Ванька 5 (СИ) - Сергей Анатольевич Куковякин

Между зубов одного из костных каркасов человеческой головы кто-то папироску вставил. Кстати, дешевенькую. Шутник, мля…

Тут дверь аудитории распахнулась и число присутствующих в ней увеличилось ещё на одного человека в военной форме.

— Приступим, — громко произнёс он хорошо поставленным голосом.

Профессор подошёл к столам с костными препаратами. Вдруг замер, повернулся к нам. Лицо его не сулило ничего хорошего.

— Кто? — прозвучало в почти гробовой тишине.

Курсанты начали переглядываться. Вопрос был не совсем понятен.

— Кто папиросу в cranium вставил?

Ответа на свой вопрос профессор не получил.

— Кто? — уже в третий раз задал вопрос Владимир Николаевич.

Виновник продолжал не сознаваться.

— Достать портсигары! — уже со злинкой в голосе произнёс профессор.

Курсанты полезли в карманы. На свет были извлечены различные вместилища для папирос.

— Я не курю… — робко прозвучало со стороны одного из первокурсников.

— Это прекрасно. Кто ещё не курит?

Трое из присутствующих подняли руки.

— Открыть портсигары, — последовала очередная команда.

Курсанты почти одновременно нажали на кнопки своих предметов личного пользования. У многих они были серебряные, с чернением или украшенные перегородчатой эмалью. Такого, как у меня, ни у кого не было. Мой сосед справа не удержался и цокнул языком.

Профессор по очереди начал подходить к каждому из владельцев портсигаров. В руке у него была папироса, извлеченная из челюстей человеческого черепа.

Мой портсигар вызвал у профессора интерес.

— Позвольте.

Я вложил подарок императора в протянутую профессорскую руку.

— Однако…

Владимир Николаевич внимательно посмотрел на меня.

— Подарок, — пояснил я.

— Ну-ну… — перевел куда-то на потолок свои глаза профессор.

Затем он тяжело вздохнул и вернул мне портсигар.

— Это я… — вдруг донеслось откуда-то слева.

Профессор туда ещё не добрался.

— Поздно, батенька, поздно… — голосом, лишенным эмоций, произнёс преподаватель. — Раньше сознаваться надо было. Фамилия?

— Извините… — снова голос слева.

— Фамилия? — уже громче повторил Тонков.

Провинившийся назвался.

— На отчисление, — вынес приговор профессор. — В полдень явиться в учебную канцелярию. Докладная записка на Вас там уже будет…

За несостоявшимся военным врачом закрылась дверь. Второго шанса поступить в Военно-Медицинскую академию у него уже не будет.

— Минус один… — прошептал кто-то из курсантов.

— Mortui vivos dociunt, — начал занятие профессор.

Глава 3 Ловля собак

Я зевнул так, что чуть себе нижнюю челюсть не вывихнул. Мандибулу, это — если по-нашему, медицинскому.

Спать-то как хочется…

Сил моих просто больше нет…

Глаза закрываются, хоть серные спички в них вставляй.

Ну, на первом курсе высшего медицинского учебного заведения так и бывает. Объёмы информации, которые необходимо усвоить — огромны, вот организм и защищается. Он у нас — умный. По крайней мере, у меня.

Эх, если бы только одна учёба…

Первокурсников ещё тут и всяко-разно припахивают. Нет, на картошку, как дома, здесь в колхоз не посылают. Капусту в пригородном совхозе убирать тоже не возят. Нет тут ни колхозов, ни совхозов, зато — картошки и капусты девать некуда и она сущие копейки стоит. Лук и морковь — дешевле дешевого, а вот помидоры — дороги. Что говядина лопатка, что помидоры — по одной цене…

Вот… Еда ещё на ум пришла…

Кроме борьбы со сном, началась у меня ещё и борьба с голодом.

Не только спать мне сейчас всё время хочется, но что-то ещё и не наедаюсь я на академических казенных харчах. Это, видно после житья в княжеском доме. Теперь-то я в казарме обитаю.

Так вот, припахивают первый курс. Сегодня после занятий мы идём собак ловить. Это — для старших курсов. Они на них оперировать учатся. Хотя, операции на собаках и человеке имеют множество своих особенностей. Обусловлено это различиями к кровоснабжении и так далее.

Бродячих собак в Санкт-Петербурге достаточно. Ловить не переловить.

