Василий Сахаров - Тропы Трояна

— Со своей стороны я постараюсь сделать все, что только возможно.

— Хорошо. — Мануил проследил за ответным ходом патриарха и вздохнул: — Знаешь, Николай, чем больше я размышляю над тем, что произошло на севере, тем больше радуюсь разгрому католиков.

— Почему? — патриарх, который знал Мануила давно, с самой ранней его юности, когда он был всего лишь четвертым наследником императора Иоанна, не удивился его словам, но вопрос все же задал.

— Думаю, что если бы крестоносцы двинулись в Святую землю через наши владения, то нам пришлось бы встать на их сторону, и это вызвало бы объединение мусульман. Наверняка, на востоке провозгласили бы «священную войну» против неверных и полчища последователей пророка, забыв обо всех своих разногласиях, накинулись бы на христиан. Ну, а так, все неплохо. Краса Ислама и покоритель Эдессы атабек Имад ад-дин Зенги убит собственным слугой, коему он пригрозил смертной казнью, а его потомки делят наследство, и натиск на Иерусалимское королевство и Антиохию ослаб. Наши союзники Данишмендиды, что Ягы-басан, что Айе ал-Дин, по-прежнему ищут нашей дружбы и точат клинки на султана сельджуков Масуда. И все это в то время, когда брат султана Арап находится в Константинополе и собирает для похода в Иконию наемные войска. В Киликии мелкие эмиры грызутся за крохотные клочки земли. Крестоносцы боятся Зенгидов и не наступают на нас, хотя не так давно князь Раймундо Антиохийский отобрал у меня несколько пограничных замков, и пришлось высылать против него серьезный флот. А король Сицилии Рожер Второй, который собирался атаковать наши владения в Далмации, Иллирии и Южной Греции, по слову папы римского, послал своих воинов в Святую землю и Испанию. Вот и получается, что падение Крестового похода для нашей империи благо.

— Да, — согласился с Мануилом патриарх. — Однако проблем все равно хватает.

— Само собой, — император усмехнулся. — Идеал недостижим. Вот если бы нам удалось договориться с папой об унии двух церквей, Восточной и Западной, тогда да, можно было бы сказать, что Бог присматривает за нами и помогает своим верным последователям.

— Не богохульствуй, — Николай нахмурился.

— Ладно, — император еле заметно усмехнулся. — Но хотелось бы знать твое мнение о возможности договориться с Римом.

— Папы никогда не пойдут на такой шаг.

— Почему?

— Ты требуешь слишком большой светской власти, словно древний римский император, и над Востоком, и над Западом, а католикам это ненужно, ибо сильная власть опасна для церкви. Кхе-кхе! — Музалон закашлялся. — Я тому пример. Ты захотел и сделал меня патриархом, а пожелаешь, сможешь изъять у церкви все ее богатства. Так уже случалось при прежних императорах, хотя бы Никифора Фоку вспомнить. Да и твои законы об ограничении количества земель, какими может владеть церковь, свидетельствуют против тебя. А захотят ли кардиналы, аббаты и сам папа римский, находиться в подчинении светской власти? Конечно же, нет.

— А если я умерю свои аппетиты и дам церкви послабления?

— Вряд ли это поможет. Ведь католики тоже не простаки и желают заполучить жирный кусок. Они требуют власти над всеми христианами, а это уже не подходит нам, ибо слишком велики различия между двумя ветвями христианства и мы, ортодоксы, не желаем, чтобы нами руководили из Рима. Впрочем, зачем я тебе это говорю? Ты и без меня все прекрасно знаешь и понимаешь.

— Все так. Однако я не теряю надежду, что когда-нибудь мы вновь объединимся. — Мануил помолчал, тяжко вздохнул и спросил Николая: — А что у нас с Русью? Я слышал, у нашей церкви возникло некоторое недопонимание с новым великим князем. Это верно?

— Да, государь. Власть в Киеве захватил переяславский владетель Изяслав Мстиславич, и он, воспользовавшись тем, что после низложения Козьмы Аттика в Константинополе девять месяцев не было патриарха, протолкнул на пост митрополита своего человека.

— Надо же, — по губам императора пробежала улыбка, — он поступил, так же как и я, молодец. Жаль только, что он не на нашей стороне.

— Это прискорбно. Однако наше присутствие на Руси все же весьма ощутимо влияет на политику русских и церковь, рано или поздно, но вернет все на круги своя.

— Ты уверен в этом?

— Более чем.

— Помощь понадобится?

— Да. Как всегда, не хватает людей.

— Ты их получишь, и разберись с этим поскорее, ибо Русь для нас очень важна.

Патриарх все понимал, и беспокойство императора разделял. Утратить влияние на богатые и многолюдные русские княжества, которые обеспечивали империю дешевыми товарами и мехами, наемными воинами и паломниками, а помимо того, часто прикрывали ромеев от набегов дикарей-половцев, было бы сильным ударом. Допустить этого было нельзя, но и действовать наобум тоже не следовало, особенно, после того как венеды, коим помогали новгородцы, смогли остановить западных крестоносцев.

Тем временем император передвинул очередную фигурку, всадника на коне, и произнес:

— Тебе шах, Николай.

Музалон посмотрел на доску и понял, что партия проиграна. Его король оказался в ловушке, и он произнес:

— Признаю свой проигрыш.

— Вот то-то же, — довольный собой Мануил встал из-за стола и сказал: — Увидимся через пять дней, и будь готов предоставить доклад о том, что сделано по венгерским и русским делам.

— Обязательно, мой государь.

Николай Четвертый поднялся вслед за императором. Мануил Комнин поцеловал ему руку, а патриарх перекрестил его и они расстались. После чего, уже покидая дворец, Музалон стал прикидывать, что он должен сделать в первую очередь, дабы воля императора, который имел все задатки, чтобы стать Великим, была выполнена.

Ночью мне приснился сон, мутный какой-то и нездоровый. Вроде бы я попал в трясину, которая засасывает меня. Мои руки цепляются за ветки чахлого мокрого кустарника и соскальзывают, опоры нет, вокруг темно и я хочу позвать кого-нибудь на помощь. Но густая болотная жижа попадаем в рот, и забивает гортань. После чего тьма сгущается, и я, напоследок различив озаренное призрачным светом лицо старого Векомира, который склонился надо мной, с головой погружаюсь в бездну…

На этом моменте я проснулся и по глазам ударил яркий солнечный свет. В моем доме стояла тишина, и чистый воздух был напоен ароматами сушеных трав, которые Нерейд регулярно подвешивала по углам жилых помещений. Неприятный бредовый сон, который неизвестно чем или кем был навеян, отступил. В душу вновь вернулось спокойствие и, посетовав, что проспал рассвет, я сел на кровать и задумался.