутник поднял с днища и раскрыл сложенную пополам мачту, распустил парус…

– Кто вы? – спросил Сайрус немного погодя.

– Личный агент царя Глеба, – был ответ. – Однажды мы с вами встречались, но это было очень давно…

– Напомните.

– Вы меня нанимали, чтобы я нашел вашу супругу…

– Боже правый! Сколько же лет…

– Несчетное количество. Как она поживает?

– Не знаю, я же был в тюрьме… А вы не?..

– К сожалению, нет. Меня просто послали за вами, и все.

– А куда мы направляемся?

– В Павловск. Теперь это столица того, что осталось от царства.

– Извините, если покажусь любопытным… но как вы попали на службу царю?

Купер – вот и вспомнилось имя! – засмеялся шепотом.

– Когда выйду на пенсию, напишу об этом роман…

В рассветных сумерках их подобрал паровой корвет.

– Государь, – капитан Вирениус говорил тихо, будто опасаясь, как бы кто не подслушал. – Такой штиль крайне редок в этих широтах и обычно служит предвестником шторма. Быть может, даже урагана.

– Я знаю, Павел Сергеевич, – кивнул Глеб. – Но что же делать? Будем уповать на Всевышнего…

– Простите, государь, но я должен сказать… И я сам, и мои офицеры считают, что во всем вина этого длинного ведьмака…

– Волкерта?

– Да не Волкерт он! Имя ему Вадган, по ночам бродит, глаза горят… Велите утопить, государь, ведь пропадем, все пропадем, и дитя пропадет…

– Господи, Павел Сергеевич, вы же умный человек! Какой Вадган, что вы. Детские страшилки повторяете…

Глеб вдруг понял, что голос его звучит неуверенно. И Олив только рада будет, подумалось вдруг. Что он тогда делал такое – она до сих пор дрожит, вспоминая?..

– Не страшилки это, государь! Жив Вадган, живы и слуги его. Любую личину принять могут… Христом-богом молю, велите утопить, а? Что он вам доброе сделал? А так – толк будет, будет… Ведь не устоим против большого шторма. Вспомните «Воланда».

«Воланд», первый боевой катамаран, построенный еще на Хармони, разломало волнами на мелкие части в виду порта, на глазах у сотен встречающих. За скорость приходилось платить надежностью. И, хотя «Единорог» уже бывал в штормах и показал себя неплохо, риск оставался немалый – куда больший, чем при штормовании на обычном однокорпусном судне.