Однако, мне это делать не очень приятно. Не долго живут собачки после курсантских операций…

Собака, как говорится, это — друг человека. Хотя…

Дома ещё, на первом курсе у нас физика была. Учебник по ней толстущий, словно не на врачей, а на этих самых физиков нас и учили. На занятиях мы скучали, вот наш преподаватель, как мог, так нас и веселил. Даже про собак рассказывал. Вот сегодня этот рассказ мне и припомнился. Честно говоря, рассказ про собак и к физике отношение имел. К Исааку Ньютону. Была у него, значит, болонка. Глупая преглупая в отличие от своего хозяина. Однажды пёсик прыгнул на стол Ньютона, когда того не было дома. Самого-то его дома не было, а вот на столе ворох рукописей гения находился и горящая свеча. Понятное дело, болонка свечу уронила и начался пожар. Рукописи Исаака и сгорели все подчистую. Ньютон волосы на себе рвал, но делу это мало помогло. Пришлось ему по памяти всё и восстанавливать. Со слов преподавателя — далеко не всё восстановить получилось. Хотя, ушел на это у ученого почти целый год. Вот вам и собачка-болоночка… Такой, друг человека…

Нам болоночек ловить было не велено. Требовались особи покрупнее.

Методика ловли была отработана в императорской академии годами. При кафедре, которой требовались собаки, содержалось несколько сук. Сейчас они затечковали, значит — сезон ловли собак для оперативной деятельности открыт.

Лаборант кафедры Петрович сначала тряпочкой по нужному месту у суки проводил, а потом ею же по нашим форменным коротеньким сапожкам. Поганил курсантскую форменную обувь самым настоящим образом.

В таких измазанных обувках мы на отлов животных и отправлялись. По словам Петровича, нам ничего особого и делать не предстоит — кобели сами к нам со всей округи сбегутся. Как их нужное количество наберётся, останется только в сторону кафедры двинуться, а собаки за нами сами своими лапами перебирать будут. Тут уж и начнётся у Петровича работа. Длинная палка с петлёй у него загодя уже приготовлена.

На словах всё было гладко. Получилось же — как обычно.

На Боткинской я немного от своих товарищей отстал. Покурить остановился. Не люблю я курить на ходу.

Тут, откуда ни возьмись, дама с собачкой. Сама дама — худенькая, востроносенькая. Одета богато. Собака у неё — толстущая, здоровая. Ситуация, надо сказать, совершенно не типичная. За всё время жизни в Санкт-Петербурге я с большими собаками дам ни разу не видел. Всё они каких-то мелких шмакодявок на поводках выгуливают. Тут же — вот такая телушка-полушка…

Псина шла, шла и как обухом топора её по голове огрели. Встала как вкопанная. Башкой завертела. Дамочка же идти продолжает, в облаках где-то витает. Длительность её задумчивости определила длина поводка…

Всё бы ладно, но тут псина ко мне рванула…

Инстинкт продолжения рода у кобелины сработал.

Я в сторонку отгребать начал, а псина за мной. Востроносенькая в своих длинных юбках запуталась и на брусчатку плюхнулась. Заорала, как будто режут её студенты-практиканты без наркоза на мелкие кусочки.

Мне бы, так по здешним правилам приличий полагается, ей помочь встать надо, а я…

Ну, решил скрыться с места преступления. Псина за мной, а на её поводке и дамочка вслед собаке волочится.

Мля…

Что, делать-то?

Народ на такое событие оборачиваться начал.

— Опять курсанты собак приманивают! — заорал кто-то из осведомленных.

Публика заволновалась, в мой адрес даже пара не совсем ласковых слов была сказана.

Я наддал. Очень уж мне в участок не хотелось…

Глава 4 Что можно, а что нельзя

Завтра — почти самый настоящий выходной.

Нас, курсантов первого года обучения, поведут на осмотр краниологической коллекции академии. Нигде больше такой нет. По всему миру её собирали. Причем, не одно десятилетие.

Поэтому, вечер нынешний у меня выдался свободный. Ничего к завтрашнему дню учить не надо. Не нас будут на занятиях спрашивать, а самим нам только рассказывать.

Лафа… Редко подобное счастье приваливает.

Кстати, об этой коллекции я ещё дома слышал. Так уж получилось.

Вернее, не о всей коллекции черепов, а о пополнении, что уже после революции случилось.

Дед тогда ко мне в гости приехал. Решил внука-студента навестить. Ну, и конечно — своего фронтового друга. Дело как раз перед 9 Мая было.

Вот мы с ним к Соломону Соломоновичу и отправились. Тот заранее был предупрежден, стол накрыл, парадный мундир из шкафа на белый свет извлёк.

— Проходи, Василий Иванович, проходи! Ты, Иван, тоже в дверях не стой…

Сразу