Олег Таругин - Комбриг из будущего. Остановить Панцерваффе!

– Короткая! – На этот раз с сапогом он был куда аккуратнее.

Танк замер, и приникший к прицелу комбриг навел пушку на замеченную цель, пулеметную точку, обложенную шпалами и даже с грунтовой засыпкой поверх настила из обрезков рельс, практически полноценный ДЗОТ. Выстрел. Попал – взрыв раскидал обломки искромсанного дерева, куски досок перекрытия и какие-то ошметки. Судя по вспыхивавшим над самой землей огонькам выстрелов, в обе стороны от огневой точки шли линии окопов, замеченные командирами сразу нескольких танков. Две сотни метров боевые машины преодолели за считаные секунды, лупя из курсовых и спаренных пулеметов длинными очередями. Еще на инструктаже Кобрин предупредил, что патроны, если встретились с пехотой противника, можно особо не экономить, поскольку прицельно стрелять из движущегося на высокой скорости танка практически невозможно, а так есть шанс создать достаточную плотность огня. Откуда-то с фланга звонко гавкнула «Pak. 35/36», снаряд высек сноп искр из борта ближайшей «тридцатьчетверки», не причинив ей ни малейшего вреда. Механик-водитель лишь немного подвернул, с ходу подмяв установленную в неглубоком капонире пушчонку – даже скорость сбавлять не пришлось.

Остальные танки прошлись вдоль окопов, долбя из «ДТ» и заваливая наспех отрытые и оттого неглубокие траншеи гусеницами. Последнего немцы уже не выдержали, в панике бросая оружие и разбегаясь, чем только приблизили свой бесславный конец. Поскольку спрятаться от танка еще можно, а вот убежать – нет. Что и доказали стрелки курсовых пулеметов и механики-водители «тридцатьчетверок» и «КВ». Экипаж комбрига в стороне тоже не остался: заметивший, как трое гитлеровцев юркнули через пролом в стене в какой-то полуразрушенный склад, да еще и пулемет с собой уволокли, Цыганков резко бросил танк в сторону и с ходу протаранил ближайшую стену. По броне затарахтели кирпичи, триплекс заволокло пылью, на башню посыпались обгорелые стропила и какой-то мусор. Истошно заорал кто-то из попавших под гусеницу фашистов, свирепо зарычал дизель, и машина, пройдя строение насквозь и окончательно его развалив, в облаке битого кирпича вырвалась наружу.

Дольше задерживаться не стали, продолжив атаку: с немногими уцелевшими разберется пехота. Их задача – выбить фрицевскую бронетехнику и поскорее выйти к шоссе, где и закрепиться, дожидаясь соединения с танками «соседа». А брони, особенно той, что представляет хоть какую-то опасность средним и тяжелым танкам, у противника просто не может быть много. Насколько знал Кобрин – точнее, его реципиент Сенин, – «троек» и «четверок» в противостоящей им моторизованной дивизии от силы рота, самоходок – и того меньше, причем три из них уже вышли в минус. Основная масса – легкие танки, как немецкие, так и трофейные (а на самом деле вполне себе активно производимые) чешские. Да и не могли они согнать сюда всю свою броню, это уж и вовсе глупости. Просто места бы не хватило.

В этот момент с противоположной стороны станции загрохотали выстрелы и взрывы: батальон легких танков, обойдя ее с флангов, ударил по противнику с тыла. Танкистам приходилось нелегко, для «БТ» и «Т-26» практически любое попадание грозило смертью, но и уцелеть после выстрела сорокапятимиллиметровой пушки не мог ни один легкий панцер противника. Да и не только легкий, разумеется, – главное, знать, куда стрелять, да подобраться на подходящую дистанцию. Подобное для гитлеровцев, ожидавших исключительно фронтальной атаки, оказалось крайне неприятным сюрпризом.

Первый немецкий танк, утыканную заклепками «Прагу», спалили сразу: ошарашенный неожиданным появлением русских экипаж даже не успел развернуть башню, когда в борт воткнулся бронебойный, превратив машину в огненный факел. Почти сразу же полыхнула прячущаяся за углом приземистого пакгауза «двойка», получившая гостинец в корму. Спешившийся после первых выстрелов десант рванул следом за танками, укрываясь за броней от огня понемногу приходящих в себя гитлеровцев. Которые, к сожалению, приходили в себя куда скорее, чем хотелось бы: пехотинцев почти сразу же отсекли от танков плотным ружейно-пулеметным огнем. Тот самый пакгауз, каждое узкое оконце которого представляло собой самую настоящую амбразуру, буквально взорвался огнем.

Заметивший неладное экипаж одного из «Т-26» попытался помочь, но сорокапятимиллиметровые осколочно-фугасные снаряды не могли не то что пробить толстенные, чуть ли не в метр шириной, кирпичные стены сложенного еще до революции здания, но даже всерьез их повредить. Подавить один из пулеметов удалось только с третьего выстрела. Воспрянувшие духом красноармейцы изготовились к броску, но «двадцать шестой» неожиданно содрогнулся от удара и взорвался, разбросав в стороны искореженные бронелисты развороченного детонацией боеприпасов корпуса. Подминая узкими гусеницами покореженные огнем листы кровельного железа, которыми он был замаскирован, из укрытия выполз «Pz-38 (t)». Протянув товарищу винтовку, к танку метнулся боец в потемневшей от пота гимнастерке, занес руку с увесистым цилиндром «РПГ-40» и бросил на выдохе, плюхаясь на землю и прикрывая руками голову. Позади башни коротко сверкнуло, и танк вспыхнул: восьмимиллиметровая броня крыши корпуса и пятнадцатимиллиметровая – кормы башни не могли противостоять взрыву более чем килограммовой гранаты. Полезших из распахнувшихся люков панцерманов в облитых горящим бензином комбинезонах добили несколькими выстрелами пехотинцы.

Комвзвода мамлей Патрушев, прекрасно понимающий, что в сложившейся ситуации самое глупое и даже преступное – оставаться на месте (и без того отстали от танков, которые по понятным причинам просто не могли ждать), отдал приказ к атаке. По окнам ударили оба дегтяревских ручника и винтовки красноармейцев, заставив гитлеровцев прекратить огонь и на несколько секунд укрыться за стенами. Этих мгновений хватило, чтобы рывком подобравшиеся к самому зданию бойцы забросили внутрь несколько оборонительных гранат. Внутри пакгауза гулко бухнули взрывы, из окон выметнулись бурые дымно-пыльные султаны, захлебнулся криком кто-то из гитлеровцев. Подорвав металлические ворота противотанковой гранатой, пехотинцы, подбадривая себя многоголосым «ура» и матом, ворвались внутрь. Полутемное помещение наполнилось криками атакующих и умирающих, выстрелами, лязгом сталкивающейся стали, звуками ударов и всем тем, что испокон века сопровождает русскую рукопашную. В ноздри шибал запах сгоревшей взрывчатки, пороха, поднятой подошвами застарелой пыли и свежей крови. Времени перезаряжать винтовки не было ни у тех, ни у других, и бойцы били штыками, прикладами, пехотными лопатками и просто валявшимися под ногами кирпичами, после бомбежек и артобстрела во множестве усеивавшими захламленный пол. Все заняло не более пяти минут. Взвод Патрушева при штурме потерял семерых; немцев перебили всех, затрофеив аж целых три пулемета с боеприпасами. Один, правда, пришлось бросить – осколками побило ствольную коробку и расщепило приклад.